Джек поднял голову от схем и посмотрел на неё – долго, внимательно. Он видел, как в её взгляде пульсирует внутренняя борьба между страхом и верой. И вместо дежурных уверений просто молча улыбнулся, немного криво, но искренне.

– Я не знаю, что мы найдём, – с расстановкой произнёс он. – Всё, что мы узнали до сих пор, говорит о том, что тут нет простых ответов. Но если мы будем вместе – если будем доверять друг другу, – мы справимся.

Тут где-то в вечернем воздухе снаружи прозвенел велосипедный звонок. И этот звук на миг вернул их к миру, который ещё жил обычной жизнью.

Лиза перевела на него взгляд и кивнула; лёгкая улыбка тронула уголки её губ. В её глазах впервые за долгое время вспыхнула тихая, тёплая искра, похожая на свет далёкой звезды в холодной ночи.

– Спасибо, – прошептала она. – Знаешь… странное чувство… будто нас уже ждут.

Город за окном сонно ворочался и вздыхал порывами ветра, несущего по улицам первые листья ранней осени. В мягком же свете пропахшего табаком и кофе, наполненного людьми зала их союз с каждым днём становился крепче, превращаясь в настоящую дружбу.

А Дверь в центре площади будто ждала.

И знала: скоро.

***

В последние дни перед походом Лиза решила встретиться с Анной наедине. Они выбрали для этого сад за домом Анны – уголок мира, затерянный среди старых фруктовых деревьев, где время будто вязло в тёплом воздухе, становясь тягучим, как мёд.

Старые яблони, с искривлёнными ветвями, отбрасывали кружевную тень на скрипучую деревянную скамью, покрытую облупившейся зелёной краской, от которой веяло летними полднями детства. Пахло свежей землёй, полынью и терпким ароматом перезревших яблок, которые, налито покачиваясь, едва держались на ветвях. Где-то неподалёку, в густой листве, отчаянно чирикал воробей, нарушая глубокую, задумчивую тишину.

Лиза сидела, скрестив ноги, с блокнотом в руках, но ничего не записывала – просто смотрела на Анну, ощущая в этой девушке нечто, что не давало покоя. Интуиция подсказывала: за её скромностью и тихим голосом скрывается куда больше, чем видно с первого взгляда.

– Скажи, Анна, – её голос почти растворился среди шелеста листвы, – что движет тобой в этой экспедиции? Почему ты решилась? Что заставляет тебя идти навстречу неизвестности?

Анна на мгновение задумалась, опустив взгляд на свои руки, сложенные на коленях, и только потом подняла глаза, в которых плескалась охряная глубина.

– Я всю жизнь искала чего-то большего, – сказала она, облокотившись о спинку скамьи. – чего-то… за гранью объяснимого, – она вздохнула, глядя, как сквозь ветви пробивается солнечный луч. – Я… всегда верила, что знание живёт не только в лабораториях и архивах. Иногда оно прячется в легендах, в тенях прошлого. И если мы не попробуем его найти – оно уйдёт навсегда. Временами мне кажется, что я родилась с ощущением, что за привычной реальностью есть и другая, настоящая. И что я, как будто, её помню. Не разумом, а, наверное, душой.

Она отвела взгляд и посмотрела сквозь кроны яблонь в небо, где лениво плыли тонкие облака.

– А потом появилась Дверь, – продолжила она тише. – И всё внутри меня сказало: "Вот оно". Будто весь путь вёл к этому моменту. Возможно, мы не вернёмся. Но… что, если мы откроем нечто такое, что изменит само понимание того, кем мы являемся?

Лиза слушала, не перебивая. Анна говорила не на публику, не для чьего-то одобрения. А словно у ночного костра или случайному попутчику в купе поезда: искренне, обнажённо, изнутри.

– Ты не боишься? – спросила Лиза тихо.

На лице Анны появилась еле заметная, как набросок, улыбка.

– Боюсь конечно. Но, знаешь… страх – это не повод останавливаться. Если тебе страшно, значит ты на правильном пути. Потому что настоящие вещи – они почти всегда пугают.

