Отзывы на книгу «Нетерпение сердца»

Какое это произведение эмоциональное! Оно просто вывернуло мою душу. От отвращения, до жалости и сострадания. Герои прописаны так натурально, как будто на сцене сидела и наблюдала всю трагедию со стороны. А книга трагична и грустна с самого начала.
25-летний офицер Антон Гофмиллер посещает знатный дом Кекешфальве и знакомится с девушкой, которая прикована к инвалидному креслу. По мере их знакомства и частых посещений, Эдит, как и следовало ожидать, теряет и сердце, и голову перед молодым офицером, демонстрируя бурю эмоций и страстей, от ненависти, истерии, обмороков и до любых попыток к исцелению. С другой стороны, мечущийся в своих чувствах офицер, который не может разобраться в себе, что же он испытывает к девушке калеке? Дружбу? Любовь? Симпатию? Жалость? Или все-таки нездоровое любопытство. Здесь момент как раз для дискуссий, т.к. каждый читатель видит картину отношений по-своему. Порой мы верим в его любовь к бедной девушке, а через миг он убегает с чувством отвращения к себе и к ней. И терзает его эта ситуация, или ловушка, но и бросить все он не может, девушка с ранимой психикой и очень тонко манипулирует людьми. Я честно сочувствовала главному герою, в ситуацию он попал безвыходную, готов и в петлю, и на войну, да хоть куда...и бросить все нельзя, зная, что разрушишь жизнь и девушки, и ее отца, страдания которого так велики, что сам иссыхает с каждой минутой. Финала я ждала с нетерпением сердца, как и у главных героев, хоть и подозревала, что счастья не приобрести никому, да и не было к нему никаких предпосылок. С самого начала веяло драматичностью. Сильное произведение, я обязательно приобрету бумажную версию в свою библиотеку. Цвейг мастерски описал весь спектр эмоций, сложно остаться равнодушной после прочтения.

