– Я знаю… Ребятам что говорить будем? Они ведь тоже спросят.

– А вот о чем думаем, то и скажем… И они нам. Разберемся, в общем. А если что, так ждать недолго осталось. Как только десант высадится, все сразу прояснится. Где, что и почем на Привозе.

– Тоже верно.

Капитан Гусман зря времени не терял. Во дворе и следа от недавнего боя не осталось. Не только с воздуха – в упор не заметишь.

– Хорошая работа, – похвалил летчика Корнеев.

– Старшина у нас в училище дотошный был, его школа, – улыбнулся тот.

– Добро… Ты вот что, Яков, бери лейтенантов, все гранаты, какие только найдете, и выдвигайтесь к нашим. А Петрову скажи: когда закончит, пусть сразу на маяк идет. Я в общем-то знаю, как лампу зажечь. Видел однажды, пацаном еще. Но лучше, чтоб он здесь был. Пулемет тоже с собою прихватите.

– Как скажешь, командир.

– Может, и я с ними? – предложил Малышев. – Я так понял, ты оборону на горе держать хочешь?

– Имеется такая мысль. Если дорогу надежно запереть, румыны и к маяку не сразу подберутся. Маневр опять-таки не столь ограничен. Мало ли как дело повернется. О десанте мы только со слов мичмана знаем. А он сам почти сутки без связи был, планы у командования могли измениться. А нас на косе запрут, и все… Пали смертью храбрых. Рановато еще, как считаешь? Да и мелковато… Разменять «Призрак» на пару жалких взводов, даже не эсэсовцев, а «голубой» румынской пехоты. В общем, добро, Андрей. Действуйте. Петрову скажи: если придет раньше, то я наверху, но пусть зря ноги не топчет. Долго не задержусь.

Маяк, как и море, не имеет национальности. Что бы люди ни рисовали на холстах, бумаге или пергаменте, именуемых картами, какие бы разграничительные линии ни проводили – маяк посылает сигнал всем кораблям, не разглядывая флаги. Даже идущим под черными вымпелами. Возможно, есть в этом безразличии излишняя смиренность, угодная христианской религии и прочим глупостям, придуманным для усмирения рабов, а может, наоборот – высшая мудрость и справедливость… Не должны люди гибнуть еще и в море, когда земля так близко.

Вот только «волкам Дёница» рассказал бы кто-нибудь об этом… Которые тоже за «равные права», почему и топят всех, без разбору – и военные корабли, и гражданские суда. Последние даже с большей охотой. Ведь они не ответят «стае».

Топая вверх по железной винтовой лестнице, гулко отзывающейся скрипучим стоном на его шаги, Корнеев думал о превратностях судьбы.

Ведь совершенно же несовместимые вещи – желания человека и то, с чем приходится сталкиваться в действительности. И это если рассуждать вообще, категориями мирной жизни. А о войне лучше и вовсе не вспоминать… Впрочем, если бы раздался сейчас какой-нибудь глас с небес, хоть Творца, хоть космического Разума, и спросил: «А что ты хочешь, Николай? Только говори сразу, не задумываясь!», Корнееву и секунды не понадобилось бы для ответа. Конечно же победы! А потом – вечного мира. И чтобы вместе с Дашуткой где-нибудь на Фонтанке или Вапнярке домик построить. С видом на море, садом и виноградником…

Только не спросит ведь никто. Что тоже в общем-то справедливо… Потому что у каждого человека есть свое заветное желание – к домику у моря не имеющее никакого отношения. Зато многие и многие миллионы хотят мира. И это желание таки исполнится. Непременно. Даже без помощи из Космоса или иной небесной канцелярии. Как бы фрицы ни упирались и какое бы «сверхоружие» не выдумывали – победа будет за нами!

А он, Николай Корнеев, всюду и везде, куда бы ни забросила его жизнь и приказ, будет без пощады бить врага, пока тот не сгинет. Во имя общей и своей личной мечты.

Несмотря на то что внизу даже листик не шевелился, на верхотуре ветер гулял весьма ощутимый. Да и небо что-то темнело не по-летнему, категорически отказываясь выпустить на прогулку звезды. Похоже, собирался шторм. Вряд ли в ближайшие часы – но если по какой-либо причине высадка десанта не пройдет вовремя, то позже – когда волны разгуляются всерьез – кораблям к берегу не подойти.

Значит, задержки быть не должно.

Корнеев сел на не остывший еще бетонный пол и прислонился к такой же теплой кирпичной стенке. Здесь, на смотровой площадке, было хорошо. Соленый ветер, шум моря… казалось, маяк даже покачивается чуток, как колыбель. Сколько он уже не спал? Вторые сутки на ногах или третьи? Надо хоть немного отдохнуть.

Давно, если считать по военному времени, когда старший лейтенант Корнеев был на двухнедельных курсах подготовки фронтовых разведчиков, один из инструкторов «Смерша» объяснял будущим командирам разведвзводов, что человек может обходиться без пищи и сохранять боеспособность больше двадцати суток. Без воды – до десяти. А без сна – максимум трое суток. Поэтому умение правильно спать важно для разведчика не меньше, чем ловкость, сила, умение ориентироваться на местности и другие боевые навыки.

Кто-то из курсантов шутя заметил, мол, за линией фронта не до сна будет, дома отоспимся. Но инструктор жестко оборвал шутника и очень серьезно объяснил, что те, кто так думает, имеют все шансы из поиска не вернуться. А он здесь для того и теряет время, чтобы научить их и этой хитрости. Потому что, в отличие от тела, мозгу нужны не часы, а минуты отдыха. И если уметь их правильно использовать, выкраивая на сон по десять-пятнадцать минут два-три раза в сутки, можно бодрствовать неделями, не теряя связи с реальностью.