Лиза кивнула. Она знала этот страх – тревожный узел в груди, дрожь перед тем, как сделать шаг во тьму. Но она знала и другое: без этого шага ничего не изменить.

– Я понимаю, – сказала она наконец. – Знаешь, иногда мне кажется, что всё это… не случайно. Что это Дверь выбрала, кого позвать.

Теперь уже кивнула Анна. Ветер мягко взъерошил её волосы, и в этот момент она показалась Лизе не учёной, не искательницей приключений, а частью мифа, который они вскоре собирались написать своими шагами.

Они сидели ещё долго, пока небо не потемнело, а сад не погрузился в полутени. И хотя разговор давно смолк, воздух между ними полнился доверием и странной, пугающей, но прекрасной надеждой на то, что впереди – не конец, а начало.

***

Наконец наступил вечер перед отправлением – вечер, наполненный густым, почти физическим напряжением, таившимся в каждом взгляде, каждом вдохе. Мир за окнами кафе мерцал янтарным светом фонарей, а небо, окрашенное в сине-чернильные тона, было высоким и чистым.

Кафе на углу, ставшее их временным домом и штабом, светилось мягким светом старых ламп, отбрасывающих на стены причудливые, как от волшебного фонаря, тени. Всё казалось нереальным – словно в театре, где актёры вдруг осознали, что играют не роли, а самих себя.

За, заваленным разложенными картами, кипами распечаток и блокнотов, столом у окна собралась вся команда. Кто-то говорил тихо, почти шёпотом, кто-то хранил молчание, вглядываясь в тени на потолке, будто ища там ответы. Каждый чувствовал: завтра всё изменится. Завтра – они ступят туда, где нет инструкций, нет гарантий, откуда, возможно, нет обратного пути.

Джек склонился над измятым, покрытым многочисленными пометками списком оборудования и методично ставил галочки напротив каждого пункта; его губы едва заметно шевелились, проговаривая названия вслух – как молитву или заклинание на удачу.

Лиза наблюдала за ним, сидя напротив, с чашкой остывшего чая в руках. Она смотрела на Джека не как журналист, ищущий сенсацию, а как человек, разделивший с ним общее бремя.

– Всё в порядке? – спросил Джек, отрываясь от бумаг. Его голос был спокойным, но Лиза почувствовала, как под поверхностью этого озера бурлят течения и водовороты.

Она кивнула, медленно, словно проверяя всё ещё раз про себя.

– Да, – твёрдо сказала Лиза. – Мы готовы отправляться.

Джек вздохнул и отложил список. Его взгляд скользнул по лицам своих товарищей, в которых смешались волнение, усталость и тихая решимость. Сара возилась с аптечкой, тщательно проверяя каждый пузырёк. Майкл что-то настраивал в планшете, его пальцы быстро бегали по экрану, а брови сосредоточенно хмурились. Анна листала старую книгу, но взгляд её был обращён вглубь себя. Том стоял у окна, откуда открывался вид на дремлющую площадь и тёмную, неподвижную, будто отлитую из самой ночи Дверь.

Джек почувствовал, как всё в груди сжалось от странной смеси гордости и тревоги. Он знал: за порогом Двери может произойти что угодно. Но здесь и сейчас, в этом маленьком уголке реальности, он ощущал, что они являются не случайной группой людей, а связанной невидимыми нитями веры, долга и общей цели командой.

– Завтра мы откроем Дверь, – проговорил он негромко. – И узнаем, что за ней скрывается. Но помните: неважно, как страшно будет. Неважно, насколько всё пойдёт не так. Главное – держаться вместе.

Лиза поставила чашку на стол и выпрямилась. Её голос, спокойный и ясный, будто раздвинул стиснувшееся вокруг молчание:

– И не забывайте фиксировать всё, что увидите. Каждая деталь, каждый звук, любая мелочь. Мы идём туда чтобы понять. И, возможно, изменить мир.

В наступившей после её слов тишине слышался лишь гул холодильника да затерявшийся где-то в глубине улиц лай собаки. Все задумчиво молчали, но каждый ощущал: эта ночь – рубеж, за которым их ждёт иная жизнь.

