Глава 11. Пиппа

ПРОШЛА НЕДЕЛЯ. Я ставлю нашу с Хейзел фотографию на книжную полку у себя в комнате. Я была не против переехать сюда, когда в комнате не было практически ничего, кроме кровати и шкафа, но всю последнюю неделю тут продолжала появляться новая мебель. Меня тут даже не было, когда появился этот стеллаж, – он просто возник из ниоткуда в собранном виде сегодня утром, когда мы с Дейзи вернулись с прогулки.

У меня внутри все порхает. Я знаю, что его собрал Джейми.

Его почти никогда нет дома. Иногда я слышу, как он возвращается поздно вечером. Дейзи всегда спит со мной, но я оставляю дверь приоткрытой, потому что ей нравится встречать его. Но сама я никогда не спускаюсь поздороваться – хочу оставить ему больше личного пространства.

Я достаю из-под кровати гитару, чтобы освободить место для коробки. Я уже хочу убрать ее обратно, но останавливаюсь. Я кладу руки на чехол, а потом решительно его расстегиваю.

Гитара поблескивает, и мое сердце сжимается. Я люблю эту штуку, но всегда прячу подальше собирать пыль. Я протягиваюсь руку и касаюсь струн.

Последний раз я играла перед Заком и его менеджером во время тура. Я даже не хотела, чтобы его менеджер приходил: он сам его притащил, чтобы послушать черновой вариант моей песни. Мне нравилось писать музыку еще со старшей школы.

В глубине души я всегда мечтала о карьере, как у Зака.

Когда я закончила и они улыбнулись мне в эдакой снисходительной манере, я, признаюсь, посмеялась вместе с ними, чтобы скрыть свое смущение. Хуже того: до этого момента я правда верила, что у меня есть все, чтобы построить музыкальную карьеру. Я умею петь, играть на гитаре и писать музыку. Я всегда хотела написать альбом – хотя бы посмотреть, получится ли.

На самом деле карьера в маркетинге действительно гораздо проще. Работа в офисе не может разбить тебе сердце.

Я слышу в дверях шум и громко ахаю. Передо мной стоит Джейми и мрачно хмурится.

– Господи. – Я захлопываю чехол с гитарой и сую его под кровать. – Ты меня напугал. Я не слышала, как ты вернулся.

Он еще сильнее хмурится.

– Извини.

– Ничего.

Его взгляд падает на краешек гитары, выглядывающий из-под дивана. Потом он смотрит на меня так, будто хочет что-то спросить, но прежде чем он успевает произнести хоть слово, я его опережаю. Я резко вскакиваю на ноги.

– Я как раз собиралась идти гулять с Дейзи. Нас не будет довольно долго, так что не будем тебе мешать. – Я пролетаю мимо него, а кровь стремительно несется по венам.

Хотелось бы мне перестать на него так реагировать. Для него я, наверное, как вошь – крошечная, ничтожная, вызывающая лишь легкое раздражение. Его хмурое выражение лица при каждом моем появлении говорит само за себя.

Я спускаюсь вниз и собираю Дейзи на прогулку. Пока я пристегиваю поводок к ошейнику, в гостиную заходит Джейми, складывает руки на груди и наблюдает. Его присутствие в комнате давит – он нависает надо мной, как огромная скала, а от пронизывающего взгляда его зеленых глаз у меня мурашки. Наши взгляды встречаются, и я нервно улыбаюсь, пытаясь отыскать в себе остатки того человека, который требовал вернуть ему работу и назвал его козлом.

– Мы пойдем с ней в собачий парк поблизости, – говорю я. Если я буду вести себя так, будто совершенно равнодушна к нему, возможно, мое тело правильно воспримет сигнал. – Там гуляет парень с собакой, очень похожей на Дейзи. Им нравится вместе играть. Его зовут Эндрю.

Я продолжаю тараторить, завязывая шнурки. Кажется, рядом с ним я просто не могу совладать с нервами.

– Эндрю, – повторяет он, как будто у этого имени дурной привкус.

Я смотрю в его холодные глаза и непонимающе моргаю.

– Ну да. Он молодой. Наверное, моего возраста. Он личный тренер.

Взгляд Джейми леденеет, и вдруг он оказывается рядом со мной у двери.

– Я иду с тобой.

У меня рот открывается от удивления, когда он начинает натягивать ботинки.

– Это необязательно. Ты, наверное, устал. – Обычно он в это время спит, измотанный тренировкой.

– Я не устал. – Он достает из шкафа куртку и накидывает себе на плечи, а потом забирает у меня из рук поводок. – У меня все болит, и мне надо двигаться. Пойдем.

Прежде чем я успеваю возразить, он открывает передо мной дверь и приглашает выйти в коридор.

