Отзывы на книги автора «Стиг Дагерман»

В октябре 1946 года шведский писатель Стиг Дагерман едет в Германию – как бы навестить родственников жены, но на самом деле по заданию редакции одной газеты, которая заказала ему серию очерков. "Прикрытие" очень полезное, потому что поможет ему избежать назойливого внимания оккупационных властей и побывать там, где ему хочется, а не там, куда возят. Он очень молод, чуть старше двадцати, и еще не изжил в себе тягу к изящным парадоксам, но в своих описаниях фактографически точен. Он, подданный нейтральной Швеции, счастливо избежал ужасов войны и может оценивать увиденное, не руководствуясь гневом, отчаянием или желанием мести:

О зверствах, которые творили немцы в Германии и за ее пределами, разумеется, мнение может быть только одно, потому что о зверствах вообще – как бы и кем бы они ни совершались – не может быть больше одного мнения. Другой вопрос – не совершаем ли и мы схожее зверство, считая страдания немецкого народа, описанные, в частности, и в этой книге, справедливым возмездием за неудавшуюся попытку немецкой завоевательной войны.

Гамбург, где разбомбленные жилые кварталы тянутся на километры (можно идти час в любую сторону и не видеть ничего, кроме остатков внутренних стен и пола, свисающих с перекрытий, да обледеневших батарей, облепивших развалины, словно фруктовые мошки). Беженцы в товарных вагонах, отправленные властями относительно благополучной Баварии обратно в разрушенный Эссен (самим еды мало, а работы и вовсе нет). Суды по денацификации мелких чиновников, у каждого из которых припасена куча положительных характеристик (пел в церковном хоре!) и даже есть друзья-евреи, готовые свидетельствовать за них (стоимость услуги фиксированная, 200 марок). Шестнадцатилетний фолькштурмовец, который сбежал из советской зоны оккупации, чтобы уехать в Америку, потому что in Deutschland ist nix mehr los. Обитатель башни из слоновой кости:

– В концлагерь попадали только те, кто не мог удержать рот на замке. Почему они не помолчали и не переждали эти двенадцать лет?
– А откуда вы знали, что именно двенадцать?
– Могло оказаться и больше. Естественно. Ну и что? Почему бы не посмотреть на все это с точки зрения истории? <…> Строго говоря, такой вещи, как реальность, в принципе не существует, пока историки не поместят все эти события в контекст, а тогда будет уже поздно их проживать, мучиться над ними или оплакивать.

Книжка очень тонкая, тринадцать эссе по пять-семь страниц каждая, но эффект погружения поразительный. И только одно остается непонятным – как? Страна не просто проиграла войну, она в руинах – физически и морально. Но всего через двадцать лет ФРГ – вполне приличное государство, с развитой промышленностью и работающими институтами. А еще через четверть века Германия объединится. И все это при жизни и усилиями фактически одного поколения – в том числе и тех, кто осенью 1946 доказывал Дагерману, что в Германии нечего больше делать.

Осознанность, именно осознанность, открытые глаза, без страха созерцающие жуткое положение, в котором мы очутились, – вот что должно стать нашей путеводной звездой, нашим единственным компасом, компасом, задающим направление, ибо если нет компаса – то нет и направления

Попадают как-то семеро потерпевших кораблекрушение на необитаемый остров, а огромная зубастая ящерица им и говорит: «экзистенциалисты, идите на фиг отсюда!» Примерно так начинается «Остров обречённых» Стига Дагермана, только ящерицы тут, увы, не говорящие.

Самое точное определение этого романа – модернистская антиробинзонада. Вместо того, чтобы сплотиться и попытаться наладить островной быт, герои максимально разобщаются и делают всё, чтобы точно НЕ выжить: выливают пресную воду, забивают на костёр, не охотятся даже на слепых птиц, и, вообще, главная их проблема – невозможность договориться, какое изображение льва вырезать из белой скалы. «Я сохраню верность своему страху, своему голоду, своей жажде, своему отчаянию, своему горю, своей страсти, своему параличу, своему полу, своей ненависти, своей смерти» – вот девиз тех, кто всю жизнь существовал с зияющей бездной внутри, не зная ни любви, ни радости, ни счастья.

