2 февраля по нов. ст. – день рождения писателя Евгения Павловича Гребёнки (по-малороссийски – Грэбинки), родившегося за пять месяцев до Бородинского сражения, в 1812-м, в селе Марьяновка, ныне Гребёнковского района Полтавской области. Его, автора слов знаменитого романса «Очи чёрные», называют в энциклопедиях украинским и русским писателем. Как и Пушкин, он прожил не очень долгую жизнь, 36 лет.
Да, по рождению он был малоросс, да, будучи больным и предчувствуя кончину, он писал друзьям из Петербурга «и деньги, кажется, есть, но всё невесело, проклятый климат мучит… Приеду к вам на юг, счастливчики, отдохнуть от столичного люда», однако по духу никогда не вычленял себя из большого русского целого. То же – по языку, на котором писал и изъяснялся.
Припомним его поэтичный и вдохновенный, с высокой любовью и пафосом исполненный пассаж о Киеве: «Какой ты красивый, мой родной Киев! Добрый город, святой город! Какой ты прекрасный, какой ты ясный, мой седой старик! Что солнце между планетами, что царь между народом, то Киев между русскими городами. На высокой горе стоит он, опоясан зелеными садами, увенчан золотыми маковками и крестами церквей, словно святою короною; под горою широко разбежались живые волны Днепра-кормильца. И Киев, и Днепр вместе… Боже мой, что за роскошь! Слышите ли, добрые люди, я вам говорю про Киев, и вы не плачете от радости? Верно, вы не русские».
Евгений Гребёнка, родившись на три года позже Гоголя и закончив ту же, что и Гоголь, Нежинскую гимназию, в Малороссии (то есть несколько лет они были соучениками, находясь одновременно в стенах одного учебного заведения), стал, как и Гоголь, русским писателем. Его «Очи чёрные» теперь являются визитной карточкой, послом русскости во многих странах мира. Правда, уже в известных нам версиях, исполнявшихся Фёдором Шаляпиным или Изабеллой Юрьевой (на музыку вальса Ф. Германа «Hommage» – Valse Hommage – в обработке С. Герделя 1884-го года). Режиссёру Н. Михалкову даже довелось так назвать свой кинофильм («Очи чёрные», 1987).
Справедливости ради следует привести оригинал стихотворения 1843-го года, чтоб убедиться: и название у него «то, да не то», – «Чёрные очи», и текст иной:
Очи чёрные, очи страстные!
Очи жгучие и прекрасные!
Как люблю я вас! Как боюсь я вас!
Знать увидел вас я в недобрый час!
Ох, недаром вы глубины темней!
Вижу траур в вас по душе моей,
Вижу пламя в вас я победное:
Сожжено на нём сердце бедное.
Но не грустен я, не печален я,
Утешительна мне судьба моя:
Всё, что лучшего в жизни Бог дал нам,
В жертву отдал я огневым глазам!
Кому же, чьим «чёрным очам» обязан весь мир появлением знаменитого романсового образа?
Марии Ростенберг, внучке отставного штабс-капитана, помещика Григория Ивановича Боярского. С девушкой поэт познакомился в 1843 г. в селе Рудка Лубенского уезда на Полтавщине, что располагалось неподалёку от его родного хутора, и целый год добивался от пожилого опекуна согласия на брак, получая отказ за отказом. Теперь в нашем распоряжении – свидетельство не только пылкого творческого дарования молодого поэта и его сильной влюблённости, но также и результата, к которому могут порой приводить внешние препятствия. Кто знает, если бы штабс-капитан в отставке Боярский сразу отдал внучку в объятья искателя её руки и сердца, получили бы мы такой шедевр о прекрасных очах молодой Марии или нет.
Русскому сердцу памятны также иные песни на стихи Гребёнки. До сих пор удивительно популярна у разных исполнителей «Помню, я ещё молодушкой была», повсеместно считающаяся народной песней, хотя автор музыки известен – А. Ларме. У автора стихотворение называлось «Песня» («Молода ещё я девица была…», 1841).