Глава 12. Пиппа

ДО ПАРКА мы идем в напряженном молчании. Только когда Джейми останавливается и окидывает взглядом окруженную забором территорию, его плечи расслабляются, а складка между бровями разглаживается. Я машу нескольким знакомым, а потом спускаю Дейзи с поводка, чтобы она поздоровалась с другими собаками.

Он что, боится доверить мне Дейзи? Я кусаю губу, пытаясь придумать причину, почему он решил пойти с нами. Всю последнюю неделю казалось, что этот парень меня избегает.

– В парке совершенно безопасно, – заверяю его я. Он облокачивается на забор и, насупившись, складывает руки на груди. – Я бы никогда не повела Дейзи в какое-нибудь плохое место.

Его выражение смягчается.

– Знаю. Я доверяю тебе. – Уголок его рта приподнимается, а взгляд кажется почти… игривым? – Я бы не просил тебя ко мне переехать, если бы не доверял.

Я иронично вскидываю бровь.

– Ты не просил…

Он закашливается и отворачивается. Это что, был смех? По нему сложно сказать.

– Нам нужно узнать друг друга получше. – Он снова смотрит на меня, и мне сложно отвести взгляд. Его глаза цвета пихтовых иголок. Ярко-зеленых мхов в парке Стенли. Или изумрудно-зеленых камней на дне залива.

– Эм. – Я бессмысленно моргаю от удивления, растерявшись и смутившись. – Ладно. Какая твоя любимая еда?

Его брови приподнимаются.

– Это твой вопрос?

– Меня никто не предупреждал, что ты сегодня захочешь поболтать, а то я бы подготовила список. – На этот раз я немного шутливо улыбаюсь.

Уголок его губ снова подрагивает, а глаза кажутся почти добрыми. Мне нравится это его состояние.

Он долго на меня смотрит. Девушка, которая требовала вернуть ей работу, снова вернулась, и я смело смотрю на него в ответ.

– Классический рождественский ужин, – отвечает он, все еще глядя на меня в своей нервирующей манере, от которой у меня внутри все переворачивается. – Индейка, пюре, подливка, запеканка с брокколи.

– Клюквенный соус?

Он кивает.

– Домашний, не из банки.

– Конечно, – улыбаюсь я. – Ты фанат Рождества?

– Не особо, но его любит мама. – Он оглядывается на Дейзи, которая держит во рту палку и пытается заставить другую собаку за ней погнаться. – Мы почти все праздники вместе готовим и смотрим рождественские фильмы.

Он так это говорит, что становится понятно: ему просто нравится, когда она счастлива.

Джейми украдкой глядит на меня, изучая мое лицо.

– А еще мне понравились те энчилады^[5], которые ты сделала.

Меня переполняет гордость за свой успех.

– Прекрасно. Сделаю еще.

Мимо нас проносится Дейзи, за которой гонится золотистый ретривер, и она явно наслаждается жизнью. Я улыбаюсь Джейми. Уголки его губ подрагивают, когда наши взгляды встречаются.

Я заметила, что это происходит с его губами каждый раз, когда я смеюсь. От этого наблюдения все у меня в груди тает и растекается, и я улыбаюсь еще шире.

Может, на самом деле он не такой уж и козел.

– Следующий вопрос. – У меня начинают мерзнуть руки, так что я сую их в карман джинсов. – Почему хоккей?

Он окидывает взглядом парк и напряженно сдвигает брови, пытаясь сформулировать ответ.

– Даже не знаю, с чего начать.

– Начни сначала.

Он усмехается.

– Свою первую клюшку я получил в два года.

– Вау, – вскидываю брови я. – Твой отец большой фанат хоккея?

Его выражение едва уловимо меняется, и он хмурится.

– Был. Он умер.

– О. – У меня внутри все падает, и я вспоминаю, что читала об этом. Черт. Надо было запомнить. – Мне очень жаль.

Джейми качает головой.

– Все в порядке. Я его не помню. Это случилось, когда я был совсем маленьким. Он напился и впечатался в столб на собственной машине.

– Черт, – выдыхаю я. Настоящая трагедия. Я всматриваюсь в лицо Джейми, но его, кажется, это совсем не трогает.

– Серьезно, – говорит он мне, – я его совсем не помню. Всегда были только я и мама. Этого мне достаточно. – Он смотрит вдаль, потирая острый подбородок. – Хоккей более скоростной, чем любой другой спорт, и когда ты полностью сосредотачиваешься на игре, полностью отключаешься от всего остального… – Уголки его губ снова приподнимаются, и он смотрит на меня. – Когда ты на льду, ничего больше не существует.

У меня сжимается сердце. Так же я себя чувствую, когда пишу песни. Или чувствовала. Как будто все исчезает.

