Глава 6
Январь. Дом

Дом встретил ее забившейся раковиной, до краев наполненной коричневой от кофейной гущи водой. На поверхности плавали макаронины – похоже, они изображали корабли на дрейфе. Приятного мало, особенно если учесть, что еще утром все блистало чистотой и вымытой посудой.

Стоя в дверях кухни, Вера Никитична вздохнула. Давно нужно было вызвать сантехника и пробить засор! Но сейчас тянуть уже некуда, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Она закатала рукава кофты и сняла кепку, вздрогнув от упавших на шею все еще мокрых волос. Не зря все-таки с утра пораньше сходила в бассейн: даже несмотря на барахтанье в «лягушатнике» и неприятный разговор в раздевалке, в теле осталась бодрость. Живот в этот момент, правда, буркнул что-то нечленораздельное. С едой он соприкасался часов шесть назад, но Пизанская башня из блюдец, тарелок, кастрюль и даже ее любимая пузатая чашка с отбитой ручкой ехидно умничали: «Входящие, оставьте упованья».

Вера снова вздохнула и заглянула под раковину. Ну конечно! Опять нет на месте.

– Дети, кто-нибудь видел вантуз?

– Видимо, он там же, где мой ключ от сарая, – раздался голос Григория Фёдоровича. Он появился в дверном проеме с двумя полными пакетами в руках.

Ключ муж потерял неделю назад. Это было удивительно – в плане хранения он был педант. Коробочки, шурупчики и вышедшая из строя бытовая техника обитали в доме наравне с живыми душами. Ведь все же можно починить, а если нельзя, то надо разобрать и детали использовать для ремонта! Их спальня и вовсе напоминала склад временно-неиспользуемого-всего-самого-необходимого. Поначалу это страшно раздражало Веру Никитичну – на самом деле, не особо приятно спать по соседству с крылом от мотоцикла. Потом стало очевидно, что это можно только принять. Кровать поставили посередине комнаты: слева расположилось царство Григория Фёдоровича, справа – Верин стол с книгами и компьютером, любимое кресло и лампа в старом абажуре. Время от времени муж предпринимал попытки нарушения границ и осуществлял захватнические действия ее территории, складируя на столе свои коробочки с отвертками и молотки разного размера или задвигая под кресло ящик с дрелью, но наталкивался на жесткую оборону, и царство покорно водворялось в свои границы.

Но ключ куда-то запропастился всерьез. Его искали дети, Вера, сам Григорий Фёдорович и, возможно, даже кошки. Смотрели под лестницей, на книжном шкафу, на кухонных полках, в кастрюлях, сковородках и в чайном сервизе. Были вывернуты наизнанку все карманы у толстовок с черепами, единорогами и Эйфелевой башней. Найдено огромное количество забытых интересностей. Лиля в собственной рыжей куртке обнаружила щипчики для бровей, исчезнувшие месяц назад. Полина открыла способность находить дырки в карманах (обрадовавшись этому таланту, Григорий Фёдорович тут же вручил ей шкатулку с нитками и пару иголок). Особенно старалась младшенькая – ей нравилось быть в процессе. Старшие же, для видимости побродив по дому и обнаружив под кроватью незнакомого котенка, под предлогом уроков тихонечко перетекли в свои комнаты.

Видимо, то же теперь будет и с вантузом.

Глава 7
Январь. Консультация

Надежда Николаевна с порога стала перечислять собственные успехи: сходила к гинекологу у которого не была полтора года, записалась на массаж стоп.

– Говорят, это неземное блаженство! Хочу испытать. И еще, представляете, Вера Никитична, записалась на биорезонансную диагностику. Пора заняться своим здоровьем. Вышла наконец в люди!

Выслушав это бравурное вступление и согласно покивав по поводу того, что забота о здоровье – важный шаг к нормализации жизни, Вера Никитична спросила, удалось ли ей прочитать рассказ Урсулы Ле Гуин.

Голос Надежды из ликующего и радостного тут же стал глухим – как будто большой воздушный шарик стали запихивать в узкую трубу. Шарик сопротивлялся. Внутри него менялось давление, он деформировался и, казалось, из последних сил держится, чтобы не лопнуть с громким, резким хлопком.

– Знаете, Вера Никитична, он у меня вызвал двойственное впечатление. С одной стороны, ситуация похожа на то, что происходит с Катей и с нами, – голос еще более замедлился, слова выталкивались с трудом, – и я в позиции жителей города. Но я не знаю, что с этим делать. Да, это неправильно, умом я понимаю, но ничего не могу сделать. Ни-че-го.

Вера почти физически почувствовала, как открылась невидимая дверь и в кабинет опять вошли ватность, тягучесть и безысходность. Воздух сгустился до состояния резины, которую невозможно вдохнуть.