Рада, что познакомилась с творчеством Стефана Цвейга именно с этой книги, так как осталась я в совершенном восторге. С другой стороны, как я поняла, других крупных законченных произведений у него нет, а это означает, что самое глубокое погружение я совершила. Впрочем, этого хватит надолго, и пока возвращаться к Цвейгу я не планирую.
В этом романе автор использовал нетипичный приём: трагедия человеческой судьбы обычно изображается на фоне масштабных исторических событий, которые её как бы оттеняют и возвеличивают. Здесь же наоборот: происходящее с главным героем даже несколько меркнет на фоне национальной трагедии, да ещё и под занавес романа, что производит действительно необычное впечатление.
В "Нетерпении сердца" нет хороших и плохих персонажей; все, скажем так, с душком, но по-своему. И хоть главный герой, Антон Гофмиллер, не воспринимается мною как наиболее положительный по сравнению с прочими, но ему я сочувствую больше всех, потому что понимаю, что он пострадал больше всех (как ни странно). Он, что называется, оказался не в том месте не в то время. И если Гофмиллер ещё относительно противоречивый персонаж, то все остальные однозначно отрицательные: Эдит, разумеется, домашний тиран, но и более того - она распространяет свою волю к смерти на любого, кто вхож в её ближайшее окружение; нетрудно заметить, что все вокруг Эдит совершенно несчастны и лишены будущего. Господин Кекешфальва, на мой взгляд, отчасти обладает чертами мистического персонажа: если Эдит при таком рассмотрении - это исключительно разрушительная энергия и зло, то Кекешфальва - её приспешник и посредник, как Мефистофель, заманивающий слабых духом людей на скользкую дорожку ко злу. Неспроста автор делает его евреем и дельцом, что воспринимается прочими второстепенными персонажами крайне отрицательно (но тут ещё, разумеется, повлияла социальная обстановка времён написания романа - 1938 г.). Неспроста он всегда приходит в ночи, облачённый в свою неизменную тёмную одежду, а края его верхней одежды развеваются, будто чёрные крылья.
Чуть менее отрицательные, но всё равно вредоносные персонажи - это Илона и доктор Кондор. Оба они также толкают Гофмиллера к предательству самого себя (считай, продаже собственной души, потому что после всего произошедшего его душа уже не успокоится), но главную роль здесь играет Кондор, который изощрённо шантажирует Гофмиллера. Убеждая его в том, что он обязан взять на себя ответственность за чужую жизнь и ради этого пожертвовать собой, Кондор прибегает к любым манипуляциям. К этому моменту, разумеется, главному герою давно уже стоило прикрыть лавочку своей жалости, но всё же, даже тут, даже зная, к чему теперь приведёт отказ, я считаю (и это позиция христианской этики в том числе), что Гофмиллер имел полное моральное право послать всё к чёрту и уехать или, как минимум, перейти в режим неприступного игнорирования. Но случилось то, что случилось.
"Нетерпение сердца" - роман вообще очень немецкий, очень фантасмагоричный. Он во многом перекликается с мистикой позднего романтизма (со всеми его сделками с дьяволом, трикстерами и прочей нечистью), отчасти напоминает Гофмана с жуткими видениями механизированных дребезжащих кукол (и здесь обращают на себя внимание сны Гофмиллера, в которых ему является на своих грохочущих костылях Эдит) и его горячечный бред. Во многом роман даже предвосхищает будущую немецкую литературу, где лейтмотивом станет тема ответственности и жизни "после". Это талантливое произведение, очень многоплановое, в достаточной степени непредсказуемое (что не даёт заскучать). И несмотря на незамысловатый в общем-то сюжет, очень живое, в чём, несомненно, заслуга прекрасного авторского слога. Сперва я немного побаивалась, что это будет картонное повествование в духе Бальзака, скажем, где мужчины подкручивают ус и посмеиваются, а дамы смущённо охают: это не отменяет того, что сюжет может быть на высоте, просто персонажи получаются довольно посредственно выписаны, а многие любопытные подробности замаскированы нагромождением эвфемизмов. У Цвейга такого нет, а описание иногда даже поражает натуралистичностью и неожиданной откровенностью: так, главный герой признаётся об испытанном им некогда влечении к юноше, или же, описывая сцену поцелуя, автор делает это замечательно живо со всеми неловкими моментами (например, стукнувшимися друг о друга зубами).

Должна заметить и предостеречь, что в моём издании - а это сборник Цвейга от "Азбуки" в серии "Большие книги ИЛ" - роман предваряет отвратительная статья Ю. Архипова, в которой совершенно бессмысленно пересказывается сюжет и, главное, финал. Как это интересно, в подробностях узнать развязку, только-только приступая к чтению... Теперь всегда буду читать предисловия только по прочтении самого произведения.

Дотошными статистами и учеными наверняка уже подсчитано, сколько примерно человек умирает на Земле в каждую секунду. Не хочу вдаваться в страшные цифры, так, просто размышляю. После долгожданного знакомства с романом Стефана Цвейга - его единственным, кстати, романом: австрийский классик, как известно, писал в основном новеллы и биографические произведения - отчего-то захотелось вдруг (хотя нет, понимаю отчего: из-за содержания книги) задаться схожим вопросом: а известно ли (и можно ли то подсчитать), сколько сердец разбивается в это самое мгновение? Разбивается от боли, тоски, предательства, безответной любви? Сколько их обладателей встретят новый день не с радостью и предвкушением чего-то приятного и чудесного, а с надолго потухшим взглядом и чувством безнадежности всего и вся? Сколько их проснется механически и по привычке, не почувствовав тонкого вкуса и аромата утреннего чая или кофе, в спешке или же размеренно соберется на работу , не ожидая от наступившего дня ничего хорошего? Сколько из них затем найдет спасение в алкоголе, а сколько решится на страшный, непоправимый шаг в вечность?..