Вооружившись философией Ницше, учением Фрейда и опытом человека, жизнь которого пришлась на первую половину XX века, между двумя мировыми воинами, Дагерман щедро наградил своих героев жестокими или равнодушными родителями, посттравматическим синдромом, проблемами в сексе и ощущением ненужности и отверженности, рождённым из опыта объективации и обесценивания. Автор настолько жесток к своим персонажам, что не просто одаривает их тонко чувствующей душой и проводит через череду травмирующих эпизодов, доводя тем самым до критического состояния, но вдобавок ещё и материализует их страхи, превращая жутковатые образы растущей внутри ящерицы или затаившейся рыбы в часть враждебно настроенной окружающей действительности.

В «Манчкине» есть монстр с названием «Невыразимо жуткий неописуемый ужас», которому присвоен довольно высокий уровень – четырнадцатый. Мне кажется, что придумывая этого монстра, создатели думали об «Острове обречённых», а вовсе не о Лавкрафте…

"Остров обреченных" Стига Дагермана оставляет очень сильное и глубокое впечатление. Мощное эмоционально, постепенно затягивающее в себя произведение, долго не выходящее из головы после прочтения и возвращающее к осмыслению. Плотно написанное, через которое поначалу приходится пробираться медленно и с особой внимательностью, как потерпевшим кораблекрушение персонажам самой книги приходится продираться через заросли на необитаемом острове. Сначала мы понемногу узнаем персонажей одного за другим, потом, совершив круг, возвращаемся к ним всем. Так же, как и герои не знают, чего ожидать друг от друга, так и читатель не всегда понимает, кто перед ним, но почти все непонятное скоро прояснится.

При этом не уверен, как и кому стоит рекомендовать эту книгу, такой мрачной и гнетущей оказалась она для меня самого. В ней нет никакой манипулятивности, чувствуется, что она написана очень искренне и ощущения персонажей — это чувства самого Дагермана и от этого книга местами ужасно похожа на предсмертную записку, написанную молодым шведским автором за пять лет до суицида. Грань между сумасшествием и нормальностью стирается. Утоление вечного голода и жажды — если не смысл, то двигатель жизни, жизнь — страдание, и это страдание — маркер настоящести и мерило истинности. "Чего стоит твой мятеж, если, когда ты сыт, мысли о нем даже не приходят тебе в голову?"

Что точно можно похвалить без опаски и раздумий, так это издание — красивый томик уменьшенного формата, не книга, а маленький кирпичик тьмы.

Позарилась я на красивую обложку и интригующее описание, раскатила губу на сюжет о выживании людей после кораблекрушения на острове, похожем на Галапагосы (голод, жажда, убийства, ох и размахнулась же моя фаетазия), прочитала миф о Кадле и змее, окунулась в чтение. На первой главе я еще не поняла всей беды, но потом пришло озарение - это просто мысли сумасшедшего человека, завуалированного под сюжет о кораблекрушении, это просто сюрреалистический сумбур, творящейся в больной голове, в которой и вина без вины, бегство от чего-то, чувство рабства, одиночества, интимных переживаний и ЛЕВ. А еще много слепых птиц и бесчувственных ящериц.

После прочтения я полезла в интернет ознакомиться с биографией автора и всё стало на свои места. Как говорится, автор, не перекладывай с больной головы на здоровую.

P.S. Искренне пытаюсь понимать скрытый смысл и значение мифов, но пока безрезультатно. А то, что более-менее поняла, вроде Эдипова комплекса, через какое-то время забываю. Люди которые разбираются в мифологии - вы гениальны.

СОЯ: 8+9+7=8,0

Тяжелый и неоднозначный роман, который заставляет думать и размышлять о прочитанном. Обязательно следует ознакомиться с фактами, которые сопровождают создание этого произведения (например, времени и места, создания романа). Обвинения в шизофрении автора в ряде рецензий, как минимум неуместно. Для страдающих шизофренией характерна сосредоточенность на деталях, однако в самом романе автор замыкается на ощущениях и мыслях героев, избегая излишней детализации. Он детально препарирует героев, словно патологоанатом, страдающий некрофобией.

Но обо всем по порядку. Остров, семеро потерпевших кораблекрушение, безвыходность, боль, страх, ненависть, страшные игуаны, слепые птицы и итог - смерть в самом своём неприглядном свете. Дагерман удачно создает атмосферу, нагнетая ужас с таким неистовством, что в конце-концов теряешь контроль над собственным дыханием, а скребущие на душе кошки порождают всамделишных чудовищ. В романе прозрачно одно - он нашпигован метафорами. Правда разгадывать эти метафоры не желают те, кто заведомо ждет подсказку от писателя. Ее не будет. Не ждите.

