– Ого, – вскинулся журналист Карл Штольц, – Хотите полностью изменить строй? А как же тысячелетний рейх? Что с нашей национальной идеей? Или вы предлагаете миллионам арийцев сказать, что они шли неправильным путём? И все жертвы, павшие в боях, напрасны? Боюсь, господин полковник, та старушка, которая стоит сегодня в очереди за водой, и у которой сын погиб где-то под Смоленском, первая плюнет вам в лицо.

Полковник спокойно отреагировал на всплеск эмоций молодого человека.

– Господин журналист, вас устраивает то, что происходит сейчас? Тотальная слежка? Концлагеря? Эрзац – кофе? Полная разруха?

– А как иначе, господин полковник? Война. И не мне рассказывать вам, чем она сопровождается.

Во время спора никто не заметил, как хозяин дома покинул гостей и вернулся с новым гостем тайного собрания:

– О, господи, Ганс. – прибывший, начальник разведки генерального штаба Рудольф Ганзен, приобнял Газевиуса, – Не думал вас встретить здесь, в Берлине. Неужели в Цюрихе для вас закончилась работа?

– Никак нет, господин полковник. Наоборот, дел прибавилось. И я прибыл не из Цюриха, а из Парижа. Но об этом чуть позже.

– Что нового вы нам можете сообщить? – поинтересовался хозяин.

Ганзен многозначительно оглядел присутствующих:

– Добрый вечер, господа. Представьте, новости есть. И довольно неутешительные. На центральном фронте мы потеряли более двадцати полнокровных дивизий. Говорю неопределённо, потому что точных данных пока нет. – Ганзен сделал паузу и продолжил, – Девятой и Четвёртой армий больше не существует. Обе окружены, в районе Бобруйска… Отдан Минск. Русские продвинули фронт на несколько сот километров в глубь наших территорий. Там мясорубка.

В зале установилась тишина. Карл Штольц выложил портсигар на стол и похлопывал по нему кончиками пальцев, выбивая незамысловатую дробь. Людвиг фон Бек оглядел присутствующих:

– И каковы действия генерального штаба? Что думает фюрер?

– Действия нашего руководства я бы охарактеризовал одним словом: бездействие. – Ганзен сплёл пальцы в нервный клубок. – А фюрер запрещает отступать. Понимаете, он просто запретил отступать… В войсках усилили дисциплинарные наказания. За малейшее непослушание – расстрел. Страхом держат солдат на оборонных позициях. Однако, положение от этого лучше не становится. Русские продолжают наступление. А наши войска отходят к старой советской границе.

Фридрих Ольбрехт перекрестился:

– Боже, храни Германию.

Гизевиус тут же воспользовался паузой:

– Положение на Восточном и Центральном фронтах можно спасти только одним: немедленно прекратить сопротивление на Западе, и заключить мир с Эйзенхауэром.

– Мир, в понимании американцев, есть сдача всего того, что завоевала Германия, начиная с тридцать девятого года. Фюрер на это не пойдёт. – высказал своё мнение Бек.

– И не только это. – вставил Ганзен, – В одной из речей Рузвельт произнёс фразу о «беззаговорочной капитуляции Германии».

– Выходит, оккупация неизбежна. – задумчиво произнёс Карл Гердлер. – Вопрос в том, кто нас оккупирует? Лично я предпочитаю англичан.

– А я считаю, об оккупации ещё рано говорить. – полковник Штауффенберг с силой хлопнул ладонью по столу, – Если мы успеем сменить лидера нации, если докажем перед западными правителями, что по прежнему сильны, и курс Германии меняется в корне в сторону Запада, тогда возможен вариант сохранения страны в едином целом. Американцы и англичане пошли на союзнические отношения с Россией только потому, что их не устраивала политика Адольфа Гитлера. Я думаю, с устранением фюрера, их отношение к нам кардинально изменится.

– Господин полковник, напрасно вы думаете, будто Рузвельта или Черчилля устроит простая смена лидера. – вставил реплику Карл Штольц, – Они сейчас находятся в начале пути захвата Германии, и, зная этих господ, могу сказать, они не остановятся ни перед чем, когда впереди маячит лакомый кусок.

