Я ещё раз внимательно изучил ящерицу, чтобы запомнить, и мы пошли искать каракурта или фалангу. Ходили бестолку минут десять, встретили по пути маленькую черепашку, названия которой дядя мой не знал, но сказал, что тут их много. И наконец нам повезло.

– Стоять! – дядя взял меня за плечи и прижал к земле. – Вот теперь стой и не шевелись. Смотри прямо на конец моего пальца.

Он приставил свой указательный сверху к моему носу и вместе с пальцем рукой повернул мою голову вправо и вниз.

– Гляди внимательно метров на пять вперед и вниз. – Он перешел на шепот. – Вот этот желтый с серым пузом паук и есть фаланга.

И я её увидел. Бесформенный,  толстобрюхий, песочного цвета паук с длинными, высоко изогнутыми над телом волосатыми  крепкими желтыми ногами, сидел, раскрыв некрасивый слизистый рот. Собственно, и не рот это был, а широко раздвоенный коричневый клюв. На верхней и нижней частях этого загнутого внутрь клюва торчали по два треугольных, тоже искривленных зуба. Круглое как яйцо тело этой «красотки» опоясывалось пятью вдавленными темными кольцами.

– Что это за кольца, зачем? – прошептал я.

Дядя Вася, не снимая рук с плеч моих, так же тихо ответил, что всё тело у фаланги – сплошной крепкий панцирь. И что раздавить её на почве даже ногой просто невозможно.

– Хоть и без яда, но самый зверский паук на свете. Ничего и никого не боится. В драку лезет первым даже на человека, не говоря уж о животных. Быстро бегает. Догонит кого угодно. И прыгает на метр вверх. Кусает больно и со слюной заносит все инфекции и микробы. Ну, от жратвы своей, оставшейся гнить во рту. Вот эти микробы и до смерти довести могут, если к врачу не успеешь добежать.

Дядя Вася, не убирая рук с меня, стал медленно пятиться назад, уходя подальше от фаланги. Потом уже отпустил меня и сказал, что больше тут мы до вечера ничего не увидим интересного, а ждать нельзя. Ехать надо.

Мы, прыгая через трещины такыра, бегом добежали до машины. Но в кабину дядя сразу влезать не разрешил. Он открыл обе двери, достал из боковины бака, где лежат шланги, тонкую палку и минут десять ковырял ей под сиденьями, за ними, стучал по потолку и панели. Только после этого сунул палку обратно, мы запрыгнули в кабину и поехали теперь уже на Аральское море. Наконец-то. Я ехал и переживал всё, увиденное в пустыне, а дядя, по лицу было видно, тоже переживал. Но о чем-то другом, о своем. А вот о чём – мне по возрасту и опыту знать было не положено. И ехали мы молча, подминая под колеса серо-бурую пыль с тонкой колеи. Ехали  просто в другое для дяди моего место, а для меня в новое путешествие по незнакомой  планете Земля.

Снова на левой стороне возник Аральск. Мы проехали его уже как знакомый мне город. Но солнце уже переехало зенит и Аральск потускнел. Зато с горки он стал виден лучше. Лучи не мешали видеть его во всю длину, не отсекали яркостью своей расположенный в дальней низине конец города. Он выглядел как-то уж очень строго. Огромные прямоугольные дворы, огороженные высокими заборами. Дворов таких я насчитал пять. Из-за заборов не видно было домов. Только одинаковые серые шиферные крыши. Они лежали на домах ровными рядами. Нигде жильё так ровно, по линейке, не строят.

– А там вон, вдалеке, дворы большие, одинаковые, это что? – я пытался разглядеть хоть что-нибудь во дворах, но не получалось.

– Это военные городки. Пять гарнизонов разных. – задумчиво ответил дядя Вася и лицо его стало напряженным. Похоже было на то, что он снова пытается догадаться о смысле существования пяти военных городков в Аральске, вокруг которого на многие сотни километров не было ничего. Кроме степей, пустыни и мизерных аульчиков, которых даже подробная карта не разглядела на ровной поверхности.