Это был не просто вечер. Это был эпилог одного мира – и пролог к другому.

***

На следующее утро, ещё до того как первые лучи солнца окончательно вытеснили сероватую дымку над крышами Мейвилла, команда собралась у разбитого на площади лагеря. Небо над городом медленно расцветало – из мягкой жемчужной серости проступали тонкие штрихи золота и янтаря. Воздух был прохладным, напитанным рассветной свежестью. С дальнего края леса доносился запах хвои, а ветви деревьев неподалёку лениво шевелились от лёгкого ветерка, принёсшего едва уловимый аромат скошенной травы, прелых листьев и костра.

Казалось сюда пришёл весь город – сотни глаз с тревогой и любопытством наблюдали за небольшой группой, занятых последними приготовлениями, храбрецов.

Солнце медленно поднималось над горизонтом, окрашивая здания в тёплые, медовые оттенки и отбрасывая длинные тени на брусчатку площади. Но даже оно не могло развеять странное, исходящее от Двери ощущение холода.

Джек и Лиза подошли последними, перекидываясь короткими, ободряющими фразами с каждым, кто их приветствовал. Увидев, что остальные уже работают, они невольно обменялись взглядами, в которых были облегчение и гордость. Команда не просто была готова – она жила путешествием за грань.

Доктор Хэнсон, в твидовой куртке, из которой выглядывал аккуратный воротник рубашки, склонился над переносным столом, тщательно раскладывая свои инструменты. Его движения были почти церемониальными, словно он готовился не к полевому анализу, а к чтению гимна.

Чуть поодаль, окружённый коробками и кабелями, уткнувшись в ноутбук сидел Майкл. Лишь редкая мимолётная улыбка на его сосредоточенном лице выдавала, что и под панцирем логики и кода живёт предвкушение открытия.

Том, мускулистый и прямой, как стрела, стоял в стороне от всех, проверяя оружие и тактическое снаряжение. Он не произносил ни слова, но каждое его движение говорило о внутренней собранности. Он то и дело поднимал глаза, как бы невзначай оценивая команду: готовность, концентрацию, моральное состояние.

В тени складного навеса, поставленного рядом с Дверью, Сара перебирала содержимое своих медицинских сумок. Йод, перевязочные материалы, адреналиновые шприцы, антидоты, бинты, зажимы, термальные одеяла. Её руки двигались спокойно, методично – и эта энергия разливалась по лагерю, как приглушённая музыка.

Когда все отчитались о готовности, Джек шагнул вперёд. Солнце уже успело взобраться над крышами, и его свет, просеянный ветвями деревьев, золотил края палаток и блестел на металлической поверхности Двери, будто напоминая: время пришло.

Его лицо, утомлённое бессонными ночами и бесконечным напряжением, всё же сохраняло ясность. В глазах отражалась не только уверенность, но и сдержанная тревога – он понимал, куда ведёт своих людей.

– Нам нужно сделать всё правильно, – сказал он, и в повисшей над площадью тишине его услышал каждый присутствующий. – Мы не знаем, что нас ждёт за Дверью и должны быть готовы ко всему. Но если мы будем держаться вместе, если каждый из нас будет помнить, зачем мы это делаем, – мы вернёмся не только с ответами, но и, быть может, с ключом к изменению нашего понимания мира.

Он перевёл взгляд на Лизу, и та сделала шаг вперёд. Её голос был спокойным, но в нём слышались стальные ноты:

– Мы не должны забывать, как важна каждая деталь. Всё, что мы увидим, каждое движение, звук, цвет, запах – должны быть зафиксировано. Даже то, что на первый взгляд кажется бессмысленным. Мы идём туда не только как исследователи, но и как свидетели. И мы обязаны быть внимательными.

Никто не произнёс ни слова, но между ними – между Эрнестом и Томом, Майклом и Сарой, Питером и Анной, Лизой и Джеком – пронеслась неуловимая, почти осязаемая волна единства. Они стали командой. И в этом была их сила.

Налетел порыв ветра, заколыхал флаги и палатки, и на мгновение стало совершенно тихо – даже птицы умолкли.