– В таком случае, господин журналист, – вставил Ольбрехт, – я разделяю мнение господина Гердлера. Лучше без боя отдать Германию цивилизованным англичанам и американцам, чем капитуляция перед варваром Сталиным.

Кто-то с левой стороны от Гизевиуса неожиданно выкрикнул:

– Господа, наступление русских стремительно. А что будет с Восточной Пруссией, с польским генерал – губернаторством?

Гизевиус обернулся на голос:

– Если будем бездействовать, случится самое худшее. Следует срочно провести переговоры с тем же Эйзенхауэром, с Монтгомери. В конце концов, можно выйти и на другие структуры: американский сенат, управление стратегических служб. С ними нам в любом случае придётся вступать в контакт.

– Опять переговоры… – граф фон Штауфенберг закурил, – Время, господа, мы теряем время. От чьего имени будут вестись переговоры? Вот в чём вопрос. И пока мы на него не ответим, никто с нами на контакт не пойдёт.

Гизевиус чуть не крикнул: как не пойдёт? Пойдёт, уже пошёл. Но, в таком случае, следовало открыться, а как его воспримут в качестве агента УСС, «Валета», он не знал.

– Господа, – Штауффенберг задумчиво покрутил сигарету, – я ненавижу раусских. Вы прекрасно знаете моё отношение к их Совдепии. Но, сегодня они ближе к Берлину, чем американцы. А потому у меня появились некоторые соображения: что если нам начать переговоры с ними?

Бек даже руками развёл:

– Полковник, от кого угодно, но от вас я не ожидал подобного измышления.

– А что, – неожиданно поддержал графа Гердлер, – Мысль недурна. Насколько я понял господина полковника, нам нужно оттянуть время. И такой тактический ход был бы уместен. Вопрос в другом: пойдут ли русские на переговоры?

– Пойдут. – уверенно ответил Штауффенберг и затушил окурок. – Если мы устраним Гитлера.

«Валет» мысленно зло выругался: вот тебе и результат встречи. Вся работа псу под хвост.

Сталин мягкой кошачьей походкой вышагивал по ковру за спинами Берии, Фитина и Старкова. Никто из них не смел оглянуться. В кабинете висела тяжёлая, давящая тишина. Прошло минут двадцать. Старков чувствовал, как внутри у него всё напряглось, тело превратилось в одну сильно натянутую струну.

– Товарищ Фитин, – голос Сталина звучал глухо и хрипло. Наверное, выпил что-то холодное, – подумал Старков. – То, что вы нам только что рассказали, есть факты, или ваши размышления?

Двадцать минут назад Фитин «выложил» непроверенную информацию: в скором времени на Адольфа Гитлера будет совершено покушение. Теперь данное предположение следовало доказать.

Фитин поднялся со своего места:

– Это мои размышления на основе донесений наших корреспондентов, товарищ Сталин.

– И что, ваши корреспонденты все в один голос утверждают, будто Адольфа Гитлера хотят убить? И даже не коммунисты, а его генералы?

– Так точно, товарищ Сталин. Информацию постоянно просеиваем. Источники берём из Германии, её сателлитов и от наших союзников. В заговоре против Гитлера принимают участие не только генералитет, верхушка вермахта, но и промышленники, некоторые представители остатков социал-демократии. Именно последние установили контакт с полковником Штауффенбергом. Я предполагаю, именно они оказали решающее влияние на мировоззрение графа. К сожалению, наши товарищи из коммунистической партии Германии в данном процессе принять участия не в состоянии. В связи с тем, что…

– Понятно. – Сталин остановил выступление Фитина небрежным жестом руки.

– И не удивительно. – вставил слово Лаврентий Павлович Берия. – Фашисты в первую очередь обрушили свою ненависть на коммунистов. Социалистов тронули слегка, практически не причинив им вреда. А напрасно. Я бы их, за то, что пропустили Гитлера к власти, первыми поставил к стенке.

Старков спрятал взгляд. По данному поводу, будь у него такая возможность, он бы с удовольствием поспорил с руководителем госбезопасности.