Разбитое сердце не склеишь вновь, не обманешь самого себя банально-избитым: "Все будет хорошо... когда-нибудь... может быть". Сказки для экрана и книг - не для жизни. Строгому разуму ни за что не перекричать гул кровоточащего органа где-то там, в глубине груди.

Два сердца встретятся в этой книге Цвейга, два горящих сердца, две наивных. бесхитростных души, где каждая права по-своему, виноватых здесь нет.

В самом деле, разве можно укорять другого за то, что любви не случилось? Разве можно приказать сердцу любить? Любить отчаянно, самозабвенно, чтобы слова других не трогали и не обжигали. Любить, несмотря ни на что... Любить не в ответ, а по своей воле...

До прочтения этого романа Цвейга я полагала, что горько читать книги лишь об остывающих и уходящих чувствах. Оказалось, что о несостоявшейся любви читать ненамного легче. Призрачная, едва уловимая любовь-симпатия, любовь-уважение, любовь-дружба промелькнет, подарит ворох ложных надежд, закружит в эйфории чувств, а потом... потом безжалостно скинет с пьедестала, оставив после себя лишь осколки...

История Эдит и лейтенанта Гофмиллера именно такая - история несостоявшейся любви, до которой было рукой подать. Счастье уже пряталось за дверью, готовое распахнуть ту немедля. Затаив дыхание, мы все - читатели прелестного романа - безотрывно следили за героями, надеясь на чудо. Мы обманывали сами себя, приписывая в уме счастливый финал этой жизненной истории. Мы хотели сказки, Цвейг же хотел правды жизни.

Жестоко разбивая сердца своим героям на страницах "Нетерпения...", он не задумываясь разбивал их и читателям. Разбил и мое, влюбив в текст, сюжет, слог, а затем подарив тот невероятно душераздирающий финал, к которому все, собственно говоря, и шло...

Не перестаю удивляться странным совпадениям, преследующим меня повсюду. Двумя лучшими книгами сентября для меня стали романы австрийских авторов. Вначале Музиль растормошил, разбередил воображение, оставив в догадках на середине книги (я прочла пока лишь первой том его "Человека без свойств"). Сейчас вот Цвейг безнаказанно и беспардонно играет моими чувствами и нервами. Я ведь только-только поверила в благородство натуры этого "рыцаря" Гофмиллера! Наивная, я в самом деле могла подумать, что люди меняются?

Что человек, зависимый от мнения окружающих, почитающий его за святыню, вдруг поведет калеку к алтарю? На это я рассчитывала, начиная читать в первом осеннем месяце цвейговский роман? По правде говоря, не помню. Запомнила лишь одну мысль, отчетливо проносившуюся в моем мозгу где-то на первой четверти книги: "Добром эта история ни за что не кончится..." Что-то уже тогда, видимо, нашептывало мне, предупреждало о чем-то, недвусмысленно предлагало готовиться к худшему.

Пессимист во мне, наверное, обрадовался: мол, я же говорил... А мечтатель-романтик что-то загрустил, отправившись собирать те самые осколки: "Где же ваша хваленая любовь, так, одни стекляшки..."

Они - Эдит и Гофмиллер - были симпатичны мне оба - юные, нежные, почти не знавшие жизни. Он - за пределами казармы, она - за пределами богатого дома. Сердца и души тянулись друг к другу, а любви не вышло...

Я не могла винить, да я и не вправе: он никогда и не обещал ей взаимности, новость о ее чувствах вообще стала для него откровением и полной неожиданностью. Нет в том и ее вины: любви она не выпрашивала, хотела быть равной, нужной, достойной. Ее надежды и ожидания столкнулись, перехлестнувшись, с его страхами насмешек товарищей.

Благодаря целительной силе любви чья-то жизнь могла стать ярче и счастливее. Благодаря же чьему-то предательству и легкомыслию чья-то жизнь так нелепо и стремительно однажды оборвалась...

