Глава 2

ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ мой исцеляющий фактор делал своё дело – затягивал раны, восстанавливал затерявшиеся кусочки внутренних органов, наращивал недостающие головы трёхглавой мышце. Ходить я пока не в силах, но старые добрые грудинно-ключично-сосцевидные мышцы в моей шее пришли в норму (да, я знаю, как они называются, а вам слабо?), и я могу запрокинуть голову и увидеть того, кто называет себя Гумом, – пусть и вверх ногами.

О-го-го, вот это громадина!

Нет, правда. Он высотой в пять этажей, не меньше. Кожа у него пёстрая и толстая, словно каменная. Тело борца-сумоиста увенчано крупной головой – ярко-рыжей, словно тыква, с прелестными зелёными глазками. Милый щеночек, известный как Кип, бесследно исчез. Вместо него…

– Гум живой!

Когда он разевает пасть, чтобы констатировать очевидный факт, я со своей наблюдательной позиции замечаю, что у него нет верхних зубов. Этот монстр был бы мечтой стоматолога – если бы не два нижних коренных зуба, способных проломить целый автобус. Я уже готов оценить этого громилу на восемь баллов из десяти по шкале чудовищности, как вдруг замечаю пару жалких крылышек, которые трепыхаются у него под мышками. Такое чувство, будто он купил в секонд-хенде плащ Дракулы и покрасил его в рыжий, под цвет шкуры.

Стоит ли мне высказаться по поводу этих безвкусных крылышек? Никогда не понимал, как вести себя в таких случаях.

В мозгу моего приятеля-охранника с окровавленной щекой наконец выстраиваются все необходимые нейронные связи. Видишь щенка? Щенка нет. А монстр есть. Сматывайся, пока не поздно! Берни находится вне моего поля зрения, но я слышу лязг – и прихожу к выводу, что он наконец решил сделать свои железные ноги.

Ну а я? Меня вдруг накрывает тенью, словно на меня рушится дом (и да, я отлично знаю, как это бывает). Но никакого дома нет – это просто лапа милашки Гума, который склонился надо мной. Я поворачиваю свою свежесросшуюся шею и вижу, как тот хватает Бернардо огромной четырёхпалой лапищей, словно у Кинг-Конга.

Бернардо тоже отыгрывает свою роль и вопит: «А-а-а-а-а!» – в точности как актриса Фэй Рэй из того же фильма.

– Гум голодный!

Трудно не проникнуться симпатией к монстру, который сообщает о своих планах. Не то чтобы я не догадался о его гастрономических интенциях, глядя на то, как он причмокивает губами и несёт Берни к самому рту. Гуму понравилась эта сладенькая щёчка, он хочет ещё.

Берни – славный парень, возможно даже, вполне аппетитный, и я хочу ему помочь. Двигаться я не в состоянии, но могу предложить ему кое-что более ценное: информацию.

– Бернардо! Эй, Бернардо!

– Что? – кричит он, извиваясь и пытаясь вырваться из хватки.

Я машу отросшими пальцами:

– Приветик.

Всё ещё корчась, он глядит на меня:

– Ты что, псих?

– Бернардо! Бернардо!

– Что?!

– Так и есть.

Четырёхпалая лапа сжимается сильнее. Монстр подносит Бернардо ближе ко рту.

– Гум тебя проглотит!

Я стараюсь говорить громким шёпотом, как в театре, но мне это не слишком хорошо даётся.

– Думаю, это значит, что он хочет тебя съесть.

– Ради всего святого… дай мне умереть спокойно!

Я хочу заметить, что тому, кого хотят разгрызть на куски, вряд ли светит спокойная смерть, – но, чтобы разгрызть Берни, Гуму понадобились бы резцы и клыки. Скорее всего, моего приятеля просто расплющат и перемелют.

– Конечно, как скажешь, но… Бернардо?

– Ну что? Что?

Мои мышцы лица возвращаются на законное место, и я улыбаюсь.

– Это у тебя пушка на предплечье или ты просто рад меня видеть?