Конечно же все эти перегрузки после скажутся на здоровье, но для того, чтобы ощутить последствия, хорошо бы сначала выжить.

Корнеев уселся поудобнее, вынул пистолет, разрядил его, взял в одну руку оружие, а в другую магазин. Потом положил руки на колени так, чтобы кисти свободно свисали, и закрыл глаза.

Теперь, как только мышцы расслабятся – предметы выпадут из пальцев, – в тот самый миг, когда отдохнувший мозг решит, что можно и всему остальному организму дать передышку… Минут через десять. Вот только организму придется подождать. Не до него сейчас.

* * *

Когда подошел майор Петров, Корнеев стоял над обрывом и глядел вниз, на белеющуюся прибрежную полосу. Краткий сон чуток взбодрил подполковника, хотя, если честно, за пару часиков непрерывного сна Николай не задумываясь отдал бы недельный доппаек. Еще и бутылку трофейного коньяка сверху накинул.

– О чем думу думаешь, командир?

– Как там? – вместо ответа спросил тот.

– Все путем… Рванем – мало не будет. Без бульдозера и за сутки не управятся расчистить. Да и то…

– Добро, – Корнеев как бы и не совсем слушал сапера. – Похоже, Виктор, у тебя сегодня бенефис. Гляди сюда, – он указал вниз. – Помнишь, что мичман сказал?

– Ты о минах?

– Именно. Решая первоочередные задачи, мы о них забыли. А десанту здесь наступать. Какие будут соображения, майор? Я понимаю, что в темноте разминировать весь участок даже не зная его границ, затея бессмысленная. Но что-то же можно предпринять? Или нет?

– Можно, командир, – Виктор продемонстрировал Корнееву подсумок с тремя трофейными гранатами. – Специально оставил. Обрушим часть берега и похороним все мины разом. Только нашумим изрядно.

– Золотая голова, – искренне похвалил сапера Николай. – Выбирай место и командуй, чем подсобить. Что до шума, так мы торопиться не будем. Рванем, когда враг о нашем присутствии узнает. Оно нам даже на руку встанет. Взрыв на дороге, здесь… Малыми силами, без разведки, побоятся сунуться. А это дополнительное время…

– Годится, – демонстративно потер ладони Петров. – Когда еще доведется целым подполковником покомандовать! Помнишь, как мы на свечном заводике шуровали и ты вроде тоже у меня как бы в подручных ходил? Но тогда ты еще, как и я, майором был.^[2] Теперь – другое дело. Ищи веревку подлиннее, командир, будешь мне ассистировать.

– В смысле?

– В скалолазов поиграем, – похоже, Виктору действительно нравилось быть в центре внимания. Чувствовать себя необходимым. От этого и настроение у сапера приподнятое. С куражом… – Я с горки вниз полезу, а ты меня подержишь. Да чего там объяснять, сам все увидишь.

Домовитый мужик, видать, был покойный смотритель. Нашелся в его хозяйстве и канат. Добротный, крепкий… Метров десять. Яхту швартовать можно, не то что человека на весу удерживать.

Петров обвязался вокруг пояса, прихватил саперную лопатку, подсумок с гранатами и полез вниз. Выбрав самую крутизну…

Пока сапер ковырял берег, Николай впервые за все время и теперь уже с посвежевшей головой попытался осмыслить ситуацию без лукавства. Ведь как ни крути, случившееся с группой выходило за рамки здравого смысла. И если отбросить «машину времени» и прочую малонаучную бессмыслицу, то что же произошло на самом деле? Их усыпили каким-то газом, а потом спящими вывезли из замка и доставили сюда? Зачем? Какой смысл? Тем более фашистам… Очередной эксперимент? Или все это лишь бред, галлюцинация? А на самом деле все они лежат сейчас без сознания все там же, в тайном подземном переходе старинного польского замка? М-да, незавидная перспектива. Не приведи Господь… Потому что закончится пробуждение пленом. В лучшем случае – смертью. А в документах укажут «пропал без вести».

Сапер завозился, меняя место закладки, канат дернулся и натянулся сильнее, возвращая Корнеева к реальности.

– Чур меня… – сплюнул тот, как полагается, через левое плечо, прямо в глаза черту. – Дудки. Пока считаю, что живой – то и действовать буду соответственно.

– Чего расплевался, командир? – похоже, лейтенант Колокольчиков понемногу начал осваивать премудрости разведки. Или это Николай так задумался, что шагов штурмана не услышал. – Я настоящий, не привидение. Рыбу ловишь?

– Акулу… на живца, – недовольно проворчал подполковник, злясь на собственную беспечность. Раньше незамеченным подобраться к нему мог только старшина и, иногда, Малышев. – Докладывай – с чем пожаловал?

– Так это… гости у нас были. Не поверишь – верхом. На лошадях… Кавалерия на марше. Мечта маршала Буденного! Словно не сорок четвертый на дворе, а тридцатые годы. Только тачанки не хватало.

– Не тараторь… По делу докладывай.

– Есть доложить по делу… – Петруха сел рядом и вцепился в канат, перенимая на себя часть веса. – В общем, прискакали трое румын. Спешились, погалдели, полазали по завалу, попытались достать повара, но кабину так сплющило, что без автогена и пытаться нечего. Либо металл резать, либо повара. Обматерили все, что увидели, тыкая пальцами в маяк… И ускакали. За оружие не хватались и вообще вели себя весьма беспечно. Так не сыграть…

– Откуда знаешь, что ругались? Понимаешь по-румынски?

– Не, – ухмыльнулся летчик. – Интонация соответствующая. Да и что в такой ситуации еще сказать можно?

Корнеев кивнул.

– Значит, уловка сработала… Это хорошо. Час-другой выиграли.