«Я была пулеметчицей. Я столько убила…
После войны боялась долго рожать. Родила, когда успокоилась. Через семь лет…
Но я до сих пор ничего не простила. И не прощу… Я радовалась, когда видела пленных немцев. Я радовалась, что на них жалко было смотреть: на ногах портянки вместо сапог, на голове портянки… Их ведут через деревню, они просят: “Мать, дай хлэба… Хлэба…”. Меня поражало, что крестьяне выходили из хат и давали им — кто кусок хлеба, кто картофелину… Мальчишки бежали за колонной и бросали камни… А женщины плакали…
Мне кажется, что я прожила две жизни: одну — мужскую, вторую — женскую…»