Можно припомнить тут и песню «Поехал далёко казак на чужбину», имеющую в оригинале название «Казак на чужбине (Украинская мелодия)». Известны четыре варианта текста (есть также и фольклорные обработки времён Гражданской войны), и все они – на русском языке. Проникновенные русские слова вложил автор в уста казака-малоросса (приводим в авторской редакции 1838 г.):
Казак и просил, и молил, умирая,
Насыпать курган в головах:
«Пускай на кургане калина родная
Красуется в ярких плодах.
Пусть вольные птицы, садясь на калине,
Порой прощебечут и мне,
Мне, бедному, весть на холодной чужбине
О милой, родной стороне!»
Сын мелкого помещика, в будущем автор лирических стихотворений, басен, рассказов, повестей и очерков, недолго послужил в 8-м резервном Малороссийском казачьем полку, – быстро, через полгода, в чине эскадронного обер-офицера ушёл в отставку, чтобы пристально заняться литературным сочинительством.
Хорошо бы нам помнить, сколь популярной малороссийская тематика была в то время в общерусской, даже столичной среде. Не в последнюю очередь – благодаря литературному вкусу А. Пушкина, а также произведениям целого ряда деятелей русской культуры – в романсовом, оперном искусстве, также и в изобразительном. Факты биографии свидетельствуют, что в 1833 г. Гребёнка даже аттестовал Петербург как «колонию образованных малороссиян». Он писал другу: «Все присутственные места, все академии, все университеты наводнены земляками».
И именно в столице империи Гребёнка стал общаться с писателями Пушкиным, Крыловым, Далем, Тургеневым, Ершовым, Одоевским, Кукольником, был близок с семейством вице-президента академии художеств графа Ф. П. Толстого.
Гребёнка всячески содействовал выкупу земляка Т. Шевченко из крепости и выходу в свет его «Кобзаря» в 1840 г. Известно, что Шевченко в знак благодарности не только написал портрет товарища, но и посвятил ему стихотворение «Перебендя» («…Отакий-то Перебендя, / Старий та химерний! / Заспіває, засміється, / А на сльози зверне…») Однако впоследствии их отношения ухудшились.
Между прочим, в 1841 г. Е. Гребёнка издал в Петербурге альманах «Ластівка» («Ласточка») с участием Т. Г. Шевченко, харьковчанина Г. Ф. Квитки-Основьяненко, выходца из Мирогорода живописца Л. И. Боровиковского и других малороссийских деятелей культуры.
Сам Гребёнка, писавший на двух родных языках, начало публикаций симптоматично (хоть и дерзновенно) отметил переводом первой главы поэмы Пушкина «Полтава» на украинский язык. Обратим внимание, что эта, малороссийская (!), публикация состоялась в журнале «Московский телеграф» (1831). Первый выход Гребёнки на русском языке, напротив, случился в «Украинском альманахе» (Харьков, 1831) – это стихотворение «Рогдаев пир», в котором автор повествует о походе киевского князя Олега. Симптоматично заканчивает автор и поэму «Богдан» (1843): «Хмельницкий, гетман, избавитель народа, Торжественно в Киев спешит…».
А первыми прозаическими пробами его на русском языке стали рассказы «Малороссийское предание» и «Сто сорок пять» – в альманахе «Осенний вечер на 1835 год». О романе Гребёнки «Чайковский» (1843) хорошо отозвался критик В. Белинский, некоторые исследователи считают, что это вообще лучшее произведение Гребёнки.
Энциклопедии указывают, что в 1847–1848 гг. Е. Гребёнка приступил к изданию восьмитомника своих сочинений: четыре тома вышли в 1847 г., ещё четыре – в следующем. Смерть писателя прекратила это издание, в которое вошло 17 повестей и рассказов и один роман. ПСС Гребёнки были изданы лишь в 1862 г. (в 1903 г. – переизданы). Все со чинения Гребёнки на украинском языке были опубликованы в 1878 г.
Скончался литератор, «преподаватель российской словесности в двух отделениях II кадетского корпуса Горного института колежский советник» от туберкулёза – 15 декабря 1848 г., в столице Российской Империи Санкт-Петербурге; однако похоронен на родине, в селе Марьяновка – около хутора Убежище, который, по одной из версий, мог быть местом рождения Е. Гребёнки.