История разматывает красный клубок, поэтому сквозь весь роман проставлены акценты сотканные из красной ленты, будь то шнурки, которым убивают одного из героев, или же красные клювы слепых птиц. Вот и еще одна метафора подгоняет первую - глаза. Они будут повсюду в этом романе, правда зачастую эти глаза лишены главного - возможности видеть, как и ряд читателей, потому что это страшно, или потому что не видеть в книге ничего - это очень просто.

Стоит отметить, что в попытке убежать от себя, мы можем заключить союз с самим Дьяволом, веря в то, что он выведет нас из окружающей тьмы, не понимая, что на деле окажемся в пучинах темной воды, где нас поджидает только смертельно опасное животное, способное убить нас.

7 героев. Это 7 дней? Или 7 смертных грехов? Или 7 страстей человеческих: голод, жажда, боль, насилие, измена, предательство и одиночество? Стяг одиночества гордо задрано и влечет нас к встрече с самым страшным - потерей надежды. Именно так и происходит с единственным героем всего романа, когда приходит понимание, что все образы, возможно лишь игра воображения человека, оказавшегося в предсмертных муках, покинутый всеми и понимающий, что выхода больше нет.

I got bullets, in the booth
Rather be your victim, than be with you

Главный представитель шведского модернизма, написан за две недели в возрасте 23 лет – эти два факта «продали» мне роман. А не пафосная цитата Леклезио на его обороте.

Создан он был вскоре после окончания Второй мировой войны, летом 1946 года, и, на мой взгляд, стал итогом размышлений Дагермана об ответственности немецкого народа и, скорее всего, его увлечения экзистенциализмом, которое в эти годы как раз получило активное развитие. Из Всемирной сети:

Это философское направление, в основе которого лежит идея о том, что люди живут в непостижимой вселенной, обречены постоянно делать выбор и нести за него ответственность. Причём они не знают, что правильно, а что нет.

Для меня тексты философов похожи на поток сознания, лишённый логики и структуры – с содроганием вспоминаю датского философа Сёрена Кьеркегора, основоположника одного из видов экзистенциализма – религиозного. Ещё есть атеистический. Если в первом случае мерилом морали – и в будущем источником раздачи компенсации за страдания – является Бог, то во втором – возникает проблема.

С одной стороны, человек сам несёт ответственность, исходя из своих личных установок, с другой – образ жизни навязывается буржуазным обществом, где он является лишь винтиком в системе. И хотя личная ответственность приравнивается обществом к коллективной, повлиять он ни на что не может – его борьба бессмысленна. Таким образом, главным лейтмотивом «Острова обречённых» является идея бессмысленности бытия – на мой взгляд.

Если вы до сих пор не уснули, поведаю о том, как это реализовано в тексте романа.

Происходит кораблекрушение, и на острове оказываются семь человек. Далее автор погружает читателя в жизнь и внутренний мир каждого из героев.

Названия глав, на мой взгляд, довольно условны и интерпретировать их можно по-разному. От одного из блогеров слышала мнение, что каждый герой и, соответственно, глава символизируют какое-то чувство – не согласна, но тоже имеет место быть. На мой взгляд, принимая во внимание контекст (экзистенциализм-ответственность-давление общества), все они страдают от навязанного им чувства вины и по-своему пытаются освободиться от него – в одиночестве, в подчинении, в бунте. Каждый герой выбирает своё средство. И сопровождается это внутренними страхами, многие из которых имеют физическое/метафорическое воплощение, что приводит к размытию границы между реальностью и галлюцинациями.

В общем, все герои замкнуты на себе и даже не пытаются как-то взаимодействовать, искать пути своего физического выживания (потому что внутреннее уже мертвы?) – хотя бы в плане поиска еды, которой на острове достаточно, или воды, – предпочитая страдать от голода и жажды.

О том, что произойдёт, когда герои наконец-то попытаются сделать что-то сообща, повествует последняя часть.

Атмосфера получилась сюрреалистическая, что, конечно, добавило своей изюминки, и, в целом, читать было любопытно – но не более того. Секреты бытия автор мне не открыл, а выбранная реализация – пусть и интересных идей – не вызвала сильного эмоционального отклика. Что странно, на самом деле – при таком глубоком погружении во внутренний мир персонажей.

