– И девушка выжила?

– Ну да. При том, что ее состояние считалось критическим, сказать по правде, ее можно было выписывать в первый же день. Я бы назвал ее самой здоровой из моих пациентов.

Андерс Юнассон подумал, что профессор Эллис его просто разыгрывает.

– А теперь представь себе, – продолжал американец, – в Стокгольме несколько лет назад ко мне поступил сорокадвухлетний пациент. Он ударился головой об оконную раму, и к тому же, не слишком сильно. Ему сразу стало настолько плохо, что «скорая помощь» привезла его в больницу. Ко мне он поступил в бессознательном состоянии, с маленькой шишкой и небольшим кровоизлиянием. Но через девять дней он умер в реанимации, так и не придя в сознание. Я до сих пор ломаю голову над причиной этой смерти. В протоколе патологоанатомического вскрытия мы написали «кровоизлияние в мозг в результате несчастного случая», но никого из нас, конечно, такое заключение не могло удовлетворить. Кровоизлияние не вызывало никаких опасений и локализировалось таким образом, что не могло ни на что повлиять. Тем не менее у него постепенно отказывали печень, почки, сердце и легкие… Понимаешь, с годами я воспринимаю все это как рулетку. И лично мне кажется, что вряд ли когда-нибудь мы сумеем точно разгадать, как именно функционирует мозг… Что ты намерен сейчас делать? – Он постучал ручкой по экрану монитора.

– Я надеялся, что ты мне это объяснишь.

– И все-таки как ты оцениваешь ситуацию?

– Ну, во‑первых, скорее всего, это пуля мелкого калибра. Она вошла в висок, продвинулась в мозг сантиметра на четыре и остановилась возле бокового желудочка, где наблюдается кровоизлияние.

– И что же нужно предпринять?

– Пользуясь твоей терминологией, нужно взять щипцы и извлечь пулю тем же путем.

– Очень здравая мысль. Я бы, пожалуй, использовал самый тонкий из имеющихся у тебя пинцетов.

– И это все, что ты можешь посоветовать?

– А что еще нам остается делать? Конечно, мы можем не трогать пулю, и даже не исключено, что пациентка проживет с нею до ста лет, но риск слишком велик. Это может привести к эпилепсии, или к мигрени, или к любой другой проблеме. Конечно, проводить операцию и сверлить череп через год, когда сама рана уже заживет, будет неуместно. Пуля расположилась в стороне от крупных кровеносных сосудов. И конечно, я бы посоветовал тебе ее вытащить, но…

– Но что?

– Пуля не слишком меня тревожит. Ранения мозга непостижимы – если девушка выжила, получив пулю в голову, то, скорее всего, она переживет и ее удаление. А проблема, скорее всего, сосредоточена вот здесь.

И он показал на участок на мониторе.

– Вокруг входного отверстия образовалось множество костных осколков. По крайней мере, я вижу дюжину фрагментов по нескольку миллиметров каждый. А некоторые из них буквально вонзились в ткань мозга. Если ты не будешь осторожен, пациентка может погибнуть.

– Этот фрагмент мозга отвечает за речь и математические способности.

Эллис пожал плечами.

– Мамбо-джамбо! Я понятия не имею, для чего предназначены эти серые клеточки. Ты можешь сделать только то, что ты можешь. За операцию отвечаешь ты. А я постою у тебя за плечом. Могу я переодеться и где-нибудь вымыть руки?

Микаэль Блумквист взглянул на часы. Начало четвертого утра. Его запястья затекли от наручников. На секунду журналист закрыл глаза – он смертельно устал и держался исключительно на автопилоте. Микаэль снова открыл глаза и враждебно посмотрел на комиссара Томаса Польссона. Комиссар тоже взглянул на него с явным неодобрением.

Они сидели за кухонным столом в белом деревенском доме, недалеко от городка Носсебру, в местечке под названием Госсеберга, о котором Микаэль услышал впервые в жизни двенадцать часов назад.

– Ты придурок, – сказал Блумквист.

– Послушай-ка…

– Придурок, – повторил Микаэль. – Я ведь, черт возьми, говорил, что он очень опасен. И я предупреждал, что с ним следует обращаться, как с гранатой с выдернутой чекой, что с ним нужно держать ухо востро. Он убил уже как минимум троих, он движется напролом, как танк, и убивает голыми руками. А ты посылаешь к нему двух деревенских полицейских, словно он заурядный алкаш, который просто перебрал водки в субботний вечер…

Микаэль снова закрыл глаза.