Так распорядилась судьба: супруга литератора Мария Васильевна прожила после кончины мужа 46 лет.
Железнодорожная станция Петровка, находящаяся неподалёку от мест рождения и упокоения писателя и переименованная к 100-летию писателя в 1912 г. в Гребёнку, и сегодня сохраняет свое название.
«Но не грустен я, не печален я, / Утешительна мне судьба моя…»
2010
В год столетия Второй русской смуты, когда впору эпиграфически повторять слова Анны Ахматовой «…взбесившийся Октябрь, как листья жёлтые, сметал чужие жизни…», уместно вспомнить замечательных людей России, ставших и участниками, и жертвами страшных событий.
К таким людям, несомненно, относится офицер, стихотворец, прозаик, переводчик и драматург князь Фёдор Николаевич Касаткин-Ростовский, вполне известный русский литератор первой четверти XX века, однако впоследствии ушедший – со своими сочинениями и эмигрантской судьбой – под спуд общественной памяти.
Неизменно жёлчный и безпощадный в рецензионных суждениях поэт и критик Владислав Ходасевич, в своём отклике в советском издании «Книга и революция» (1921, № 27) на сборник стихотворений Ф. Касаткина-Ростовского «Голгофа России», вышедший в 1919 г. в Ростове-на-Дону, который тогда был центром Добровольческого движения, высказывает резкое суждение, что для ненависти, горя и любви автор не нашёл настоящих слов. Несмотря на «беспросветно золотопогонную идеологию» автора, Ходасевич тщетно пытается найти в нём «хорошего стихотворца», отмечая, что, как и в прежних сборниках, «его ритмика скудна, эпитеты затрёпаны… образы избиты».
По прошествии века, отчасти соглашаясь с суждениями нашего литературного авторитета, настаиваю на том, что произведения стихотворца «Эфкаэр» («Ф. К. Р.») сегодня важны русскому читателю как пронзительное личностное свидетельство, лирический и эпический дневник русского православного человека, причастного к трагическим событиям русской истории, говорившего, как выясняется, не только от себя лично, но и от имени миллионов: «Мы – те, что сражались за Русь на войне, Мы крест свой несём, как носили погоны».
Сегодня времена таковы, что у нас есть возможность и необходимость впечатлиться сочинениями князя Ф. Касаткина-Ростовского, с удивлением, радостью, но и скорбным чувством констатируя и сегодня проницательное высказывание В. Шуфа, сделанное в 1900-м:
Пусть не звонят, тебя встречая, князь,
Колокола умолкшие Ростова.
На родине, с историей былого
Еще крепка князей Ростовских связь…
Для посильного восстановления полноты таковой связи вспомним этого неравнодушного человека.
Справочники сообщают, что князь Фёдор Николаевич Касаткин-Ростовский родился 1(13) ноября 1875 г. в Санкт-Петербурге, однако некоторые специалисты склоняются ко мнению, что будущий воин и поэт мог родиться в слободе Чернянка Новооскольского уезда Курской губернии (ныне Чернянка является райцентром Белгородской области). Следует всё же помнить: отец его в тот год ещё находился на службе и жил в столице, лишь потом вышел в отставку, и семья переехала в Чернянку, где было куплено имение. В нём и прошло детство поэта. Имение Касаткиных-Ростовских в Чернянке было разгромлено во время крупных крестьянских волнений в ноябре 1905 г., посевы бахчи – уничтожены восставшими в июле 1906-го, а в 1911 г. сожжена усадьба, которая располагалась на улице Садовой, «на Острове»; сейчас на бывшей территории («Красный Остров») имения находится здание детского сада (с 1965 по 2008 гг. – начальная школа, с небольшим фруктовым садом).
