Служебница Елена

Окончательное освобождение русских земель от власти ордынских ханов, образование единого Русского государства незамедлительно сказались на восстановлении его международного престижа. Прежде всего, это касалось возобновления династических брачных союзов. Западные государи охотно засылали сватов к русским великим князьям

Зарубежные источники восхваляют ум и образованность русских княжон и княгинь – «История датских королей», «Хроника Гельмольда», «Записки о московских делах» С. Герберштейна и др. Европейские принцы и короли признавали обаяние русских женщин, и даже посвящали им поэтические произведения.

Письма русских князей того времени содержат много добрых слов любви и уважения, обращенных к матерям, женам и дочерям, которым многие князья и бояре предоставляли в своих уделах равные права, позволяли поступать «како им любо», как «восхощет» мать или жена, уповая на их мудрость.

Женщин привилегированного сословия па Русл отличала высокая для того времени степень культуры, что и делало возможным их участие в государственных делах, в управлении своими землями. Многие из них знали не только родной язык, по и греческий, а также другие иностранные языки, математику, философию, астрономию, обучались риторике и «врачебным хитростям».

Русские по происхождению королевы по грамотности и образованности могли соперничать со своими мужьями в других государствах. Только это не всегда приносило им счастье в личной жизни.

Ярчайший пример – брак дочери Великого князя Московского Ивана Васильевича (Ивана Третьего) Елены с Александром Ягеллончиком, великим князем литовским.

Елена была старшей дочерью от второго брака Ивана III – великого князя Московского и всея Руси, вступившего на престол в 1462 году, и греческой деспины Софьи Палеолог. В российскую историю Иван III вошел как мудрый политик и собиратель земель вокруг Москвы. Во время его правления были присоединены Ярославское и Ростовское княжества, Новгород, Тверское великое княжество, Вятская земля, окончательно свергнуто татаро-монгольское иго (1480).

Отношения Ивана III и Великого княжества Литовского (в состав которого входили и белорусские земли) при великом князе Казимире Ягайловиче были отнюдь не мирными. Литва поддерживала против Москвы Великий Новгород и Тверь, поднимала в набеги татар.

В 1492 году Казимир умер, и Великое княжество Литовское избрало себе князем его сына Александра, отделившись от Польши. Иван III воспользовался этим и начал войну против Литвы за «отчину» – то есть за восточные литовские земли, некогда входившие в состав Киевской Руси.

Силы были примерно равны, решающего успеха не могла добиться ни одна из воюющих сторон, поэтому спустя два года в Москве между ней и Литвой был подписан договор о вечном мире. Литва соглашалась на передачу в состав Московского государства Вязьмы, Козельска, Мещеры, Мстиславля, Перемышля, Рославля, Тарусы, отказывалась от претензий на Новгород Великий, Псков, Тверь, Рязань, а также формально уступила Ивану III земли православных князей, перешедших на сторону Москвы. Великий князь Литовский Александр признал за Иваном Васильевичем право на титул «Государя всея Руси».

Символом окончательного примирения двух государств должен был стать брак княжны Елены с великим князем литовским Александром. Мнения княжны никто не спрашивал: в те времена, родители вольны были решать вопросы о браках своих детей, даже не ставя их в известность о готовящемся сватовстве: молодые впервые видели друг друга только во время венчания.

С литовской стороны, брак должен был скрепить необходимый ей мир с Иваном III, русская же сторона рассчитывала этим шагом предотвратить уничтожение самостоятельной православной церкви в Литве. Заключая брак, Александр обязывался не принуждать Елену к переходу в католицизм. Благодаря этому Елена Ивановна могла бы стать покровительницей православных в литовском государстве.

Но фактически русская княжна становилась заложницей политических игр сильных мира сего, поскольку католическая церковь в Литве набирала силу и власть, а примерно две трети подданных княжества оставались православными и терпели гонения и притеснения. Молодая княгиня должны была стать им опорой и поддержкой, сама опираясь только на силу собственного духа. Кстати, ее отец это прекрасно понимал.

«И хоти будет тебе, дочка, про то и до крови пострадати, и ты бы пострадала, а того бы еси (измены православию) не учинила», – наказывал Иван III Елене перед ее отъездом в Литву. Ибо обращение Елены Ивановны в католическую веру привело бы к ослаблению ее связей с Москвой, что не входило в планы Ивана III. Хотя для самой молодой княгини это было бы существенным облегчением жизни в чужой стране, ее вполне сознательно обрекли на множество страданий и унижений, вместо подобающих ей почестей и спокойной жизни.

Бракосочетание состоялось в 1496 году, причем обряд венчания происходил дважды: сначала по православному чину, а затем – по католическому. Так что и в замужестве Елена Ивановна осталась в «греческом законе», т. е. православной.

