Глава 5. Будда и вино из одуванчиков

До дома мы шли молча, и только оказавшись у входной двери я вспомнил сам и напомнил Охво про то, что нужно найти камень. Тот вздохнул и ответил, что чёртов камушек не выходит у него из головы с того момента, как он про него узнал, и что у него уже есть соображения, как начать поиски. Помощник заверил меня, что он ни на миг не выпустит из внимания эту проблему. А меня он попросил запастись терпением и не волноваться. Я согласился с ним, после чего отправил его на кухню отнести рыбу и распорядиться о чае с вареньем, а сам прошёл в пустую гостиную.

Солнце светило через огромные окна зала, но вытянутая форма помещения позволяла лучам доходить не дальше, чем до его середины. Это создавало ощущение, что находишься в пещере. На это же работали и торчащие из стен куски скалы. С того места, где я стоял, в окна было видно только блестящую от солнца полоску воды. Моё зрение сосредоточилось на этом участке воды, а потом расфокусировалось и внимание перешло на периферическое зрение, в котором главенствовали мягкие блики света на стенах. Я ощутил лёгкость в голове, будто шея больше не крепилась к телу. Внутри разлилась тишина, сопровождаемая отрешённостью. Мой взгляд расфокусировался ещё больше, и постепенно мягкий свет заполнил всё помещение. Я уже несколько раз переживал подобный сдвиг Настройки, поэтому не позволил себе испугаться или восхититься происходящим. Я продолжал наращивать отрешённость и уходить вглубь света тем, что таится за взглядом. Хулиан говорил, что так через тебя смотрит твой «второй».

Где-то в доме хлопнула дверь. «Охво дверь закрывает аккуратно. Значит, это кто-то из гостей или обслуги. Нужно сосредоточиться», – подумал я и закрыл и открыл глаза. К моему удивлению, Настройка вернулась не полностью. Я всё ещё ощущал лёгкость в голове, да и в теле тоже. К тому же были изменения в моём зрении, точнее в том, как я всё видел. Больше всего удивляла объёмность предметов. Они и прежде были объёмными, но сейчас я воспринимал их всем телом. И ещё было ощущение замедления времени.

– О, Саша. Отлично. Боялся, что в одиночестве похмеляться придется,

– услышал я где-то за спиной голос Марьянчика. Я ощущал, что он стоит совсем рядом, но его голос при этом как будто доносился издалека. Я понял, что нужно срочно возвращаться в нормальное состояние. Я зажмурился и стал вращать глазные яблоки по часовой стрелке. На пятом обороте меня хлопнули по плечу. Я развернулся и пожал протянутую руку Марьянчика. Сегодня он надел розовую рубашку. Рубашка была тщательно поглажена, а он сам был так же тщательно побрит.

– Извините, задумался вот, как лучше свежепойманную рыбку приготовить.

Толстяк развёл руками:

– А какая рыбка-то? Я сейчас что-то быстро соображу. Только дай супчика и сто пятьдесят наверну! Идёт?

– Идёт. Да ничего особенного. Поймал щуку и несколько окуней.

– Сам, что ли, поймал?

– Ага. Не спалось, вот и пошёл, половил.

Мы уселись за стол друг напротив друга. Разговор быстро возвращал меня в привычное состояние.

– Красавчик! Уважаем-с. На кухне сёмга есть, да и другая рыба. Можем добавить и забабахать шикарную уху.

Я помотал головой:

– Хочу, чтобы была только местная рыба и без особых извращенств. Хочу ощутить настоящий вкус озёрной рыбы.

Дверь в зону прислуги открылась и оттуда появился Вася с перекинутым через руку белым полотенцем. В руках он нёс металлический поднос с водружённым в самый центр запотевшим графинчиком и стопкой. За ним следом появился и официант с подносом побольше. На нём стояла тарелка супа, французский багет и сыр. Я перевёл взгляд на Марьянчика. Тот смотрел на приближающуюся обслугу с какой-то тоской и даже брезгливостью, что ли. Но как только всё было поставлено на стол, толстяк довольно осклабился и подмигнул помощнику.

– Что-то ещё, Владимир Владимирович? – любезно поинтересовался тот, наклонившись так, что его голова оказалась чуть ниже головы его шефа.

– А ты подумай.

Помощник нервно забегал глазами по столу, потом взглянул на меня и просияв, спохватился:

– Вторую стопочку надобно?

– Надобно, Васенька, надобно, – мерзко прохрипел Марьянчик и прокашлялся. Тут подключился официант:

– Стопку сейчас принесу. А что вам, кроме чая подать? – глядя куда-то в область моего подбородка, спросил он.

– Я, пожалуй, по водочке пока что пасану. Мне настойку вчерашнюю

давай-ка и варенье из одуванчиков. А ещё те крекеры к варенью или что это было. В общем, как вчера.

Официант кивнул и направился в кухню, а Вася на своё место у лестницы.

– Как у вас всё по расписанию, – оценил я, указывая на еду и выпивку.

– Да какое расписание. Тыкаю в браслет и знаю, сколько этим остолопам нужно, чтобы всё организовать, – толстяк потряс красным браслетом на запястье.

– Очень предусмотрительно, Владимир Владимирович.

Марьянчик рассмеялся и я ему в ответ.

– Надо и вам какое-то имя солидное. С отчеством.

– А я-то, наоборот, хотел предложить на «ты».

– За «ты» мы сейчас выпьем. А отчество всё же давайте придумаем. Иногда не хочется по имени называть человека. Хочется… С уважением.

– Тут я с вами соглашусь. Даже друга иногда хочется по отчеству назвать.