С этими местами будут связаны лирические строки поэта:
Бывало, выйдешь в сад… Покоем и простором,
За тенью тёмных липовых аллей,
Охватит даль реки, село за косогором
И ширь безбрежная полей…
От запаха цветов, посаженных у дома,
От старого угла, ушедших детских дум,
Потянет в ширь полей, где близко так знакома
И каждая межа, и каждый звук и шум…
На Юге Руси есть неравнодушные доброхоты, и 11 ноября 2015 г. в Белгородском государственном литературном музее был организован вечер-портрет «Крестным путём к воскресению», посвящённый 140-летию со дня рождения князя Фёдора Николаевича Касаткина-Ростовского, в проведении вечера принимали участие студенты музыкального колледжа им. С. А. Дегтярёва – Белгородского государственного университета искусств и культуры. Молодежь публично прочла стихи земляка и вполне уместно исполнила произведения Чайковского и Рахманинова.
А пятью годами прежде, в 2010 г., белгородское издательство «Константа», ведомое Литмузеем, выпустило тиражом 1000 экз., в твердом переплёте, репринт посмертной парижской брошюры избранных стихотворений «Кн. Ф. Косаткинъ-Ростовскiй. Крестнымъ путёмъ къ Воскресенiю», изданной Зарубежным Союзом Инвалидов в 1948 г. под редакцией С. Д. Позднышева. Оригинал был приобретен Литмузеем у букинистов. Автор посвятил книгу своей жене, с которой, как он пишет в предисловии, «болезненно и чутко переживали душой все этапы терзаний нашей Родины, твердо веря в её Возрождение», и в её лице – «всем страдавшим за Россию русским женщинам». «Пусть она останется отражением прошлых дней, воспоминанием о той Голгофе России, которая должна была привести к светлому воскресенью народной души, – написал автор. – Оно уже близко! Я твёрдо в это верю».
Составитель книги в предисловии отметил, что в его распоряжении были две больших тетради поэта – «в одной из них князь писал карандашом или чернилами, в минуты вдохновения; другая тетрадь представляла сшив листов, отпечатанных на машинке». Заглавие книге он дал общее, поскольку «вся жизнь князя в эту четверть века представляла крестный путь».
Добавлю также, что автор книги «Этапы» (Париж, 1939) С. Д. Позднышев в 1949 г. издаст в Сан Пауло книгу «Немеркнущий свет» в ознаменование памяти убиенного Государя Николая II и его семьи; идея создания очерка, над которым автор работал в августе-сентябре 1943-го, то есть ещё к 25-й годовщине Екатеринбургского расстрела, будет принадлежать Союзу Ревнителей Памяти Императора Николая II.
В своём слове, произнесённом «на вечере, посвящённом памяти поэта князя Ф. Н. Косаткина-Ростовского 9 января 1943 г. в зале Шопена в Париже», С. Д. Позднышев описывает облик князя, запечатлевшийся от первой встречи, уже в эмиграции: «Это был высокий, стройный мужчина с красивым русским лицом и слегка седеющими волосами. Одет он был в тёмно-синий костюм, который ему очень шёл. У него был мягкий, спокойный, какой-то созерцательный взгляд и мягкая добрая улыбка. Говорил он негромко, скорее тихо, и голос у него был приятный и бархатистый. … Фёдор Николаевич на чужбине, кажется, постоянно бедствовал. Он не был дельцом, умеющим добывать деньги. Он весь был в другой стихии».
Публицист и очеркист находит пронзительные слова и для «покойного князя Федора Николаевича, певца красоты, поэта, влюблённого в свою Отчизну», и для характеристики эпохи: «Так и в наши годы глухие, в годы духовной смуты и морального падения, когда люди стали как звери и, обратившись в больших и малых бесов, в стадо свиней, дерзко и нагло бросают вызов Богу, рвут, кромсают, выжигают души человеческие и на всё святое плюют с разбойничьим посвистом, – тогда сохранившие душу горят как далёкие, манящие огни во тьме, как звёзды в глубине ночи».
Князь пел «о мечтательной женской любви, о молодости, о счастье, о красоте русской земли, о войне и о той чёрной напасти, которая стряслась над Россией … о былой красоте жизни, потонувшей в пучине Революции, о величии и славе России, о нашем долге перед Родиной, об её грядущем воскресении. … В сиянии красоты, силы, мощи и величия рисовалась его духовному взору Россия прежняя, когда парил над ней орёл двуглавый. В терновом венце, израненная и окровавленная, представлялась она ему после, под игом новой власти… официально безбожная, но что-то затаившая в глубине сердца».