Сначала он злится, но потом на него снисходит озарение.

– О! Точно!

Бернардо с щенячьим проворством выпаливает из своей гладкоствольной 37-миллиметровой пушки. И что бы вы думали? Оказывается, мой приятель действительно напялил поддельный костюм Железного человека без вибрани-ума, а законы физики, как назло, подействовали. Снаряд отлетает в одну сторону, а железная рука – в другую. Часть отдачи поглотил костюм. Настоящая рука, правда, осталась на месте, но Бернардо ещё не скоро сможет давать автографы.

– Агрх!

Я люблю этот звук. Отличный же звук, правда?

Снаряд оставляет за собой след – такой белый и пушистый, словно он явился прямиком со страниц детской книжки с картинками.

Или из химической лаборатории.

Когда снаряд врезается в мясистый торс чудовища, Гум делает «БУМ!». Куски монстра разлетаются по всей улице. Рука, сжимающая Бернардо, взмывает, как крылатые качели. Бернардо успевает высвободиться, прежде чем четыре костяшки стукаются об асфальт.

Гум повержен и валяется в отключке, но разве мне кто-то скажет спасибо? Ха! Берни просто делает в воздухе безумный пируэт, хватается за руку и вопит, что она сломана. Нет бы спросить, как у меня дела! Вместо этого я только и слышу: «Ай-ай-ай!»

Моя рука, к слову, уже почти в порядке.

Наконец Бернардо прекращает причитать, но на меня ему, по всей видимости, всё равно наплевать.

– Твою мать! Как я всё это объясню? Сын моего босса любил этого щенка.

Убедившись, что верхняя часть моего туловища уже в состоянии извиваться и корчиться, я опираюсь на локоть и приподнимаю бровь. Впрочем, Бернардо этого не видит, поскольку я в маске.

Вы же в курсе, да? Мне, правда, надо упоминать, что я ношу маску? И чёрно-красный костюм? У этой штуки хотя бы обложка есть?

– Сын, ну конечно. Сын. Как будто в этом всё дело. Почему бы тебе, здоровяк, просто не признать, что ты тоже любил эту лохматую псинку – по крайней мере, пока она не попыталась тебя сожрать? Но если она стала такой большой, значит, её надо любить ещё больше! Любимой собаки должно быть много! Признайся, в глубине души тебе стыдно, что ты обидел своего Бобика.

Берни меланхолично парит в трёх метрах над землёй. Он молчит – может, не знает, что сказать, а может, решил, что мы достаточно сблизились, чтобы понимать друг друга без слов. Но прежде чем он в очередной раз успевает спросить, не псих ли я, он понимает, что я был прав – сразу в нескольких вещах.

Любимой собаки – вернее, Гума – действительно много. Очень, очень много.

От Гума должна была остаться куча бурлящей слизи в лавкрафтовском духе. Но с этой кучей явно что-то происходит. С противным сосущим звуком склизкая субстанция собирается воедино, тело вновь принимает форму, и всё не столь хорошо забытое старое становится новым.

– Гум живой!

Вот ведь сукин сын. У него тоже есть исцеляющий фактор – только он работает намного, намного быстрее. Я шокирован. Я разъярён. Но прежде всего я смущён. Я смотрю на своё жалкое тело, которое всё ещё корчится в потугах запустить несколько внутренних органов, и цокаю языком.

– Ну почему ты не можешь исцеляться так же быстро, как Гум, а?

Однако Бернардо снова в беде, потому что, ну, понимаете…

– Гум голодный!

В панике, лязгая железом, Берни поворачивается ко мне – что ни говори, этот парень славится скоростью реакции.

– Что мне теперь делать? – вопрошает он.

Я пожимаю плечами, думая: «Хе-хей, я снова могу пожимать плечами!»

Но потом я говорю:

– Откуда я знаю,@&*^#? Поройся в каталоге своих приложений, найди что-нибудь, что стреляет, и целься этой твари прямо в глотвал.

– Во что?