P.S. Один из авторов обзора на «Остров обречённых» назвал «Повелителя мух» детским садом: Уильям Голдинг якобы оставляет веру в человечество. Не могу не высказать своё несогласие. Запомнились два аргумента:
- наличие героев, которые до конца следуют моральным принципам, не отрекаются от них. В пример приводится Хрюша. Герой, которого убивают и принципиальность/правильность которого, как и смерть никого не меняют;
- есть выжившие, и ребят в конце концов спасают взрослые. Тут, наверное, следует пояснить: все дети на острове в конце концов делятся на два племени. Во главе одного стоит Ральф (демократия/добро/порядок), во главе второго – Джек (анархия/зло/хаос), что символизирует не только двойственную природу человека, но, поскольку главными героями выступают дети, подчёркивает, что подобное развитие событий оказалось возможным в том числе потому, что в таком возрасте ещё не у всех сформировались понятия о морали, выработались сдерживающие животные инстинкты факторы. Так вот – в последней сцене всё племя Джека гонится за Ральфом, чтобы его убить. И мальчик падает к ногам взрослого мужчины, который оказывается…военным. И где тут вера в человечество?

И, к слову, в «Повелителе мух» много символизма, который хорошо считывается без всяких там методичек (или так: большинство из символов – зависит от читателя, наверное). Но даже если воспринимать роман буквально, без всяких заложенных смыслов, читается он очень увлекательно и в эмоциональном плане трогает больше, чем «Остров обречённых».

Но каждому своё, конечно.

Жизнь показалась бегом по огромному лабиринту – такие строят на самых современных дорогостоящих детских площадках – а в центре, как на троне, лежит манящая жемчужина, и розовощёкие юнцы, свято веря в то, что лабиринт устроен по-честному, бегут к ней со всех ног, ликуя и думая, что совсем скоро достигнут цели. Один круг, второй, проходит жизнь, а человек продолжает бежать, убеждённый в том, что всем, кто бежит со всех ног, будет счастье, и только когда становится уже слишком поздно, он замечает, что вовсе не приближается к центру. Архитектор лабиринта на самом деле построил много ходов, но лишь один из них ведёт к жемчужине, а значит, миром правит не всевидящее правосудие, а слепой случай – именно он сияет в глазах всех бегущих; и только когда человек понимает, что обратного пути уже нет, – если вообще понимает, – до него вдруг доходит, что он посвятил все свои силы бесплодным усилиям, которые никогда и не могли привести к какому-либо осязаемому результату.

В 1946 году шведская газета «Экспрессен» отправила молодого, но уже известного писателя Стига Дагермана в командировку в Германию для написания серии очерков о жизни послевоенного немецкого общества. Результат стал настолько обсуждаемым, что цикл статей выпустили в виде книги, которую впоследствии перевели на множество языков, а теперь и на русский.

Дагерман посетил несколько городов Германии, пообщался с немцами из разных классов, побывал на денацификационных судебных процессах, а затем вернувшись в Швецию, написал эти статьи. В отличие от модернистски витиеватого «Острова обреченных», «Немецкая осень» куда конкретнее и лаконичнее, но автор, его политические взгляды и эмоции присутствуют в книге сполна. Описывает фарс в судах и социальные проблемы, политическую ситуацию и грядущие выборы, двадцатитрехлетний анархист одновременно вовлечен и дистанцирован от всего происходящего — он и в затопленном подвале, где живут с больными детьми, и в самолете над Германией, улетающем в благополучную Швецию.

Какие-то тезисы и выводы Дагермана вполне можно оспаривать (в конце книги отличная подборка выдержек из критики), а какие-то стали очень близки. В любом случае, это очень любопытный авторский взгляд, весьма убедительный и как минимум подходящий как основа для собственных рассуждений читателя. Очень рекомендую и надеюсь, что Дагермана продолжат издавать на русском.

В 1946 году шведская газета "Экспрессен" отправляет писателя Стига Дагермана в послевоенную Германию в качестве корреспондента. Автор посещает Берлин, Гамбург, Франкфурт-на-Майне и ряд других городов.

Серия написанных Дагерманом эссе показывает чудовищную нищету и голод немецких граждан.

Автор отрицает понятие коллективной вины и настаивает на том, что послевоенное немецкое общество не монолитно.

Вместе с тем судьбу целого народа Дагерман стремится изобразить через жизнь отдельных людей, однако не торопится давать оценку «потерянному поколению», как это делали его современники.

В «Издательстве Ивана Лимбаха» рассказали, что сейчас идёт работа над переводом третьей книги Стига Дагермана