Ах, изобрести бы машину времени: не для себя - для героев. Разминуть их во времени и пространстве - чтобы не встретились, не сдружились. Отправить его в отдаленный полк НН, ее - на курорт или в деревню к дальней родственнице. Только чтоб подальше друг от друга. Чтоб прошли мимо, незамеченные, неузнанные, не причиняя друг другу новой боли (в их жизнях той и так предостаточно), не даря бесплодных надежд...

Моя история, выдуманная для персонажей, была бы пресной, скучной, обыденной, но счастливой. У Цвейга - этого кудесника слога и стиля - она вышла, несмотря на всю грусть, заключенную в строчках и меж них, бесподобно прекрасной, чарующей, резко и неожиданно кидающей вас под каток драмы. Вы же знали, на что шли. Военный и калека - в этой истории априори не могло быть счастливого конца. За хэппи-эндами - точно не к Цвейгу.

5/5, в топ сентября - сразу и однозначно. История, которую отныне точно не забыть...

Сильный, глубокий, эмоциональный, проникновенный рассказ. Это такая большая, растянутая до размеров романа, очень Цвейговская новелла о любви, сострадании, выборе, малодушии, долге.
О содержании написано много, поэтому повторяться не буду. Скажу лишь, что герои у Цвейга, как всегда, многогранны и интересны. На мой взгляд, нет в этом романе отрицательных персонажей. Все в нем живые люди со своими достоинствами и недостатками. Взять хотя бы историю барона фон Кекешфальва: аферист, прощелыга и вдруг такая чуткость и совестливость! Откуда, почему?! Или Антон Гофмиллер... Вот уж не стала бы упрекать его во всех грехах! Положа руку на сердце, 90% молодых людей повело бы себя так же малодушно. Одно дело сочувствовать, а другое — взять на себя обязательства. А то, что сбежал и не объяснился — это трусость, только, думаю, конец все равно был предрешен. Очень уж неуравновешанна, истерична и надломлена была Эдит.
А доктору Кондору — низкий поклон! Почти каждое его выражение хочется выделить в отдельную цитату и выучить наизусть.
Замечательный роман! Очень рада, что, наконец-то, прочитала его!

Если бы существовал на свете клуб почётных невротиков, то данная цитата подошла бы как нельзя лучше в качестве девиза. Тяжело живётся людям, чья душевная организация настолько тонка, что колеблется от нежнейшего ветерка. Обычно это амплуа принадлежит девушкам, но в «Нетерпении сердца» трепещущей ланью является офицер Антон Гофмиллер, главный персонаж. Какие же ветра тревожат его сердце? Какая погода стоит в Австро-Венгерской империи начала двадцатого века?

Начинается роман одним из любимых приёмов Цвейга: «эту удивительную правдивую историю я услышал от знакомого». Повестование ведётся от первого лица, от Гофмиллера, и таким образом автор достигает интимности и остроты чувств, необходимых для истории, которую он собирается рассказать. Вообще система рассказчиков подчас становится довольно запутанной. Просто пример: Цвейг рассказывает нам, как Антон Гофмиллер беседует с доктором об одном богаче, и вот доктор говорит, что однажды богач разоткровенничался и выложил всю историю своей жизни, и как-то раз богач дремал в вагоне поезда и слушал, как на соседней лавке кто-то в красках обсуждал своего начальника... Пять рассказчиков спрятались друг в друга, как матрёшки.

Все всё знают, все обо всём судачат, сплетни разлетаются быстрее телеграмм – общество того времени предстаёт перед нами эдакой большой скамейкой у подъезда. И один из глубочайших страхов Антона Гофмиллера – это боязнь оказаться предметом неодобрения условных бабулек. Под бабульками можно понимать его товарищей-офицеров, население городка, где расквартирован его полк, всю семью и знакомых любой степени близости. Однажды Гофмиллер познакомился с богатыми Кекешфальвами: пожилой богатый коммерсант, его дочь-инвалид Эдит и племянница Илона.