Даже если опустить определение слова «глотвал», провернуть это не так-то просто. Правая рука Бернардо в неисправном состоянии, а он явно не амбидекстр^[2]. Его левая рука болтается туда-сюда – беспомощная, как та дамочка на кассе самообслуживания сегодня утром, которая никак не могла понять, куда запихнуть свои деньги.

В монетоприёмник, дура! В монетоприёмник!

Стоило её взорвать.

Вместо кассы.

Так или иначе, я предлагаю очередное смелое, но мудрое решение:

– Эти хилые крылышки вряд ли могут поднять его в воздух. Просто отлети подальше!

Бернардо кивает и запускает двигатели. Костюм вибрирует, словно где-то в нём застрял ошмёток Гума. Берни не удаётся быстро смыться, но он поднимается всё выше, и Гум уже не достаёт его своей лапой – четыре пальца хватают воздух.

– Лети, братишка! Улетай!

Берни чувствует облегчение. Я вижу это по его самодовольной улыбке. Я тоже выдыхаю – но лишь на секунду: по всей видимости, эти крылышки всё-таки нужны не только для брачных игр. Гум умеет летать. И довольно быстро. Одним рывком он покрывает расстояние до Бернардо и хватает того за ноги. Вместо того чтобы повторить свою предыдущую ошибку и сообщить нам, что он жив и голоден, Гум просто запихивает Бернардо в пасть.

Прямо в воздухе.

Смотрится всё это как в фильмах про животных, когда чайка думает, что она улизнула от акулы, но та выпрыгивает из воды и…

Я собираюсь дать Берни ещё какой-нибудь мудрый совет, но тут слышу противный скрежет. Настоящая, качественная броня лопнула бы с громким треском. Эта не издаёт ни звука.

Чего я, увы, не могу сказать о Бернардо.

– Ай-яй! А-а-а!

Ещё пара лязгающих звуков… и с Бернардо всё кончено.

Кстати, если бы это был комикс, его последний крик появился бы в так называемой вспышке.

Хорошо хоть монстр не выдал комментарий: «Гум жуёт!»

Круговорот жизни. Так это называется, да? Ещё одна причина, почему я взял за правило не привязываться к животным, второстепенным персонажам и вообще к кому угодно. Никогда не знаешь, в какой момент они умрут. В конце концов, я ведь едва знал этого Бернардо, но вот я лежу тут и пускаю сопли…

Ого! Да вы только посмотрите! Patelc Philippe! Отличные наручные часы – и валяются без дела!

Едва я успеваю протянуть руку за этими проклятыми часами, как мою небольшую авантюру прерывает крик, полный ужаса и отчаяния. Кажется, будто вопит целая орава перепуганных ребятишек – и таки да, на той стороне улицы и впрямь высится кирпичное школьное здание, полное детей. Мелюзга собралась у окон и жалобно голосит, глядя на приближающегося Гума.

Никаких «Гум глотает» и «Гум вытирает губы». Только «Гум голодный».

Похоже, на Планете Икс с литературой дела плохи.

Дети вопят. Бравые учителя оттаскивают их от окон. Один задергиваёт шторы, как будто это что-то изменит.

Знаете что? Может, он и был милым щеночком, но сейчас он ведёт себя как свинья. Я рывком поднимаюсь, стряхиваю с себя всё ещё дымящиеся ошметки хот-догов и выхватываю из-за спины две катаны.

К несчастью, я не заметил, что в процессе регенерации одна из них вросла мне прямо в лопатку. Ай. Эффектно обнажить мечи не получилось. К тому же выдёргивать её оказалось довольно неприятно. Уж прости, боль, сейчас не до тебя. Заведя руки за спину, в любой момент готовый ударить, я мчусь к ближайшей рыжей лодыжке.

Гум поднимает лапу и выгибает спину, словно готовый разметать стену одним ударом. Если бы я был выше ростом, я бы мог вонзить ему меч под коленку. Вместо этого я со всей силы бью по его лодыжке, стараясь отсечь достаточно плоти, чтобы монстр опрокинулся на землю.