– Да мать их перемать, эти городки! – он крепко стукнул ладонями по баранке. – Пять лет подряд у местных спрашивал, что там за военные. Не знает никто! А тут, мля, только со змеями воевать, да с каракуртами. Но не из пушек же их расстреливать и не танками давить! Тут же ни одной вражеской страны на тыщи километров нету! Вояки, мля! Спрятались ото всех в пустыне, чтобы враг не нашел, если что вдруг. Тьфу ,тьфу, тьфу… Короче, я тоже не знаю. Оно мне, конечно, без разницы. Пусть стоят, раз поставили. Но всё равно тут что-то не так. Байконур обслуживать – так какого хрена от него строиться за семьсот километров? Сказать, что по Аралу линкоры ходят с крейсерами, да подводных лодок полное дно – так не ходит ничего на воде кроме рыбацких посудин. А подводные лодки чего по дну будут лазить? Ракущки собирать? Но ведь почему-то же народ не в курсе – на кой хрен развели тут такую тайну! Вот не люблю я это. Наш народ в такой войне победил, а ему, вишь ты, нет доверия. Ещё раз – тьфу!

Он за Аральском повернул налево и по отчетливой ровной дороге на приличной скорости погнал вперед вдоль моря. Дорога щла выше, медленно спускаясь, и долгое время скрывала берег от глаз. Только возле самого горизонта небо и вода были почти одного цвета. Потом впереди замаячил в дрожащем от близости к воде воздухе поселок.

– А в деревне этой нам что делать? – грустно спросил я. Мне хотелось поскорее встретиться с морем.

– Я тебя везу показать самое страшное, жуткое и загадочное место на Земле. Деревня побоку.  Каратерен – так называется посёлок. Тут сети ремонтируют. И новые плетут. А вот прямо напротив него – остров есть. Огромный. В море уходит. Вдаль. Подожди, сейчас сам увидишь, – дядя Вася выключил коробку на нейтралку и машина покатилась с горки своим ходом, без мотора. Справа внезапно и  пугающе вдруг выскочило второе небо. Первое было вверху, на своем месте, а это лежало внизу, на земле. От этой двойной ослепительной синевы я зажмурился и нагнул голову к коленям, успев срывающимся голосом уточнить у дяди.

– Внизу небо – это море?

– Оно самое! – весело и громко почти пропел он. – Арал-батюшка. Тормозим. Выходим. Дальше топаем на своих тренированных.

  Мы остановились, исчез последний шум: шелест шин на твердом дорожном песке и мягкой, не такой как в степи, траве. Я спрыгнул с подножки, снял кеды и побежал к песчаному берегу. Он на секунды прикрывался мягкой и неторопливой волной, которая так же неспешно сползала с песка обратно. Море! Я  стоял на песке, волна осторожно переваливалась через ноги, отдавая мне и тепло своё и прохладу, и звала за собой. Так мне казалось.

Я огляделся. Левее песчаной площадки, на которую меня сами принесли ноги, лежали острые крупные камни, круглые отполированные валуны, вдоль берега прямо в воде и на суше рос камыш, какие-то краснолистные кустики с бледной от яркого солнца корой. Это если смотреть влево. Направо, в сторону бугра, с которого мы спустились, виден был  небольшой обрыв. С него свисали зелеными головами пушисто цветущие ветки молодого тальника. Потом я вернул взгляд на место и уперся им в море. Как только ни упражнялось воображение моё в оценке фантастической картины, в которую я провалился и растворился волшебным образом. Я видел себя не глазами, а трепетными нервами то на другой планете, оставшимся навсегда, то в глубине немереной, плавающим в стае здоровенных акул, то самой частью моря, волной его, нет, даже каплей этого чуда. Я представлял всё это и подсознательно благодарил и дядю своего и судьбу мою короткую, которая уже в начале жизни ни за что преподнесла мне такой подарок.

И стоял бы я так не знаю сколько ещё, если бы дядя Вася не взял меня за руку и не вывел на сушу.

– Ты, Славка, передохни чуток, волнение утихомирь, а потом пойдем главное смотреть.

