– К работе приступите завтра, – оборвала ее мисс Николсон, – Будете вести во втором классе грамматику, арифметику, ботанику, этикет и рисование. В ваши обязанности также входит следить за детьми на переменах, гулять с ними и водить в трапезную. Вы сможете поддерживать образцовую дисциплину?

Джинни робко кивнула.

– И еще, я надеюсь, вы понимаете: место в нашей школе – большая честь для безродной девицы. Мисс Коббетт, очевидно, считает вас самой достойной своей воспитанницей. Так постарайтесь же не ударить в грязь лицом!

Джинни пылко заверила, что постарается.

– Жить вы будете в восточном крыле, в комнате номер четырнадцать, с двумя молодыми учительницами. Служанка вас проводит.

Номер комнаты совпадал с годами Джинни, и она увидела в этом доброе предзнаменование, а ее новые соседки оказались очень милы.

– Спорим, что завтра ты будешь реветь! – заявила одна из них.

– Вот еще! В жизни нюни не распускала. Не на ту напали, – огрызнулась Джинни.

– Тебе какой дали класс? второй? Ах, это еще совсем малышки! Но зубки у них острые как у пираний – съедят в одночасье и не подавятся, будь спокойна.

«Может, они нарочно меня запугивают, но зачем им это?» – подумала Джинни, и ей сделалось не по себе.

Вторая девушка, словно угадав ее мысли, одернула расшалившуюся подругу:

– Памелла, как тебе не стыдно задирать новенькую? С детей дурной пример берешь. Класс и правда не из легких, – обратилась она к Джинни, – ленивый, распущенный, шумный и склонный к каверзам.

– А обуздать его невозможно, потому что в нем учится Глория Николсон, племянница патронессы, – добавила Памелла.

– Но не робей, ты учительница, а значит, главная! – сказала Шарлотта.

– Чепуха, главная там Глория, неужели ты этого еще не поняла? Все девчонки у нее под каблуком, прыгают на задних лапках, так же трусливо и тупо, как наставницы перед ее чванливой тетушкой.

Шарлотта ущипнула Памеллу за руку и состроила зверскую гримасу: прикуси, дескать, язык, а сама поспешила перевести разговор в другое русло.

– Что мы, на самом деле, все о школе, да о школе? Так и в старых девах застрять недолго! Лучше открой нам секрет, милая Джинни, есть у тебя сердечная привязанность?

– К чему?

– Ни к чему, а к кому – ясное дело, к молодому человеку! Вот Памелла у нас, представь себе, влюблена, причем не без взаимности. Тебе, наверное, ужасно интересно, в кого? – заговорщически прошептала Шарлотта. – В нашего фельдшера. А ты еще не повстречала своего принца?

– Нет, – честно призналась Джинни.

– Не может быть… Ну да, конечно, ты нам еще не доверяешь, – притворно огорчилась Памелла. – А вообще, мы так дружны, так ценим искренность и терпеть не можем скрытных лицемерок, но ты ведь не такая, правда, Джинни?

Всю ночь Джинни снились ученицы, мечущиеся вокруг нее в дикой бесовской пляске, и тревожное утро не принесло ей утешения.

– Не вздумай ссориться с Глорией – зараз из школы вылетишь. Она наговорит на тебя как на мертвую, а патронесса ей поверит: невинное дитя, видите ли, врать не может. Мисс Николсон считает, что ее племянница – сущий ангел, – ухмыльнулась напоследок Памелла.

– А будешь к ней подлизываться, она тебе такую жизнь устроит – сама сбежишь, – сказала Шарлотта.

– Что же мне делать?

Ответом ей стали лишь быстро удаляющиеся шаги. Джинни знала: бежать ей некуда, и чувствовала себя так, будто готовилась пройти по канату, натянутому над городской ярмаркой, под глумливые возгласы и смешки разномастной, равнодушной публики. Девицы же, оставшись вдвоем, обсуждали новое приобретение патронессы.

– Ну как она тебе? – холодно улыбнулась Шарлотта.

– Бледная, словно русалка, а подбородок вроде упрямый. Может быть, она с ними все-таки справится? У меня уже мочи нет рваться на два класса.

– Что же, посмотрим, кто кого.