Он падает с ужасающим грохотом. Земля дрожит. Асфальт трескается. Машины по обе стороны дороги резко тормозят. Два такси, фургон и спортивная тачка с треском въезжают друг в друга. Пожарный гидрант выстреливает десятиметровой струёй воды. Другими словами…

Видите? Вот это называется вспышка.

Гум лежит на спине, явно растерянный. Он выглядит как папаша, который играл с ребёнком на полу в гостиной и теперь силится понять, куда уполз его дорогой младенец. Но потом его огромная голова-тыква (не путать с Огромной Тыквой из фильма «Это Огромная Тыква, Чарли Браун») поворачивается ко мне.

Он сощуривается, глядя своими зелёными глазками на меня любимого, и я вижу, что его лодыжка уже заросла. Вот чёрт.

– Гум уничтожит тебя!

Я высовываю язык:

– Дэдпул увернётся!

Он выбрасывает вперёд лапу. Даже с учётом моих потрясающих рефлексов Гум слишком прыткий для плана А – который, как я уже говорил, заключается в том, чтобы увернуться. Я переключаюсь на план Б и отрубаю у него кончик пальца.

– Гуму больно!

– На Планете Икс что, нет междометий? Только унылое повествование в третьем лице? «Гуму больно», «Гуму стыдно», «Гум погружается в бездну самобичевания»?

Прежде чем он успевает отдёрнуть лапу, я отсекаю кончик другого пальца.

– Ай!

– Вот это другое дело!

Оказывается, чтобы дать затрещину, все пальцы не нужны. Гум предпочитает не тратить время на восстановление тканей и наотмашь бьёт меня тыльной стороной лапы. Я взмываю в воздух и не то чтобы улетаю за горизонт – всего лишь приземляюсь на другой стороне улицы, врезавшись в фундамент школьного здания. На меня падают куски гранита, извёстка и, кажется, капсула времени, заложенная в 1954 году. Ушибленный, но не сломленный, я вскакиваю на ноги и разражаюсь гневной тирадой, которая целиком состоит из проверенных временем цитат:

– Йиппи-кай-йэй, ублюдок! Валяй, порадуй меня! У меня как раз кончилась жвачка! Поздоровайся с моим маленьким другом! Ты со мной говоришь? Это не меня с вами заперли, это вас заперли со мной! Я тот, кто стучит!^[3] Во имя ненависти изрыгаю я на тебя моё последнее дыхание!^[4]

Гум садится. Его голова маячит на уровне третьего этажа. Его пальцы уже обрели изначальную форму, и он делает очередную попытку меня схватить, но на сей раз я к этому готов. Я запрыгиваю на его указательный палец и мчусь вверх по лапе.

Значит, Гум может отращивать отрубленные части тела. Пф! Посмотрим, сможет ли он отрастить целую голову.

Его шея за тяжёлыми складками щёк почти невидима – как рассказчик в «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Но мне удаётся её разглядеть. Достигнув плеча, я подпрыгиваю и взмахиваю катаной. Гум падает!

Мир вокруг расплывается. Обычно на мою долю выпадает мало восторгов, и я особо их и не жду, но сейчас я слышу его – дикий рёв толпы, который становится всё громче и громче. Все школьники вскочили в едином порыве, они кричат и подбадривают меня. Меня, малыша Уэйда, над которым все смеялись, – теперь он станет победителем в большой игре! Мяч у меня, остались считаные секунды, и я несусь к кольцу. Попал, говорю вам, попал! Я вижу Софи Макферсон, девочку, в которую влюблён, – дрожа от возбуждения, она вновь и вновь выкрикивает моё имя: «Уэйд! Уэйд!»

– Смотри на меня, Софи! Смотри на меня!