– Мне нравится быть частью команды, – продолжает он, приподняв бровь. – Но быть единственным парнем в воротах мне тоже нравится. – Он пожимает своими широченными плечами. – Мне нравится давление.

– Тебе нравится твоя новая команда?

– Я играл против них раньше, но ни с кем не дружу.

– А что насчет кексов?

Он кидает на меня непонимающий взгляд.

– Контейнер был пустой. Ты же раздал их команде, да? – Он каменеет, на его симпатичном лице застывает виноватое выражение, и у меня падает челюсть. – О господи. Ты их выбросил.

Он переминается и оглядывается по сторонам. Выражение становится еще более виноватым.

– Джейми. – Я оскорбленно гляжу на него, а он, услышав свое имя, снова смотрит мне прямо в глаза.

Это опьяняет.

– Ты выкинул мои кексы в мусор? – Я скрещиваю руки на груди, но чувствую, как мои губы кривятся в улыбке. – Они были настолько отвратительны, да?

Мы смотрим глаза в глаза, и уголки моего рта не просто дергаются, они расползаются в разные стороны. Господи, какие же красивые у него глаза. От его веселого выразительного взгляда у меня внутри все переворачивается с ног на голову.

Мы сейчас что, флиртуем? Я не могу от него оторваться.

– Они были восхитительны. – Его взгляд останавливается на моих губах, и мои глаза слегка округляются.

Мы сейчас дико флиртуем. Что???

Я часто моргаю – в общей сложности, наверное, раз двенадцать – и стараюсь запомнить этот момент, чтобы как следует проанализировать все с Хейзел.

– То есть ты их не выкинул.

Он качает головой, все еще ухмыляясь этой своей полуулыбкой.

– Я съел все до последнего.

Я таю. Это единственное адекватное описание того, что сейчас происходит у меня внутри.

– О.

– Да. – Ухмылка исчезает, но его глаза по-прежнему искрятся весельем и задором, даже… счастьем.

– Если я сделаю больше, они доберутся до команды?

– Вряд ли.

Я смеюсь, и его уголки губ снова приподнимаются.

Господи, хотелось бы мне увидеть его улыбку целиком! Уверена, она собьет меня с ног или пронзит электрическим разрядом.

– Ты привезла свою гитару, – меняет тему он.

Мое сердце падает. Я не могу сказать ему правду.

– Да это ерунда… – Я выдавливаю улыбку и качаю головой. А потом закатываю глаза. Нет, это перебор. Нельзя настолько сильно притворяться. – Это старая гитара, а у Хейзел ее негде поставить. Я купила ее себе после выпускного. – В голове звенит тревожный звоночек, ведь я опасно приближаюсь к теме школы. Я снова закатываю глаза, как будто все это было давно и неправда, но изображать равнодушие у меня всегда получалось неважно. – Я даже больше не играю.

Он снова смотрит этим своим взглядом, под которым я чувствую себя будто голой.

– Почему нет?

– Эм… – Мне в голову лезет только Зак на сцене со своей новой дамой и то, с какой легкостью он меня заменил. На более удачную модель. Новую и усовершенствованную.

– Я не знаю, – хмурюсь я, уставившись на свои кеды. – Я научилась играть, когда мне было двенадцать, а потом встретила Зака… – Я поднимаю глаза. – Своего бывшего…

Он недовольно мычит в ответ.

– Мы были повернуты на музыке, только ей и занимались. Я наигрывала мелодию, и мы вместе пели, или что-нибудь такое. – Я тереблю край куртки. – Даже во время тура я иногда играла, когда мы оставались вдвоем. – Меня обжигает стыд, и я терзаю нижнюю губу зубами.

Отвратительно быть брошенной. Отвратительно, что Зак оставил на мне такие уродливые шрамы. Этот разрыв лежит на мне тяжелым грузом и придавливает к земле.

Я устремляю взгляд на Джейми, и он слушает меня с таким особым выражением… Таким заботливым и вдумчивым, что мне хочется остаться в этом собачьем парке на весь день и просто разговаривать, разговаривать…

– Как бы то ни было, – снова натягиваю улыбку я, стряхивая с себя неуютные чувства по поводу Зака, – это в прошлом.

Его глаза изучают мое лицо.

– У тебя красивый голос.

Мое лицо вытягивается, и я краснею от смущения.

– Ты слышал, как я пою?

Он кивает, и я вижу, как у него гуляет кадык.

– В тот день, когда я…

А, ну да. В тот день, когда он увидел меня почти голой. Стыдоба. У меня горят щеки.

– В душе все хорошо звучат.

– Нет, – неожиданно твердо смотрит на меня он. – Не все.