Иди! Иди! Пусть серые туманы
Закрыли путь и тяжек груз креста.
В земле родной твои залечишь раны —
Была б душа молитвенно чиста…
(«В пути»)
Отмечая чуждость князя каким-либо эмигрантским политическим дрязгам, ненависти и злобе, г-н Позднышев указывает: как истый русский человек князь был верующим христианином, благоговел перед нашими «торжественными и чудными» богослужениями, его восхищали и умиляли «картины храмов в красочной панораме наших городов и сёл, он восторженно любил белые монастыри на вершинах среди лесов, в уединении у тихих рек, и чудилась ему постоянно в зыбком тумане древняя Святая Русь».
Село за оврагом. Дома и сады
И белая церковь с оградой,
Три мельницы старых у тихой воды,
Часовня с горящей лампадой…
А дальше поля… Бесконечная даль,
Туманных лесов очертанья,
И синее небо, и та же печаль,
И скрытые в сердце желанья…
«Осенняя песня» (из довоенной лирики)
Князь Фёдор Николаевич оставил после себя доброе, честное имя, свою любовь и свою правду. «Успокоится и уляжется взбаламученное русское море, придут на смену другие поколения с другой душой, и в час, когда настанет тишина, когда солнце свободы озарит теплом и светом русскую землю, тогда наши потомки воздадут дань уважения умершему на чужбине поэту».
Может быть, это время пришло?
Разматывая ретроспективно свиток памяти, попробуем кратко пересказать родовую и личную биографию князя, собранную по крупицам из разных источников.
Фёдор Николаевич принадлежал к древнему роду Касаткиных-Ростовских, тесно связанному с историей России, «служением ей и её возвеличением». Одним из истоков называют князя Михаила Александровича Ростовского, прозванного Касатка, потомка Рюрика в XIX колене, княжившего в Ростове Великом. Это один из 50-ти родов Рюриковичей.
Биограф С. Михалевский утверждает, что этот княжеский род происходит от старшего сына Всеволода Большое Гнездо, от Константина Ростовского, Великого Князя Владимирского и Киевского, что в роду Ростовских – семь (!) святых, однако называет шестерых: равноапостольных князей Ольгу и Владимира, мучеников-страстотерпцев Бориса и Глеба, благоверную княгиню Анну Кашинскую и её супруга благоверного князя Михаила Тверского.
Князь Богдан Васильевич Касаткин-Ростовский был воеводой в Михайлове (1607). Его сын, князь Иван Богданович, дворянин московский, был членом посольства в Персии в 1653 г. В XVII в. князья Касаткины-Ростовские служили стольниками и стряпчими. Род этот внесён в V часть родословных книг Московской, Санкт-Петербургской и Тульской губерний.
Первая часть фамилии князя орфографически двоится – Косаткин и Касаткин; так же, как и некоторые другие известные фамилии: Боратынский и Баратынский, Крапоткин и Кропоткин. Вариант с написанием княжеской фамилии через «а» укоренился как более поздний и так передан новым временам.
Отец поэта, Николай Фёдорович Касаткин-Ростовский (1848–1908), по окончании Морского училища служил на флоте, в чине капитана 2-го ранга участвовал в Русско-Турецкой войне 1877–1878 гг. в составе Гвардейского экипажа, под командованием великого князя Алексея Александровича, был удостоен ордена Св. Станислава. По окончании войны вышел в отставку и поселился в своем имении в Чернянке.
В 1881 г. по инициативе и с помощью князя была открыта Вторая Чернянская школа (Александровская) – на площади, рядом с церковью.
Был Курским губернским предводителем дворянства в 1890–1893 гг., членом Государственного совета по выборам (от Курского губернского земства, с 1906 г.), крупным землевладельцем в Самарской и Курской губерниях. В Санкт-Петербурге князю принадлежал доходный дом на Набережной Мойки, 84, построенный в 1869–1870 гг. по проекту Н. Бенуа.
О проекте
О подписке