Я говорил, что могу словить глюки в самый неподходящий момент? Никогда не знал, как завести об этом разговор. Это всё равно что раздумывать, на каком свидании признаться, что у тебя дети или проказа. Рад, что можно больше не париться. Не волнуйтесь, вы привыкнете. Наверное. Что их вызывает? Может быть, исцеляющий фактор, заживляя разные травмы мозга, каким-то образом вклинивается в поток сознания. Или тот самый эксперимент, который подарил мне суперсилу и усугубил мой рак, разворошил какие-то глубинные пласты моей психики.

Может быть, что-то, происходящее в данный момент, служит для тебя эмоциональным триггером.

Ага, помнишь, как отец тебя бил?

Что? Вы думаете, драка с огромным монстром, который собирается закусить детишками, может вызвать в памяти баскетбольный матч в средней школе? Ладно. Неважно.

Я мог бы сказать, что отличаю иллюзии от реальности, потому что они рано или поздно прекращаются, но, по большому счёту, всё на свете прекращается, разве не так? Так или иначе, сначала я слышу радостные крики – а потом мои детские мечты рассеиваются как дым. Никакого мяча в кольце, никакой Софи.

Вместо неё мне аплодирует Гум – один хлопок, и я зажат между его ладоней. Он потирает свои бугристые лапы. Я хриплю и вырываюсь, но всё без толку. А потом Гум швыряет меня вниз – очень, очень, очень, очень, очень резко.

Я пролетаю сквозь бронированную крышу припаркованного рядом вездехода. Сквозь сиденье с мягкой обивкой. Вы могли бы подумать, что меня остановит рама, – но нет, я прохожу и сквозь неё и падаю прямо на асфальт, где и лежу в новой, свеженькой яме в форме Дэдпула.

Как Багз Банни, только в луже крови.

Всё, что столько времени срасталось, снова сломано. И даже то, что в прошлый раз уцелело. Мне кажется, что рука в порядке, но прежде чем я успеваю это проверить, Гум поднимает вездеход надо мной.

Он явно хочет отомстить мне за отрубленные пальцы. Вместо того чтобы снова меня схватить, он отбрасывает вездеход в сторону и прыгает, явно желая растоптать то, что от меня осталось, своими лапами-тумбами. И нет, это не фигура речи.

Я, конечно, много всего пережил: пулевые ранения, стрелы в голове, вросшие ногти. Но сейчас я не уверен, что смогу восстановиться, если меня полностью расплющит. И, как я уже говорил, в любом случае будет больно.

Лежа в вонючей тени чудовищных ног, я жалею не столько о том, что смертен, столько о том, что пропущу кучу классных сериалов.

Новый сезон «Агентов Щ.И.Т. а» уже вышел?

Щ.И.Т. а?

О боже. Я чувствую себя как Дороти, когда она осознала, что в любой момент могла вернуться домой (и, честно говоря, на её месте я бы от души пнул Глинду, которая это скрывала). То, что мне нужно, всё это время было при мне. Единственной рабочей рукой я тянусь к своему навороченному поясу и достаю секретное оружие. Я мог бы сказать, что смотрится оно потрясно, но на самом деле это всего лишь баллончик.

Я прицеливаюсь и выпускаю струю в лицо наклонившемуся Гуму. Мои нынешние работодатели, которые дали мне эту баночку, называют её содержимое нанокатализатором. Вы же знаете, что большинство живых существ – кроме каких-нибудь амёб – состоит из клеток, связанных между собой? Нанокатализатор, который я только что распылил, рушит эти связи.

Насколько быстро он действует? Можете сами посмотреть. То есть прочитать.

Тварь с Планеты Икс, которая только что падала на меня всей тушей, тает на глазах. Гум как будто превращается в огромную лужу, в которой сам же и тонет.

Я не раздавлен. Просто насквозь промок под липким розовым дождём.

Фактически я даже не убил Гума, потому что он не мёртв. Нет, дело не в том, что он будет жить в наших сердцах. Раз у него есть способность к регенерации, все его клетки до сих пор живы – пусть вместе они и образуют хлюпающую розовую лужу, каждая капля в которой больше напоминает не Гума, пришельца с планеты Икс, а точку, знак препинания в конце предложения.