В тот роковой тридцать третий год, когда на выборах в Бундестаг Гитлер набрал сорок три процента голосов, коммунисты, вместе с социал-демократами, набрали сорок девять. Оставалось лишь объединиться. Не на словах, на деле. Социал-демократы открыто заявили о своей готовности подписать договор о сотрудничестве. На попятную пошёл Тельман, глава немецких коммунистов. Побывав перед тем в Советском Союзе. И блок, способный ликвидировать НСДАП как партию, не состоялся. Гитлер прошёл в высшие эшелоны власти. Конечно, Берия на тот момент ещё не был тем, кем стал сейчас. Но Глеб Иванович то в те времена уже работал в «немецком отделе», и прекрасно знал, что тогда происходило в Германии.

– Товарищ Старков, – Сталин направился к своему столу, – Каковы у этих, так называемых, заговорщиков шансы на успех?

Старков поднялся вслед за Фитиным.

– Я, товарищ Сталин, могу лишь выдвигать только свою гипотезу…

– А я от вас большего и не требую. Продолжайте.

– Этим летом, в отличие от прошлых лет, в Берлине сложилась наиболее благоприятная обстановка, для исполнения планов генералитета. Во-первых, наше мощное наступление. Самый главный фактор, повлиявший на их решение. Во-вторых, открытие «Второго фронта». В совокупности, оба события способствовали обострению отношений внутри окружения Гитлера. Моральное состояние армии и гражданского населения приближается к критической точке. В подобной атмосфере всё труднее становится работать гестапо. Гаулейтеры на местах теряют инициативу. В сложившейся обстановке, вариант смещения Гитлера насильственным путём возможен и реален.

Сталин раскрыл коробку «Герцеговины Флор», вынул папиросу, задумчиво покрутил её в руке. Старков напрягся: если сейчас Хозяин закурит, он не выдержит и зайдётся в кашле.

– Не волнуйтесь, товарищ Старков. – Сталин положил папиросу обратно, – Я прекрасно помню о состоянии вашего здоровья. Садитесь.

Глеб Иванович опустился на свой стул.

– Гитлер – наш враг. Сильный и жестокий противник. – задумчиво произнёс Сталин, – И с этой позиции я поддерживаю действия против него. Но не стоит забывать, заговорщиками являются те люди, которые активно проявили себя в борьбе с нашим народом. Для нас они такие же враги, как и их лидер. Смещение Гитлера на одного из членов немецкого генерального штаба отношение Германии к Советскому Союзу, так же, как и Советского Союза, к Германии не изменит. Даже наоборот, физическое уничтожение Гитлера может принести вред. И не столько в гитлеровской армии, как в наших войсках и армии союзников. Гитлер для простого, нормального человека ассоциируется с величайшим преступлением, которое нужно в обязательном порядке наказать. Но наказывать будем мы, а не его соратники. Гитлер должен предстать перед судом, и ответить перед законом за те преступления, которые он совершил. Такова наша позиция в данном вопросе. Товарищ Фитин, – Сталин остановился напротив начальника «первого отдела», – что известно о контактах представителей немецкого генералитета с нашими союзниками?

Фитин, продолжая стоять, сделал полуоборот к главнокомандующему.

– В начале лета имели место попытки провести переговоры при посредничестве генералов Эйзенхауэра и Монтгомери. Они закончились провалом. Причина: оба генерала не имели полномочий на проведение действий, подобного рода. Однако в Швейцарии прошёл более продуктивный диалог между представителем Управления Стратегических Служб Алленом Даллесом и сотрудником абвера, доверенным лицом адмирала Канариса Гансом Гизевиусом. Обсуждался вопрос смещения Гитлера законным, мирным путём. Конечно, на данный факт нужно обратить внимание, однако, следует учесть тот факт, что Вильгельм Канарис сейчас отстранён от занимаемой должности. Если Гизевиус работает от имени опального шефа, то данные переговоры обречены.