Интересно, какие сюрпризы еще готовит нынешняя ночь?

Сразу после полуночи Блумквист наткнулся на тяжело раненную Лисбет Саландер, вызвал полицию и убедил Службу спасения выслать вертолет на уединенный хутор и эвакуировать Лисбет в Сальгренскую больницу. Он подробно описал ее ранения и пулевое отверстие в голове. К счастью, при этом ему попался кто-то толковый и участливый, и этот толковый и участливый согласился с тем, что ей требуется экстренная медицинская помощь.

И все же спасательного вертолета пришлось ждать больше получаса. Микаэль вывел из гаража, который служил одновременно скотным двором, две машины, включил фары и таким образом осветил поле перед домом, как посадочную площадку.

Персонал вертолета и двое прибывших фельдшеров действовали слаженно и профессионально. Один из них оказывал первую помощь Лисбет Саландер, а второй позаботился об Александре Залаченко, известном также под именем Карла Акселя Бодина. Залаченко был отцом и в то же время злейшим врагом Лисбет Саландер. Он пытался ее убить, но не сумел. Микаэль обнаружил его в дровяном сарае, с тяжелыми ранениями – его лицо было изуродовано, а нога разрублена топором.

В ожидании вертолета Блумквист не сидел сложа руки. Он достал из шкафа чистую простыню, разрезал ее и наложил первые повязки, отметив при этом, что кровь в пулевом отверстии свернулась, закрыв его на голове наподобие пробки. Микаэль сомневался, можно ли перевязывать голову. И все же обмотал ей голову простыней, не затягивая, чтобы частично защитить рану от инфекции. Кровотечение из пулевых отверстий на бедре и плече он остановил самым простым образом: нашел в шкафу рулон широкого серебристого скотча и заклеил им раны. Затем вытер ей лицо влажным носовым платком и постарался немного обсушить пятна грязи.

В сарай, где находился раненый Залаченко, Микаэль не заходил. Честно говоря, судьба Залы его нисколько не волновала.

Еще до прибытия Службы спасения он позвонил Эрике Бергер и описал ситуацию.

– Сам-то ты не ранен? – спросила Эрика.

– Со мной все в порядке, – ответил Микаэль. – А вот Лисбет ранена.

– Бедняжка, – сказала Эрика Бергер. – Вечером я прочла отчет Бьёрка о проведенном СЭПО^[6] расследовании. Что ты намерен предпринять?

– Я не в состоянии сейчас думать об этом.

Все это время он сидел на полу рядом с диваном и одним глазом следил за Лисбет. Чтобы перевязать раненое бедро, ему пришлось стянуть с нее башмаки и брюки, и рукой он случайно задел брошенную возле дивана одежду. В кармане брюк обнаружился какой-то твердый предмет – им оказался мини-компьютер «Палм Тангстен Т3».

Микаэль сосредоточенно и задумчиво его рассматривал. Услышав звук приближающегося вертолета, он сунул компьютер во внутренний карман своей куртки. Потом, пока никто не появился, наклонился и проверил все карманы Лисбет. Там он нашел еще один комплект ключей от ее квартиры и паспорт на имя Ирене Нессер. Микаэль схватил оба предмета и положил их к себе в сумку, где лежал компьютер.

Первый полицейский патруль с Фредриком Торстенссоном и Гуннаром Андерссоном из Тролльхеттана прибыл через несколько минут после приземления вертолета Службы спасения. Следом появился комиссар патрульной службы Томас Польссон, который сразу же взял командование на себя. Микаэль вышел к ним и начал объяснять что произошло. Польссон показался ему самодовольным и туповатым служакой. С его появлением все пошло наперекосяк.

Польссон даже не пытался вникнуть в то, что говорил Микаэль. Он явно нервничал и усвоил лишь то, что раненая девушка на полу перед кухонным диваном и есть разыскиваемая за тройное убийство Лисбет Саландер, то есть ценная добыча. Польссон трижды спрашивал фельдшера Службы спасения, который занимался пациенткой, нельзя ли ее сразу арестовать. Под конец фельдшер выпрямился и заорал, чтобы Польссон держался на дистанции метра от него.

Тогда комиссар переключился на лежащего в сарае раненого Александра Залаченко. Микаэль слышал, как он докладывал по рации, что Саландер, скорее всего, пыталась убить еще одного человека.