– Надежда Николаевна, мы не берем сейчас то, что правильно или неправильно. Мы работаем с тем, что вы увидели в этом рассказе и как это откликнулось у вас.

Воздух со свистом вошел в легкие. Морок немного рассеялся.

Надежда опустила глаза.

– Я поняла, что есть город, наполненный множеством счастливых людей. Но по какой-то причине их счастье зависит от страданий маленького слабоумного ребенка, заточенного в подвале башни. Он просто сидит там и сходит с ума дальше, пока они все живут обычной жизнью, прекрасно зная о нём.

Вера слушала, неторопливо кивая. Рассказ Надежда явно прочитала.

– Хорошо. Но что в этом рассказе задело вас больше всего?

– Что были те, кто жил в городе и соглашался со страданиями ребенка. Попадались и такие, кто уходил из города, не в силах жить рядом с этим. Но никто не остался и не освободил ребенка, не поднял бунт.

«Бунт в защиту ребенка», – черкнула Вера Никитична в своем блокноте. Интересно.

– А как бы вы это сделали, если бы оказались в городе?

– Нет, я не революционер, я не знаю, как это делать. Но те, которые уходят, – они убегают от решения.

– Согласна, – снова кивнула Вера. – А от чего убегаете вы?

Надежда вдруг резко подняла на нее глаза. Несколько секунд помолчала, а потом тихо сказала:

– От близости.

Вот как.

– Почему?

– Боюсь привязываться к людям.

– Почему?

– Они могут уйти. Оказаться не такими, как я их видела. И потом будет больно.

– Что вы делаете, чтобы не привязываться?

– Ухожу, если есть возможность. Если нет – сама себе доказываю, что они плохие. Злюсь, ругаюсь…

«Сама себе доказываю, что люди плохие», – записала Вера в блокноте.

– А есть те, к кому вы привязаны и не боитесь этого?

– Да, конечно. Муж, дети… но я знаю, что они не уйдут, не бросят, не предадут меня.

Вера задумчиво посмотрела на Надежду Николаевну. Кажется, она действительно сдвинулась с мертвой точки. Важно не упустить момент.

– Знаете, я участвую в психотерапевтической группе, которую ведет пожилая женщина-психотерапевт. Ей уже под восемьдесят. И однажды она сказала: «Я не боюсь привязываться к участникам, не боюсь впускать их в свое сердце, ибо только так и происходит настоящая работа – в близости в совместном разделенном сердце. И я могу спокойно отпускать вас потом в свою жизнь. У меня уже взрослые дети, они живут своими семьями, приходят ко мне на праздники. Но я постоянно чувствую внутреннюю связь с ними. Сердце расширяется, когда принимаешь, что в нем есть кто-то еще. И да, бывает больно отпускать. Но любовь включает в себя и боль. Тогда это полное чувство». Мне очень запомнились эти слова.

Надежда снова опустила глаза и пальцами начала теребить край коричневого свитера крупной вязки.

– Я не знаю, что мне делать с Катей. Один раз она проснулась и заплакала, сказала, что хочет в туалет. Я так обрадовалась тогда – хоть какая-то отдача появилась, – и с моей стороны контакт сразу возник! Взяла ее на руки, отнесла в ванную… И внутри было тепло оттого, что я ей нужна. Но это было один раз и быстро закончилось. В туалете она вылила в раковину новый шампунь и измазала им себя вместе с одеждой. Всю эту близость тут же как ветром сдуло…

– А сколько раз должны повториться такие теплые моменты, чтобы вы перестали чувствовать состояние отчужденности?

– Не знаю, – покачала головой Надежда Николаевна. – Надо подумать.

– Хорошо, – мягко согласилась Вера. – Тогда подумайте, какие ритуалы вы бы могли с ней делать, – но только с ней, без других домочадцев. Не обязательно что-то большое и глобальное. Достаточно трех-пяти минут, но постоянно. Может, к примеру, вы будете вместе кормить птиц крошками или вдвоем с нею убирать со стола? Всё что угодно.

– Мне надо подумать, – повторила Надежда.

Наступила короткая пауза. Вера, почувствовав, что она неслучайна, молча наблюдала за Надеждой Николаевной. Та по-прежнему сидела, опустив взгляд вниз, и внимательно рассматривала стакан с водой на столике у кресла. Потом шепотом, в котором слышалась хрипотца приближающихся слез, произнесла:

– К ней я тоже боюсь привязаться.

– Почему?

– Не хочу рвать сердце. Она не моя, понимаете? Незнакомая, далекая, дикая. Раскроюсь перед ней – а она будет меня отталкивать. Да, сейчас она для меня невыносимая проблема, но, понимаете, как-то снаружи. А если впущу внутрь, то может стать больно.