– Лаврентий, – Сталин повернулся в сторону Берии, – Нужно Молотову дать задание продумать письмо Рузвельту по поводу некорректного поведения его некоторых государственных служащих. В уважительной форме. Недопустимо, чтобы сейчас, когда мы, наконец, объединили усилия, за нашей спиной велась грязная работа. А вы, товарищ Фитин, подумайте, каким образом можно сообщить в ставку Гитлера о готовящемся покушении. Мы готовим в ближайшие дни сокрушительный удар, и намерены к концу сорок четвёртого года дойти до Берлина. И даже дальше. А потому, мы бы хотели видеть на скамье подсудимых всех, кто развязал войну.

Когда Фитин и Старков покинули кабинет главнокомандующего, Сталин закурил трубку, и обратился к Берии:

– Лаврентий, усиль своими людьми все организации, что находятся в Москве. Проведи проверку воинских частей, госпиталей, предприятий. Приставь своих чекистов ко всему руководящему составу. Дурной пример, Лаврентий, заразителен. А дураков у нас хватает. И чтобы кое-кому было неповадно, стоит подумать о подготовке к новому процессу. Вызывай на ближайшее совещание Рокоссовского.

Совещание в «Вольфшанце» проходило в обычном порядке: Хейзенгер докладывал о положении на центральном участке Восточного фронта. Обстановка не обнадёживала. Несмотря на переброску дивизий с других участков фронта и постоянные контратаки, задержать наступление русских в районе группы армий «Центр» не удалось. Минск пришлось оставить. Речка Березина форсирована широким русским фронтом. Части советских войск устремились на Вильнюс и Гродно. На южном направлении шло успешное наступление советских войск на Барановичи и Брест – Литовск.

– Мой фюрер, – подвёл итог Хейзенгер, – К сожалению, вынужден признать, мы не сможем задержать русских раньше, чем они достигнут границ Восточной Пруссии.

Гитлер сгорбился над столом. Его левая, дрожащая рука свисала неживой плетью, а правой фюрер нервно водил по лежащей на столе карте. Толстые красные стрелы, нанесённые на оперативном документе, указывали на то, что главные наступающие части русских приближаются к Восточной Пруссии. Штаб-квартира группы армий «Центр» была вынуждена покинуть прежние позиции и расположиться на территории Германии.

– Почему фельдмаршал Буш так неповоротлив? – голос фюрера прозвучал тихо, тускло.

– Обстановка сложилась таким образом, мой фюрер…

Гитлер не дал Хейзенгеру договорить:

– Подумайте, кем заменить Буша. По всей видимости, наш генерал – фельдмаршал разучился воевать. Кто из его помощников более подходит на данную должность?

Хейзенгер растерянно развёл руками:

– Я думаю, генерал – полковник Рейнгарт, – произнёс докладчик первое, всплывшее в памяти имя, – командующий 3-й армией… Или, генерал – фельдмаршал Модель.

– Второй вариант мне нравится больше.

Гитлер ещё некоторое время смотрел на карту. Затем, не сказав никому ни слова, оторвался от стола и направился к выходу из блиндажа. Остановившись у двери, Гитлер пристально осмотрел бетонные стены, перекрытия и обратился к адъютанту Линге:

– Гейнц, обратитесь к Шпееру, пусть он выделит новые автоматы, те, которые мы ввели в парашютных войсках. Пусть ими снабдят охрану. А для меня закажите винтовку.

Линге с удивлением посмотрел на фюрера. Гитлер поймал его взгляд и неожиданно рассмеялся:

– Неужели вы думаете, я позволю законсервировать себя в этом склепе? – рейхсканцлер театрально вскинул правую руку, – Я ещё не забыл опыт окопных действий. В крайнем случае, тоже возьму винтовку, и буду сражаться вместе с вами. Позаботьтесь также о том, чтобы ординарцы прилежно тренировались в стрельбе. И ещё, Гейнц, соедините меня с Геббельсом.