Я сел на траву, мягкую, ласковую и стал успокаиваться. Слушал звук моря, непривычные крики морских птиц и шелест кустов и веток камыша.

Повернулся в сторону поселка , начал разглядывать дома и обратил внимание на то, что на всех столбах, которые торчали вокруг поселка и внутри него, на больших каменных сараях или складах висели горящие электрические лампочки. Это уже почти днём .Около одиннадцати.

– Забыли выключить? – спросил я сам себя.

А ответил мне дядя Вася, который всегда знал почти всё.

– А чего им выключать. Им соляру жечь надо. Генератор слышишь? Ну, вот он  тарахтит постоянно. Он свет и даёт в поселок. А работает он на солярке. Наш бензовоз на бензине. А генераторы, трактора, комбайны – на солярке. Им её выделяет государство для освещения и для работы тракторов. Комбайнов тут нет. А солярка – это ж отходы при изготовления из нефти  бензина. Поэтому дают её по разнарядке, сколько насчитали в Госплане. Есть такая контора. Она всё знает. И сколько совхозу бензина дать. Он, кстати, тоже копейки стоит. Литр – двадцать копеек. А к нему довеском солярки дают бесплатно. И все, кому горючее дали, должны потом отчёты написать, что его израсходовали полностью. Если напишешь, что только половину спалил горючки-то, на следующий год тебе привезут уже половину, а то и меньше. Потому что, мол, плохо работали раз не стопили бензин да солярку. Вот и жгут её и, когда надо, и когда бестолку. У нас во Владимировке мы, помнишь, каждый день бензин из бака в траву сливали по вечерам, когда в гараж надо ехать? Вот по той же причине. Наши начальники пишут наверх  будто всё, что прислали нам, мы сожгли на работе. Тогда нам снова дают по полной. А не дай бог отчитаешься неправильно, что не всю использовал, так тебе потом уменьшат количество. Да так, что на уборку урожая, когда действительно много ездить надо, как раз и не хватит. Вот у нас в деревне с другой стороны МТС стоят две больших цистерны для солярки и три для бензина. Солярку трактора и комбайны за год не могут всю использовать. Она на зиму остается. И замерзает в цистернах. Так трактористы под цистернами костры разводят, чтобы она текла из крана. Зимой какая у тракторов работа? Снегозадержание, да дороги ножом чистить. Солярка по половине цистерны до весны остается. А тут уже тебе новую везут. По полному плану. По их расчетам. А старую куда девать? Сказать, что осталась половина от прошлого года, нельзя. Срежут объемы. Опять в посевную и уборочную не хватит. Вот у нас весной и сливают соляру в яму. Выкапывают канал от цистерн до ямы этой, которую экскаваторами выкопали, и по каналу в яму её и сливают. А она ж не бензин. Жирная. Впитывается в землю плохо. И у нас там целое озеро из солярки. Потом покажу. Сольют и канал этот закапывают, чтобы не видно было.

– Значит очень богатая у нас страна! – сказал я гордо – Войну выиграли, теперь ничего для народа не жалко государству.

– Дурак ты, шкет, – грустно ухмыльнулся дядя Вася. – Вечно так не будет. Землю доить на нефть еще лет двадцать можно и разбрасываться бензином, соляркой, мазутом. Но всё всегда кончается. Еда, вода, хлеб…  Беречь надо. Экономить. А нас заставляют добро выкидывать. Вот представь, что дома вас четверо, а бабушка твоя готовит на десятерых. Вы же не съедите? Нет. Значит или пропадет еда, или выкидывать её надо. У вас полный погреб еды.

Таки он сегодня полный, но если на десятерых готовить и остальное выкидывать, то когда-то ведь в погребе не останется ничего. А могло бы остаться. Если беречь и не тратить лишнего.

Он посмотрел на мою застывшую физиономию.

– Понял хоть чего?

– Не всё и не совсем, – ответил я как пионер. Честно.

Ну, ладно. Пошли теперь самое жуткое место смотреть. Барса-Кельмес называется. В переводе с казахского – Пойдешь-не вернёшься. Не боишься?