Снова тишина. Вера поймала себя на том, что, подбирая слова, почему-то рисует в блокноте цветочек.

– Знаете, Надежда Николаевна – сказала она, слегка откашлявшись, – на одном из занятий группы, о которой я уже упоминала сегодня, шла глубокая, серьезная работа с одним участником. Мы сидели затаив дыхание, чтобы не помешать тому, что рождалось на наших глазах. И вдруг кто-то из слушателей разрушил это пространство. Он воскликнул: «Я не могу на это смотреть, прекратите, у меня сердце разрывается!» Ведущий тогда ответил: «Пусть оно хоть один раз разорвется по-настоящему – вы забудете, наконец, о себе и почувствуете чужую боль».

На этих словах Надежда расплакалась окончательно.

– Что-то мы с вами, Вера Никитична, сегодня о грустном все говорим…

Глава 8
Январь. Дом

Кровать не заправлена. Поверх одеял, свернутых в воронье гнездо, – две подушки в наволочках из разных комплектов, не подходящих друг к другу ни цветом, ни фактурой, ни формой. На столе бардак. В голове сумбур.

Вера сидела в высоком кресле с деревянными подлокотниками. На них так часто опирались, что лак потускнел, обнажая светлое основание. Ноги закинула на компьютерный стол. Там им пришлось соседствовать с кружкой вчерашнего недопитого кофе, россыпью печенья «рыбки», стопкой книг, блокнотами разных цветов и форматов, несвежими листами бумаги. Чтобы освободить местечко, пришлось отодвинуть это всё пяткой. Надрывно потрескивая, загружался старенький ноутбук, купленный еще пятнадцать лет назад. Монстера рядом со столом разлапистыми листьями укоризненно касалась Вериного плеча, как бы говоря: «Когда ты уже про меня вспомнишь?» Кончики листьев у монстеры были подсохшими.

Полить. Надо срочно полить ее.

Вера поплотнее завернулась в темно-бордовый теплый халат и подняла воротник. Холодно не было – просто хотелось отгородиться от мира.

Между книгами и ноутбуком на столе стоял бокал. Манил терпкостью совершенной формы. Бургундский друг, создающий пространство для раскрытия сложных ароматов. Терруарное пино-нуар словно создано именно для него. Бутылка с винодельни Павла Швеца хранилась для особых моментов – ее подарили мужу на какой-то праздник. Биодинамическое вино. Вере тогда стало интересно, и она полезла читать об этой системе.

Выяснилось, что правильнее говорить о виноградниках, взращенных на биодинамике. Биоценоз. Добрососедские отношения между растениями, птицами и микроорганизмами. При агрессивных технологиях у земли нет возможности отдыхать. Она вырождается. Биодинамика про то, как забирать не больше, чем земля может дать без вреда для себя, чтобы восстановиться за год и создать саморегулируемую систему.

Создать условия, в которых можно развиваться, не думая о выживании.

Перед каждым рядом винограда сажают куст роз. Вера, когда прочитала об этом, удивилась: зачем? Ведь их даже не будет видно среди зарослей. Оказывается, у винограда и роз одинаковые болезни, но розы они поражают быстрее. Увидев на листьях цветка первые признаки проблемы, рабочие начинают усиленно заботиться о винограде. Одно растение, жертвуя собой, помогает другому.

«Виноград – ребенок, – размышляла Вера, задумчиво глядя на бутылку. – Роза, люди, птицы, черви, почва – взрослые. Все они помогают ребенку расти. Тогда он расцветает и плодоносит. Но и роза не забывает цвести. И люди едят, спят, отдыхают, гуляют и ходят в кино. Птицы, черви, почва – все живут обычной, нормальной жизнью. А эта жизнь при этом помогает другой жизни».

Но больше всего ее поразило, что для сладости винограду нужны неидеальные условия. «Лоза должна страдать – тогда получится отличное вино», – гласит одно из правил виноделов. Каменистая почва. Большое количество извести. Все великие терруары^[2] мира находятся на известняковых почвах.

Преодолевая препятствия, лоза дает вкус плодам. Преодолевая трудности, дети становятся взрослыми.

Подушечкой большого пальца Вера провела по темному стеклу бутылки. О, как же это похоже на вино из одуванчиков Рэя Брэдбери, на его пойманное и закупоренное в бутылке лето^[3]! Там заключена сила жизни. Она есть. Бывает, что забудешься в раздирающих на части чувствах и теряешь середину, свое «Я», свое присутствие в этом мире. Тогда важно достать такое закупоренное счастье и вспомнить. И ожить.