Полный сострадания юноша утешает и развлекает больную, прикованную к инвалидной коляске. Семейные обеды, прогулки, вечерние посиделки за чаем – он, пунктуальный, как часы, всегда у Кекешфальвов, готовый поддержать и оживить маленькое общество. Но он пребывает в блаженном неведении, что такое внимание будит в Эдит некоторые надежды. Гофмиллер оскорбляется в лучших чувствах, когда Эдит признаётся ему в любви. Как так? Юная затворница, толком не знающая света, влюбляется в статного офицера, которого видит каждый день – ах, как же это так получилось, невозможно, почему она влюбилась в меня??

Гофмиллер спускается с небес на землю, как дряблый воздушный шарик. Меня ведь засмеют товарищи, если увидят с калекой? А что скажут мама и тётя? Но упоение христианским состраданием вводит нашего офицера в опасную иллюзию, что одним человеком, как большим пластырем, можно залепить трагедию другого. Гофмиллер опять надувается осознанием собственной важности. У Эдит толком нет друзей, нет никакого здоровья, она никогда не сможет заниматься любимым делом, ей не нравится отражение в зеркале – но это всё магически починит Гофмиллер своим присутствием. Отец Эдит и лечащий врач стараются совсем запудрить ему мозги. Если женщина в тебя влюбилась – не имеешь морального права не влюбиться в ответ. Если она больна – тем более.

Здесь я сворачиваюсь с описанием сюжета. Скажу лишь, что подобный груз ответственности смог бы вынести лишь очень устойчивый и любящий человек. А Гофмиллер у нас так, облако в штанах, и девушку максимум жалеет. Должен ли он быть в ответе за ту, которую приручил? С одной стороны, его недальновидность и готовность раздавать обещания поражают. С другой стороны – а чего все ждут от него? Хоть парня в бельевую верёвку скрути, всё равно не получится выжать любовь вместо хиленького сострадания. Но тема невротичной вины часто повторяется в романе. Сам богач Кекешфальва женился на женщине, которую развёл при покупке недвижимости, а доктор связан узами брака с безнадёжной пациенткой.

Что за магия любви такая? Получается, что женщины здесь – это жалкие, не приспособленные к жизни, убогие существа. От банкротства, от неизлечимой болезни, от горя и тревог их может спасти только другой человек, благородно кладущий себя на жертвенный алтарь брака. Разве не чувствовали эти женщины, что на них женились из соображений «птичку жалко»? Или, в отличие от Эдит, они смирились?

Нет, здоровые, сильные, гордые, весёлые не умеют любить – зачем им это? Они принимают любовь и поклонение как должное, высокомерно и равнодушно. Если человек отдаёт им всего себя, они не видят в этом смысла и счастья целой жизни; нет, для них это всего лишь некое добавление к их личности, что-то вроде украшения в волосах или браслета. Лишь обделённым судьбой, лишь униженным, слабым, некрасивым, отверженным можно действительно помочь любовью. Тот, кто отдаёт им свою жизнь, возмещает им всё, что у них отнято. Только они умеют по-настоящему любить и принимать любовь, только они знают, как нужно любить: со смирением и благодарностью.

В моём понимании, крепкая любовь – это союз двух самостоятельных личностей, которым есть, что дать друг другу. Это двухстороннее движение ласки, опеки, интересов, понимания. Здоровые, сильные, гордые, весёлые по-настоящему умеют принимать и отдавать любовь, потому что они не умирают от жажды в пустыне. Другой человек не является для них единственным билетом в жизнь. Это не очень романтично, но зато все остаются целы.

Даже небольшие новеллы Стефана Цвейга способны вызвать бурное обсуждение морального облика и мотивов персонажей, а уж его единственный роман, «Нетерпение сердца» – и подавно. Формула «эта книга заставляет задуматься о…» вызывает зубовный скрежет ещё со школы, но здесь она уместна. Прогноз погоды на Австро-Венгрию начала двадцатого века неблагоприятный: ожидается штормовой ветер, дождь слёз, крушение надежд и империй. Запасайтесь дождевиками.