Линге прищёлкнул каблуками сапог. Через несколько минут Гитлер разговаривал по телефону с министром пропаганды. Гитлер, в последнее время, нуждался в спокойном, обстоятельном и рассудительном собеседнике, и потому всегда обращался за помощью к своему старому товарищу по партии. В разговорах с ним Гитлер, помимо воспоминаний, всегда рассматривал и будущие перпективы рейха. Он по-прежнему, превозносил мощь германской армии и предсказывал её сокрушительные удары по всем направлениям, которые спланировал. Данная беседа не стала исключением:

– Йозеф, я спокойно и уверенно смотрю на положение на Востоке. Оно не безвыходно, как утверждают некоторые бездарные генералы. Поверь, в скором времени мы покончим со всеми нашими неудачами. Правда, придётся уступить немного стратегического пространства, но только для того, чтобы начать наступление…

Геббельс слушал фюрера невнимательно. Пока Гитлер злословил по поводу Восточного фронта, министр пропаганды думал о фронте Западном. Американцы и англичане пришли. И высадились именно там, где и ожидалось. На столе, напротив него, лежал дневник, единственный предмет, которому он доверял. В тот день, в день высадки англо – американцев, Геббельс записал в нём: «Фюрер счастлив, будто произошло событие, которое он с нетерпением ждал. Он столь долго был угнетён ожиданием, что теперь спокоен и не обнаруживает никаких признаков слабости… Немецкий народ почти что лихорадит от счастья… Заключаются пари, что война закончится в три дня, в четыре дня или за неделю…».

Теперь все надежды рухнули. Русские начали мощное, судьбоносное наступление. Фюрер находится там, практически рядом с линией фронта. По слухам, а точных данных ему не докладывают, линия фронта проходит в каких-то ста километрах от бункера фюрера. Бомбандировщик такое расстояние покрывает в считанные минуты.

А если это судьба? Если фюрер погибнет там, в Восточной Пруссии? Нет. Так думать нельзя. Правда, это шанс, стать его приемником. Разве он не достоин поста лидера партии? Только он, и «боров», как окрестило ближайшее окружение министра авиации Геринга, были рядом с фюрером с самого основания НСДАП. Но Геринг не способен повести партию, а значит и всю Германию за собой. Достаточно увидеть его хоромы. Он же все партийные деньги спустит. Если, конечно, найдёт их после Бормана. Геббельс с силой тряхнул головой: нет, таким мыслям нельзя давать жизнь.

Гитлер продолжал монотонно рассуждать о личных проблемах. Геббельс с трудом оторвавшись от неприятных мыслей, сумел втянуться в разговор. Фюрера следовало подбодрить, даже если он и не прав. Такова жизнь фаворитов.

Аллен Даллес вскрыл конверт. Письмо пришло от его старшего брата. Джона Фостера Даллеса, пребывавшего сейчас в Штатах и держащего свою руку на пульсе политики Белого Дома.

«… Моё настроение поднимается вместе с нашими акциями. – прочитал Даллес, – Правительство вновь решило увеличить заказ на продукт «С». Так что в ближайшем будущем, можно будет рассчитывать на солидные девиденты. Впрочем, наши «кошельковые парни» сильно обеспокоены событиями в Европе. Расчёт на то, что Россия истечёт кровью и обессилит, не оправдался. Как нам только что сообщили, они, то есть русские, вышли к европейским границам. Это может достаточно весомо отразиться на нашем бизнесе. Ламот Дюпон энд компани просят выяснить и проинформировать – нельзя ли предпринять что-то реальное для защиты их интересов в Европе».

Точнее, предпринять действия для защиты континента от надвигающейся Советской армии, – перевёл для себя Даллес.

Он отложил письмо, вынул из коробки курительную трубку, набил её табаком. Из распахнутого окна доносились голоса птиц, обитающих на озере, вблизи которого находилась швейцарская резиденция управления стратегических служб. А ценитель трубочного табака являлся руководителем швейцарского отделения УСС.

Даллес сел в кресло, пыхнул дымком, и задумался. Два дня назад ему передали копию одного из важнейших документов германского генерального штаба. Обзор военных действий на Восточном фронте. Исходя из его содержания, Даллес сделал вывод, что дела немецкой армии в край как плохи. По бронетехнике на начало лета сорок четвёртого года у русских было превосходство в семь раз. В пехоте – в одиннадцать. На каждое германское орудие у русских приходилось двадцать артиллерийских стволов. Открытие так называемого второго фронта положения для американских бизнесменов не спасало: слишком поздно. После шестого июня русские наоборот увеличили обороты своего наступления. Мировая революция – вот что движет Сталиным. И теперь у него появился шанс покорить всю Европу.