Божечки, он такой напористый. От его жесткого тона у меня по спине пробегает дрожь. Он такой же жесткий в постели? Я пытаюсь не закусить губу от возбуждения, прокатившегося по телу. Мысль о том, как голый, потный Джейми Штрайхер нависает надо мной, а его лицо наполняется мучительным блаженством, очень, очень распаляет.

– У тебя отличный голос, – повторяет он. – И ты это знаешь.

Когда в старших классах то же самое сказал мне учитель музыки, Зак выставил все так, будто он просто хотел меня подбодрить. Будто ему было меня жалко.

– Но я не могу никак это использовать.

Он все так же сурово смотрит на меня.

– Я не создана для сцены, – эхом повторяю я слова Зака, сказанные много лет назад.

В тебе этого просто нет, сказал он. Ох. Мне до сих пор ужасно стыдно даже от одной попытки. Особенно когда в памяти всплывает эта его дикая фея, девочка-мечта.

– Это ничего, – заверяю я Джейми.

– Твой бывший конченый неудачник, раз потерял тебя, – выдавливает он.

У меня перехватывает дыхание. Его глаза пылают яростью, и я внимательно за ним наблюдаю. Складка между бровями становится глубже. Он готов снова заговорить, но я прерываю его.

– Пойдем, – говорю я веселым тоном. Не хочу оставаться печальной, обиженной неудачницей. Я просто хочу забыть.

Его взгляд на секунду останавливается на мне, но потом он кивает, соглашаясь закрыть тему. По дороге домой я уточняю его расписание на будущую неделю и расспрашиваю, как еще можно помочь по хозяйству. Но он упрямится и кроме ухода за Дейзи и заказа продуктов больше ни о чем особо не просит.

Но я отмечаю про себя, что нужно купить еще ингредиенты для кексов.

Мы в квартале от квартиры, но тут мой взгляд цепляется за витрину музыкального магазина, и я останавливаюсь как вкопанная.

О господи.

Гитара моей мечты стоит на самом видном месте за стеклом и призывно сияет. Фотографии в музыкальном журнале, на которые я наткнулась пару месяцев назад, не отдавали должное ее красоте. Вживую я вижу все мастерство исполнения, каждый изгиб древесного волокна и идеальную форму, глядя на которую я практически ощущаю, как гитара ложится мне на бедро во время игры. Она нестерпимо прекрасна. Мой взгляд скользит по каждой плавной линии, по каждой струне, по каждому ладу, вбирая их в себя.

Она сделана из орешника, красного дерева и канадской ели. На видео, которое я смотрела, звук у нее был богатый, теплый и объемный. Компания выпустила только тысячу таких, и одна из них сейчас прямо передо мной.

Могу поспорить, она пахнет потрясающе. Думаю, это и называется любовью с первого взгляда.

Я хочу ее. Я охренеть как ее хочу! Но не могу себе ее позволить. Если я получу работу в маркетинге и буду очень, очень аккуратно распоряжаться деньгами, то, может, мне удастся найти такую через год-два.

Я одергиваю себя. С чего я тут пускаю слюни на гитару мечты, если даже не могу взять в руки собственную? Мою грудь пронзает острая боль.

Я замечаю, что Джейми с любопытством смотрит на то, как я смотрю на гитару.

– Извини, – щебечу я, отворачиваясь от гитары. – Пойдем.

* * *

Уходя на игру этим вечером, он впервые по-настоящему прощается.

– Размажь там всех! – говорю я, сидя на полу в гостиной. Мы с Дейзи разучиваем команду «фу».

Его брови встревоженно взлетают.

– «Удачи» вполне достаточно.

Тут я понимаю, что с учетом жестокости хоккея перспектива быть размазанным по льду не кажется такой уж нереалистичной.

– Извини. Удачи.

Он коротко кивает и уходит.

Этим вечером я лежу в постели и думаю о нашем разговоре в парке. Я припоминаю каждое выражение на его лице, веселые искорки в его глазах, когда Джейми слушал меня, и яркий блеск, когда он говорил о хоккее и своей любви к нему.

Хотелось бы мне увидеть его улыбку. Я представляю ее себе, и у меня внутри все порхает.

И тут я слышу ее – музыкальную трель у себя в голове. Я резко сажусь на кровати в темноте спальни. Это всего несколько нот, но ощущения такие же, как раньше, когда я сидела с Заком на диване с гитарой и мы дурачились. Я чувствую звенящую вибрацию у себя в груди, как будто лопаются шипучие пузырьки. Я прижимаю руку к диафрагме и с улыбкой смотрю в окно, чувствуя такое облегчение, что готова заплакать.

Зак меня не сломал. Та девчонка все еще здесь. Нужно просто найти способ вытащить ее на свет.

Я снова думаю о Джейми и о том, не связано ли это с ним.