Марьянчик отвернулся к окну и вздохнув, проскрипел:

– Друзья – они все в песочнице остались.

В комнату неожиданно скоро вернулся официант с подносом. На этот раз там стоял бокал из голубого стекла на толстой ножке и небольшой графин из того же материала. Там же расположилось блюдце с крекерами и вазочка с вареньем.

– Я весь внимание, Владимир Владимирович. Жду авторитетное отчество.

Марьянчик указал толстым пальцем на мой бокал:

– Перво-наперво за закрепление перехода на «ты»!

Мы чокнулись. Я решил выпить все полбокала, дабы проявить уважение к тостующему. Вопрос касался хоть и формального, но сближения. Некоторые люди относятся к таким вещам серьёзно, это я усвоил давно и прочно. Марьянчик выпил, шумно выдохнул, макнул отломленный кусок багета в суп-пюре и закинул его в рот.

– Александр Филиппович, – выдал он, прожевав. Терпкий вкус, переходящий в холодящее ощущение, ударил по вкусовым рецепторам, и я немного поморщился. Выдохнув, я пожал плечами:

– Неплохо, конечно. А почему именно «Филиппович»?

– Плохо историю учили, батенька.

Я кивнул, намазывая варенье на крекер:

– Что есть, то есть. У нас преподавала отличная историчка. Точнее, она была хорошим человеком. Но слишком уж мягкая была женщина. Четвёрку ставила почти за так. Можно было не ходить на занятия весь год и получить тройку.

В гостиную проскользнул Охво и направился на лавку к своему коллеге.

– Ну да, ну да. Вы-то уже в другое время учились. Ну так вот, Сашенька. Филипп Второй был отцом Александра Македонского. Это он объединил греческие города на пользу своему государству и создал лучшую в мире армию.

– Ого, это вы меня сразу в величайшие записали, – загордился я, демонстративно оттопырив нижнюю губу. И в этот момент ложка с вареньем выскользнула из моей руки и упала в бокал. Официант, стоявший в ожидании дальнейших распоряжений, хотел было забрать бокал и заменить его на новый, но я остановил его:

– Оставь. Я выпью вино из одуванчиков, – сказал я и сам налил себе из графина настойку. Размешав варенье, я посмотрел на Марьянчика. Его взгляд упёрся в мой бокал и будто остекленел. Я показал жестом официанту, чтобы тот уходил.

– Владимир Владимирович, с вами всё в порядке?

Он поднял глаза и посмотрел на меня как-то растерянно. Потом протёр пухлой ладонью лицо и отвернувшись, сказал:

– Извини, Саша. Что-то нахлынули воспоминания.

Я кивнул.

– Так о чём это мы?

– О Филиппе Втором и его сыне.

Марьянчик взмахнул указательным пальцем:

– Точно. За это надо выпить.

Он схватил графин, скинул на стол пробку, которая звучно стукнула о деревянную поверхность и прокатившись, ударилась о ножку моего бокала, громко звякнув. Наливая водку, Марьянчик промахнулся и облил стол. Подняв наполненную до краёв стопку, он посмотрел на меня слегка шальным взглядом и сказал:

– Давай за нас.

«Что-то очень нехорошее вспомнил этот человек», – подумал я, а в ответ улыбнулся и протянул навстречу его стопке свой бокал. Мы выпили. Я решил, что нужно не дать Марьянчику свалиться в его тревожные похмельные воспоминания:

– Насколько я помню, Александр Великий-то по итогу всё похерил.

Взгляд Марьянчика замер на моей переносице:

– Как это похерил? Величайший полководец и завоеватель?

– Ну как, как. Умер рано. После себя никого не оставил и всё пошло прахом. Или я что-то путаю?

Марьянчик взялся за уже остывший суп. Навернув несколько ложек, он ответил:

– Так-то оно так. Да не совсем. Ничто не вечно под луной, Сашенька. Но он к тридцати годам стал величайшим в истории.

– Вы думаете, в этом была его цель? Слава?

– На «ты» договорились.

Я улыбнулся:

– Буду иногда на «вы» всё же. Вы уж извините.

– Да, слава его волновала, это факт. Слава рождает в человеке восхитительные переживания. Но основное было в другом. Как и все, кто рвётся вверх, одного он хотел, точнее жаждал, больше, чем чего-либо. Главное, Саша – это власть! Всё остальное у всех плюс-минус одинаково. Девки, выпивка, машины, охота или что ты там любишь. У бедных, у богатых и у тех, кто прославился – всё примерно одинаково. На разном уровне, а смысл не меняется. Но вот ощущение власти… Его не переплюнет ничто и никогда. Деньги помогают заполучить власть, так как они сами по себе правят людьми. А вот сама власть делает тебя счастливым.

Марьянчик вернулся к супу с булкой, а я глотнул настойки и задумался. Задумался о своём, а не о похмельных рассуждениях толстяка. Его рассуждения мне были понятны и неинтересны. Кроме того, я ощущал, что он и сам не верит в то, что говорит. Раньше, возможно, верил. А теперь, должно быть, догадывался, что только власть над самим собой имеет значение. Видимо, от этих внутренних противоречий он и не любил себя.

Некоторое время мы молчали. Доев суп, Марьянчик отодвинул тарелку и налил себе ещё одну.

– Что это у вас за суп такой интересный был?

– Крабы в сливках.

– Понятно. Вы ещё обещали предложить вариант, как нам рыбку приготовить.

– Ах, точно, ты хотел щуку со вкусом озёрного тухлячка.

Я покачал головой:

– Ну почему тухлячка. Щуку я бы зажарил, а окуня можно как-то и

по-другому.