Блумквист так разозлился на Польссона, который демонстративно не слушал его, что повысил голос и даже попытался заставить его безотлагательно позвонить в Стокгольм инспектору уголовной полиции Яну Бублански. Он даже вынул свой мобильник и предложил набрать номер. Но Польссон проигнорировал его совет.

Затем Микаэль совершил две ошибки подряд.

Он сообщил, что на самом деле все три убийства совершил некий Рональд Нидерман. Он агрессивен и бесчувствен, как робот, и страдает врожденной анальгезией^[7], а сейчас сидит связанный в канаве по дороге на Носсебру. Микаэль описал, где именно можно найти Нидермана, и попутно посоветовал полицейским мобилизовать для его ареста взвод спецназа. Польссон спросил, каким образом Нидерман очутился в канаве, и Блумквист чистосердечно признался, что сам затолкал его туда, угрожая применить оружие.

– Оружие? – вскинулся комиссар.

До Микаэля так и не дошло, что Польссон – недоумок. Ему следовало бы взять мобильный телефон, самому позвонить Яну Бублански и попросить его как следует прочистить мозги своему коллеге.

Вместо этого Блумквист совершил ошибку номер два: он попытался сдать лежавшее у него в кармане куртки оружие – пистолет «Кольт 1911 Гавернмент», который он обнаружил днем в стокгольмской квартире Лисбет Саландер и благодаря которому скрутил Рональда Нидермана.

Но после чистосердечного признания Польссон сразу арестовал Микаэля за незаконное ношение оружия, а затем велел полицейским Торстенссону и Андерссону отправиться к тому самому месту у Носсебру, о котором твердил Блумквист, и проверить – действительно ли в канаве сидит человек, привязанный к дорожному знаку «Осторожно, лоси!». Если все эти факты подтвердятся, полицейским поручалось надеть на преступника наручники и доставить его на хутор Госсеберга.

Микаэль, конечно, пытался протестовать, объясняя, что Рональд Нидерман – не из тех, кого можно запросто арестовать и снабдить наручниками, что он – по-настоящему опасный убийца. Но и эти аргументы журналиста Польссон предпочел проигнорировать. Тогда Блумквист вышел из себя. Он называл Польссона безмозглым недоучкой и дебилом, и кричал, что Торстенссону с Андерссоном следует плюнуть на его распоряжения. И что если они не вызовут подкрепление, то как пить дать упустят Рональда Нидермана.

Этот демарш завершился плачевно: Микаэля самого заковали в наручники и засунули на заднее сиденье комиссарской машины Польссона. Именно оттуда он, бранясь и чертыхаясь, наблюдал, как уезжают Торстенссон и Андерссон. Его порадовало лишь то, что Лисбет Саландер уже находилась в вертолете, который взмыл над кронами деревьев и исчез по направлению к Сальгренской больнице.

Микаэль ощущал себя совершенно беспомощным, его полностью отрезали от источников информации, и теперь он мог лишь надеяться на то, что Лисбет попадет в руки квалифицированных врачей.

Доктор Андерс Юнассон начал с того, что сделал два глубоких разреза до самой черепной кости и отогнул кожу вокруг входного отверстия, зафиксировав их с помощью зажимов. Операционная сестра аккуратно ввела насос для откачки крови. Затем пришлось задействовать бор – для расширения отверстия в черепной кости. Процедура затянулась, и нервы у всех были на пределе.

В конце концов Юнассон высверлил отверстие, позволяющее подобраться к мозгу Лисбет Саландер. Он деликатно ввел зонд и на несколько миллиметров раздвинул канал раны. Затем запустил еще более тонкий зонд и локализовал пулю. Рентгеновский снимок черепа показывал, что пуля, развернувшись, расположилась под углом сорок пять градусов к каналу. Тем же зондом доктор начал осторожно толкать конец пули, и после нескольких неудачных попыток ему удалось немного приподнять ее и развернуть в нужном направлении.

После этого он стал орудовать в ране тонким пинцетом с рифлеными краями; крепко захватив пулю, потянул пинцет вертикально вверх. Вместе с пинцетом врач извлек и кусочек свинца, причем почти без всякого сопротивления. На секунду он поднес ее к свету, убедился, что она, вроде бы, не повреждена, и бросил ее в бикс.

– Промойте, – сказал Юнассон.

Ассистенты сразу выполнили его команду.

Он взглянул на электрокардиограмму и констатировал, что сердце пациентки по-прежнему работает без перебоев.

– Пинцет!