– С тобой, дядь Вась, не боюсь! – сказал я бодро и, кстати, тоже честно.

И мы пошлю чуть дальше поселка по берегу.

– А это что, пещера? Или гора? Может пропасть, где дна нет?

Мне всё же страшновато было и болтовней я страх прижимал.

– Остров это. Красивый. Цветущий. Но самый страшный остров, хранилище тысячелетних загадок и мрачных тайн.

  Дядя мой надвинул кепку на глаза, плюнул себе под ноги, перекрестился зачем-то и сказал  хрипло:

– Гляди. Запоминай. Здесь живут самые страшные земные и неземные ужасы.

И он показал вперед, в море, где километров в пяти благоухал невиданной красоты зеленый остров, Весь в изумрудно-блестящих деревьях и ярких цветах. От него веяло прямо до берега тонким теплом и ароматом густых трав. От него свежий ветер нёс к берегу веселые птичьи голоса и громкий шелест травы, сквозь которую пробивались какие-то странные лошади, похожие и на ослов, и на лошадей.

Страх тут же исчез. Осталось любопытство и радостное чувство от потрясающей неземной красоты.

До острова глазомер дяди насчитал пять километров. На воде это расстояние каким-то образом сжимается. В степи за пять километров я вряд ли смог бы разглядеть лошадей, да ещё и понять, что они напоминают ослов.

– Эх, лодку бы сюда, –  мечтательно заныл я. – Посмотреть бы на деревья, потрогать их, листочков нарвать на память, в книжках засушить. С самого острова Барса-Кельмес. Пацаны городские сдохли бы от зависти.

– Ты лучше послушай, что скажу.– дядя Вася снял кепку вытер ей  совершенно сухое лицо и сел. Я пристроился рядом с ним и уставился на остров, не мигая и не шевелясь. И ждал рассказа. А он всё тянул, покашливал, закуривал, гасил папиросу и снова закуривал, клал ногу на ногу, потом поджимал их и усаживался по-казахски. Попутно он изредка смотрел в небо, несколько раз резко опускал голову и впивался мрачным взглядом в остров, как будто рассказ, который он обещал мне, должна была прислать с острова волшебная его сила.

– Забыл что ли, а, дядь Вась? – дернул я его за руку.

– Тут мне один местный рыбак с завода ихнего года три назад говорил, что если знаешь тайну острова, то не говори её никому. А то помутнеешь разумом и сила телесная сгинет из тебя. Лежать будешь в холодном страхе, безумный и неподвижный. Пока не помрешь от этого страха. Сожрет он тебя.

– А тебе самому кто про остров страхи рассказывал и тайны открывал?

Дядя Вася  посмотрел снова в небо, ещё раз вытер кепкой лицо, высморкался нервно и с удивлением сделал для себя открытие.

– Ну, как!? Он же и рассказывал, этот рыбак самый. Он всё про Барса- Кельмес знает. Даже доплывал один раз до берега на лодке. Час там сидел, рыбу ловил. И неплохо наловил. Не помню какую рыбу, не запомнил.

– Так он живой ещё? – тихо, чтобы дядя не обиделся, узнал я.

– Так видал я его в этом году весной, – дядя напряг лоб и надел кепку. – Мы цистерны новые две штуки привозили в Кульсары, на Каспий. Я на грузовом «УралЗисе» приезжал. Встретил его в Аральске случайно. Я за хлебом заехал в магазин, а он там водку брал на день рождения жены. Живой, мля, мать его туды-сюды! Морда – вот такая!

Он описал круг в воздухе. Выходило, что морда у рыбака была с мотоциклетное колесо.

– Вот же сучок, мля! – сделал правильный вывод мой умный дядя.– Ну, тогда слушай. И он начал шепотом рассказывать, упершись взглядом в остров. Как будто боялся, что остров мог его услышать.