По договору, заключенному одновременно с бракосочетанием, в Литву вместе с княгиней Еленой прибыли некоторые знатные бояре и боярыни, но они вскоре были отосланы. Русская княгиня оказалась в Литве почти в полном одиночестве. Сближению с литовской аристократией мешало различие в вероисповедании, поменять которое Елена не хотела, помня о наказе отца.

«Полны меня в животе не будет, то и отца своего наказ забуду», – писала она отцу в одном из писем. Елена Ивановна сумела поставить себя в новой среде с тактом, присущим истинному политику, и с достоинством, соответствующим ее высокому рангу. Одному Богу известно, каких душевных сил это потребовало от молодой женщины.

Для того чтобы не отдалиться от московского двора, Елена Ивановна установила регулярную личную переписку и посылку «посольств» на родину, а великий князь всея Руси Иван III сообщал дочери о своих планах («тобе то да ведомо было»)

«Служебница и девка» Ивана III, как Елена Ивановна сама себя первоначально называла в письмах и посольских речах, оставила о себе память как об умном политике и в русских актах, и в литовских метриках. Переписка литовского и московского дворов 90-х годов XV в. позволяет говорить о влиянии Елены Ивановны на решение важных для России внешнеполитических вопросов в нужном для Ивана III направлении.

Уже осенью 1497 года Елена пожаловалась отцу, что муж не наделил ее желаемыми волостями и ей пришлось на собственные, полученные в приданое деньги покупать имение Жагоры. Иван III рекомендовал дочери быть настойчивее в своих просьбах к мужу, касающихся земельного имущества («и ты говорила бы с ним от себя, а не моею речью»), и требовал от нее точной информации о результатах этого дела («мне бы еси во всем отказывала»).

Елена была умной, тактичной и самостоятельной женщиной, но все эти качества наталкивались на ожесточенную ненависть панской рады к «московитке». Был еще один деликатный момент. Приданое, выделенное Великим князем дочери, было без преувеличения колоссальным: на него Великая княгиня литовская могла бы приобрести недвижимость всех литовских панов, включая собственного супруга. Ей принадлежали многочисленные имения и хозяйства, а на имевшиеся у неё средства она оказывала деятельную поддержку православным, внося большие пожертвования на церкви и монастыри. А вот литовская казна была пуста, да и католическая церковь, забыв о приличествующем смирении, зарилась на богатства «схизматиков».

Поскольку в Литве предпринимались попытки осуществить унию между католиками и православными, для католического клира было важно добиться поддержки Елены по этому вопросу, что бы повысило престиж унии в глазах населения. Католический епископ виленский Войтех Табор, а также бернардинцы пытались склонить Елену к отступлению от православия, однако она отвечала, что не может сделать этого без согласия отца. Особенно сильное давление оказывал папа Александр VI, требовавший от великого князя литовского, чтобы тот в случае отказа жены отвергнул её и даже чтобы, конфисковав имущество, её предали церковному суду.

Александр эти требования не выполнил – он, по-видимому, был сильно привязан к своей супруге и не отличался к тому же религиозным фанатизмом. Единственное, что его заботило – это легитимность будущего наследника, рожденного православной матерью. Княгиня была красива – это признавали даже ее недоброжелатели – и желанна для любого мужчины. Но брак Елены с Александром оставался бездетным, что позволило некоторым польским историкам сделать «неопровержимые умозаключения»: фактических супружеских отношений не было, княгиня так и осталась девицей, поскольку князь «привержен был винопитию и к исполнению супружеского долга неспособен».

Маловероятно, поскольку даже католическая церковь мгновенно давала разрешение на расторжение подобных браков. Кроме того, отец Елены вряд ли стерпел бы подобное обращение со своей дочерью – это считалось оскорблением девицы и всей ее семьи. Зато подобная версия давала польским историкам возможность хотя бы задним числом очернить литовского князя, женившегося на «схизматичке», а заодно опозорить е Елену Ивановну. А поскольку проверить, был ли князь способен к супружеской жизни, спустя десятилетия и века было невозможно, версия продолжает невозбранно гулять по страницам многих и многих исторических трудов.

На самом деле между супругами сложились хорошие, приязненные, чуть ли не любовные отношения. Известно, что летом 1495 года Елена выступила в поддержку мужа, просившего у Ивана III помощи против Менгли-Гирея. Вместе с Александром она нанесла свой первый визит в Минск. Княгиня всячески поддерживала православие в Литве: украсила в Вильно посещаемую ею Покровскую церковь, подарила одно из своих владений Пречистенскому монастырю.

Но стойкая верность Елены православной вере раздражала окружение ее мужа. Положение ее затруднялось тем, что, с одной стороны, католическое духовенство настаивало на принятии ею «латинства», с другой – Иван требовал от зятя постройки для жены греческой церкви. Александр наотрез отказал, ссылаясь на законы предков: «церквей греческих не прибавлять», и удалил из окружения супруги всех православных.

Узнав об этом, в 1499 году подъячий Шестаков обратился с письмом к князю Оболенскому, Вяземскому наместнику:

«Здесь у нас, – писал он, –