Затем Юнассон опустил мощную лупу со штатива и сосредоточил свое внимание на поверхности раны.

– Осторожно, – предупредил его профессор Фрэнк Эллис.

На протяжении следующих сорока пяти минут Андерс Юнассон извлек с поверхности вокруг входного отверстия не менее тридцати двух костных осколков. Самый мелкий из них почти невозможно было разглядеть невооруженным глазом.

Пока рассерженный Микаэль Блумквист пытался вытащить из нагрудного кармана пиджака телефон, что в наручниках оказалось невыполнимой задачей, в Госсебергу прибыло еще несколько машин с полицейскими бригадами и техперсоналом. Польссон направил их, чтобы зафиксировать технические доказательства в дровяном сарае и произвести тщательный обыск в жилом доме, где обнаружилось несколько единиц оружия. Микаэль безучастно наблюдал за их маневрами, находясь на заднем сиденье машины комиссара.

Через час до Польссона, похоже, дошло, что полицейские Торстенссон и Андерссон, которых он отправил арестовать Рональда Нидермана, еще не вернулись с задания. Выглядя уже не так самоуверенно, как вначале, он препроводил Микаэля на кухню, где снова велел ему описать дорогу.

Блумквист закрыл глаза.

Они все еще сидели на кухне вдвоем с комиссаром, когда патрульный наряд, посланный в помощь Торстенссону с Андерссоном, сообщил: полицейского Гуннара Андерссона обнаружили мертвым, со свернутой шеей, а его коллега Фредрик Торстенссон жив, но жестоко избит. Обоих нашли в канаве возле дорожного знака «Осторожно, лоси!». Их табельное оружие и полицейскую машину похитили.

Комиссар Томас Польссон, который до той поры еще мог более или менее сориентироваться в ситуации, вдруг понял, что теперь ему придется разбираться с убийством полицейского и побегом вооруженного отморозка.

– Придурок, – повторил Микаэль Блумквист.

– Можешь сколько угодно оскорблять полицейского, но делу это не поможет.

– Согласен. Но я постараюсь, чтобы тебя наказали за преступную халатность. Обещаю тебе также мощный пиар – все газеты напишут о тебе как о самом безмозглом полицейском в Швеции.

Перспектива стать всеобщим посмешищем наконец отрезвила Томаса Польссона.

– Что ты предлагаешь?

– Я требую, чтобы ты позвонил в Стокгольм инспектору Яну Бублански. Немедленно.

Инспектор уголовной полиции Соня Мудиг проснулась от того, что зазвонил мобильный телефон, поставленный на зарядку в другом углу спальни. Она взглянула на будильник, который стоял на трюмо, и с грустью отметила, что еще только начало пятого утра. Потом перевела взгляд на мужа, который продолжал мирно храпеть, – даже если начнется артобстрел, он и ухом не поведет. Соня выбралась из постели и нащупала кнопку ответа на телефоне.

«Ян Бублански, – подумала она, – кому же еще быть».

– В районе Тролльхеттана такая катавасия… – Шеф приветствовал ее, игнорируя такие банальные формальности, как «привет!» и «как дела?». – Поезд Х2000 в Гётеборг отходит в десять минут шестого.

– Но что все-таки случилось?

– Блумквист обнаружил Саландер, Нидермана и Залаченко. Его арестовали за оскорбление полицейского, сопротивление и незаконное ношение оружия. Саландер отправили в Сальгренскую больницу с простреленной головой. И Залаченко тоже там же, у него из ноги торчит топор. Нидерман сбежал, убив этой ночью полицейского.

Соня Мудиг дважды моргнула. Она вдруг почувствовала страшную усталость; сейчас ей хотелось больше всего заползти обратно в постель и взять месяц отпуска.

– Х2000 в десять минут шестого. Принято. Что я должна делать?

– Взять такси и отправиться на Центральный вокзал. С тобой поедет Йеркер Хольмберг. Вы свяжетесь с неким комиссаром Томасом Польссоном из полиции Тролльхеттана, который, очевидно, несет ответственность за многое из ночной эпопеи и, по словам Блумквиста, является – цитирую – «редкостным придурком».

– Ты разговаривал с Блумквистом?

– Да. Насколько я понял, он арестован и сидит в наручниках. Мне удалось уговорить Польссона на несколько минут дать ему трубку. Я сейчас еду на Кунгсхольмен^[8] и постараюсь разобраться, в чем там дело. Будем держать связь по мобильнику.