Мир, в котором они жили до этого момента, отступил куда-то за полог ожидания чуда. Их жизнь разделилась на «до» и «после». И здесь, на грани, не осталось ничего случайного. Только путь.

***

Когда всё оборудование было проверено и последние слова сказаны, к команде неторопливо подошёл шериф Джон Ривз. Его шаги были тяжёлыми, будто каждый из них нёс груз тревоги, с которой он смотрел на людей, собравшихся идти туда, откуда ещё никто не возвращался. На обычно простом и спокойном лице Ривза проступили новые тени, как у человека, который провожает родных в долгое, опасное путешествие, в которое сам отправится не может.

– Вы уверены, что хотите это сделать? – спросил он наконец тихо, почти с отчаянием и обвёл взглядом команду.

Джек посмотрел на Дверь, в тени которой любой вопрос звучал как пророчество, а затем перевёл взгляд на Лизу.

Она стояла рядом, молчаливая, сосредоточенная, с непоколебимым огнём в глазах. И он почувствовал, как его страх утихает – не исчезает, но становится управляемым. Сдерживаемым верой.

– Более чем уверен, шериф, – ответил он твёрдо. – Мы обязаны узнать, что ждёт нас по ту сторону. Ради всех, кто ещё пройдёт через Дверь. Ради всех, кто остаётся здесь.

Ривз ответил не сразу. Он кивнул – с горьким, почти отеческим пониманием. И добавил, словно молитву:

– Удачи вам. И, пожалуйста… возвращайтесь.

Джек сделал решительный шаг к Двери. Металл её поблёскивал в утреннем свете, но не отражал ничего – ни домов, ни неба, ни лиц. Она казалась прорезью в ткани бытия, и чем ближе Джек подходил к ней, тем меньше был уверен, что она существует по тем же законам, что и всё вокруг.

Толпа замерла. Взрослые затаили дыхание, дети крепко уцепились за руки родителей.

Лиза приблизилась к Джеку. Её пальцы на секунду сжали его ладонь.

– Пора, – прошептала она судьбоносное слово обречённых идти.

– Вперёд… в неизвестность, – ответил Джек с лёгкой улыбкой и протянул руку к ручке Двери.

Холод металла пронзил его пальцы, но решимость Джека не дрогнула.

Дверь открылась легко, без скрипа, будто ждала этого. Изнутри плавно выплыл серебристый туман – густой, живой, как дыхание пространства за порогом. Он обволакивал всё вокруг и в нём чудилось движение: тени, неясные силуэты, отголоски чего-то древнего и инородного. В лицо дохнуло холодом.

Один за другим члены команды молча выстроились перед Джеком.

Джек сжал руку Лизы. Она кивнула.

И шагнула первой.

Словно прорвав плёнку сна, она исчезла в тумане. Затем остальные – как звенья одной цепи. Анна, склонив голову, будто прощаясь с городом. Майкл, с искрящимися воодушевлением глазами. Том, без лишних движений, как военный на задании. Сара, проверяя на ходу застёжку своей аптечки. Эрнест, одной рукой поправляя очки, другой зажав перед собой блокнот. Питер, крепко держась за лямки рюкзака.

Они исчезали один за другим, унося с собой последние секунды привычного.

Джек немного задержался в проёме, оглянувшись. В его глазах не было страха. Только печаль и надежда. Как у человека, который прощается не навсегда, а до новой главы.

А потом и он растворился в тумане.

Лицо шерифа Ривза окаменело. Только глаза – напряжённые, печальные – выдавали, как сильно он хочет поверить, что увидит этих людей снова.

Жители Мейвилла ещё долго стояли, не говоря ни слова. Из оставшейся открытой Двери продолжали расползаться клубы тумана. Они змеились по мостовой, льнули к ногам.

В лицах оставшихся отражались все чувства, доступные человеческому сердцу: тревога, благоговение, боль, вера.

Они знали: человечество сделало первый решительный шаг.

Теперь оставалось только ждать.

Ждать возвращения. Ждать ответов. Рассвет за рассветом.

А по ту сторону начиналась совсем иная история.