Спускаясь по лестнице, Джинни со знанием дела приноровилась к перилам, широким, гладким, судя по всему, очень удобным, и представила, как весело катиться по ним на пятой точке, но, увы, теперь это удовольствие ей недоступно. Джинни шла на свой первый урок, как леди Джейн на эшафот, и журнал успеваемости был для нее тяжелее самых тяжелых оков. Она опасалась вулканического гула и грохота, но класс, напротив, оглушил ее зловещей тишиной. Он был чист, светел и пуст, и говорить: «Здравствуйте, дети, я – ваша новая учительница!» – оказалось некому. Джинни усомнилась, подумала: не ошиблась ли она кабинетом? В недоумении, она выглянула за дверь, чтобы уточнить номер. Тут послышался короткий смешок, и Джинни заметила виднеющийся из-под парты носок башмака.

– Это что еще за озорство? – возмутилась она голосом Кобры. – Немедленно вылезайте! Кто сейчас же не вылезет, тот будет строго наказан!

– А кто вылезет, будет предателем!

– Это кто сказал? – спросила Джинни и грозно постучала указкой по столешнице (в ответ – молчание). – Впрочем, я и так знаю, что Глория.

– Ничего себе, – испугалась толстушка Барни.

– Последний раз спрашиваю: вы вылезете или нет? – неистовствовала Джинни.

– Не вылезем.

Тут Джинни вспомнила золотое правило Черити-хауза «Как ты мне, так и я тебе» и, ни секунды не мешкая, юркнула ящерицей под учительскую кафедру.

– Если вам по вкусу так заниматься грамматикой, то я ничего не имею против. Сейчас мы будем спрягать глаголы, – сказала она бодро.

Урок начался. Джинни делала вид, что ей даже нравится под кафедрой.

– Учтите, там пауки. Служанка-бездельница совсем не убирает, – заботливо предупредила ее Глория.

– Люблю я пауков, – сказала Джинни ласково, – они вкусные. Чем вам не угодили эти милые создания?

Под партами было тесно, темно и даже как-то страшновато. Первой закапризничала Барни:

– Глория, может, хватит, а? Я устала, у меня ноги болят.

Джинни злорадно усмехнулась, и Глории сделалось стыдно, что у нее такие безвольные повстанцы.

– Замолчи, пивной бочонок, – цыкнула она сердито, – все бы только хныкать!

– Диктант будем писать сидя на шкафу, а работу над ошибками выполним на потолке, – упивалась Джинни.

Недовольство росло и неизвестно, во что бы вылилось, если бы не мисс Николсон. Она решила проверить, как там дела у новой учительницы. За дверью было тихо и спокойно, ученицы прилежно отвечали урок, и патронесса облегченно вздохнула, но расслабилась она рановато. Проходя по галерее, из которой хорошо просматривались окна второго класса, мисс Николсон увидела, что кабинет пуст, – прямо-таки наваждение какое-то! Она вернулась и растерянно спросила:

– В чем дело? Где все?

Из-под кафедры показалась голова Джинни, увенчанная туго затянутыми рогульками, с одной из них лохмотьями свисала паутина. От досады и обиды ей ужасно хотелось сказать: «Это они первые начали», но Джинни никогда не была ябедой. Она потупилась и промолвила смиренно:

– Ничего особенного, просто мы спрягаем глагол «прятаться».

– Пойдемте со мной, вы мне нужны.

Когда дверь за ними закрылась, девочки вылезли из-под парт. Они отряхивали пыль с форменных платьиц и гадали, что все это значит.

– Глория, я не хочу на шкаф, – канючила Барни.

Неповоротливая и толстая как булка, она и на турник-то забиралась с большим трудом.

– Послушай, а откуда она узнала, что ты – Глория? – спросила Кристин.

Та пожала щуплым плечиком.

– И пауков она не боится. Ой, девочки, а что если она – ведьма? – заволновалась Барни.

– Не надо было с ней связываться, – и Кристин недобро покосилась на Глорию.

В приемной Джинни получила хорошую нахлобучку от патронессы:

– Может быть, вы приехали сюда, чтобы паясничать? Позвольте вас разочаровать, вы ошиблись адресом: у нас не балаган, а престижная школа, которой поручают детей обеспеченные, респектабельные семейства. Это вам не Черити-хауз! Если вы будете и впредь так гастролировать, то мне придется проспрягать глагол «выгонять восвояси». Ступайте на урок и хорошенько подумайте над моими словами!

Джинни вылетела в коридор как ошпаренная. Несправедливость до краев переполнила чашу ее терпения, и она помчалась к себе в комнату за саквояжем, но встретившаяся на пути третьеклассница приветствовала Джинни почтительным реверансом, и это помогло ей собраться с силами. В конце концов, зачем сразу сдаваться? Лишиться заработка – дело нехитрое, а торопиться ей некуда. Когда она вошла в класс, девочки дружно встали, устремив на нее любопытные, изучающие взгляды. Учительница оказалась совсем не такой, как они думали.