– В легендах много чего говорится. Я расскажу только то, что слышал не один раз. Значит, правды больше, если разные люди, которые друг друга не видели никогда, рассказывают одинаково. Короче, в одной легенде    говорится, что ещё позапрошлом веке однажды рыбаки, не здешние, пятеро их было, плыли в большой лодке по Аральскому морю с другой стороны.  И ничего вокруг не наблюдалось. Вода сплошная и всё. А как только нос повернули к берегу – ажник испугались. Перед ними не из-под воды,  а как бы из воздуха объявился-вырос красивейший остров, весь в зелени трав  разных и деревьев. Птицы над ним кружились, рыба рядом играла, из волн выпрыгивала. И так тянул к себе этот остров, что они без вёсел к нему пристали и на берег пошли. Стали идти по берегу вокруг острова и насчитали, что величиной он примерно на сто с лишним гектаров тянет размером. Ну, это я так перевожу. Они как-то по другому размер называли.

  Людей на острове не было. Бегали звери мелкие, суслики, зайцы, тонкие быстрые змеи носились в траве. Лошадей смешных видели. Поменьше обычных, ноги короче и морды похожи на ослиные. Деревья всякие росли одно к одному. Берёзы, сосны, ели, осины, ольха и карагач. Цветов и ягод всяких – даже не перечислишь. А с одной стороны острова всё это богатство земли как кто топором отрубил. Резко от леса отделялась красная пустыня гектаров пятнадцать размером. И не было на ней ни травинки, ни камушка, ни существа живого. Повернули рыбаки обратно, к лодке своей. Дошли до места по следам своим, глядят, а нет лодки. Искали и там, и сям – нет её и всё. Хотя привязали крепко к дереву. Но и каната не было. Как вроде отвязал кто.

  Да…Ну, помыкались они по берегу, вокруг остров ещё раз обошли .На воду вдаль глядели. Нет, не унесло лодку. Просто испарилась, и всё. Рыбаки уже собирались плот из деревьев рубить. У одного за поясом топорик имелся. Но тут вдруг на том месте, где они лодку привязали,  один из них увидел огромное яйцо. И какой-то голос, которого никто не слышал, но все почувствовали его нутром, сказал, что уже пора обедать. Нечего голодными ходить. Разбейте, говорит, это яйцо и ешьте. Достал тогда рыбак свой топорик из-за пояса и попробовал разбить яйцо. Топорик отскакивал, а яйцо даже не треснуло. Впятером по очереди кололи они яйцо, но разбить диковинную находку не смогли. Тогда один рыбак разозлился и со всего маху пнул это яйцо сапогом своим. А оно – раз, и развалилось. И вылез из него маленький  зелененький змеёныш с палец длиной.

– Ну  чем тут пообедаешь!?– плюнули на змеёныша злые рыбаки и собрались уже идти лес валить для плота. Только смотрят, а змеёныш-то на глазах прямо стал расти как будто кто-то растягивал его и надувал воздухом. Они оцепенели и онемели. И как вроде приросли к земле. За какие-то мгновенья он  вырос в огромного дракона или ящера и начал жрать рыбаков по одному. И съел четверых по очереди. А пятый, пока дракон жевал, смог отклеиться от земли и – бегом к воде. Потом упал и ползком дополз. И вплавь поплыл к тому берегу, где мы с тобой стояли. А там всего пять километров. Доплыл.

И тут ему бы, дураку, держать язык за зубами. Так нет. Стал налево-направо всем кому ни попадя страсти эти рассказывать и хвастаться, что на него у дракона сил не хватило.

А дело-то давнее. И мы тот народ древний не знаем. А люди тогда считали себя главными среди всех зверей. И они решили дракона убить. Поплыли туда с разным крепким оружием. Ждали их неделю, месяц, два. Не дождались. Сожрал их дракон. После этого все как с ума посходили. Молва про дракона в разные страны добралась. И везде находились желающие расправиться с драконом. Сколько народу туда плавало, и не скажешь. За много лет – тысячи. И все пропали. Всех сожрала тварь эта. Вот так, Славка.

Такое тут гиблое место.

– А сейчас где он, дракон? – осторожно шепотом спросил я, отодвигаясь от берега на заднице, помогая себе ногами.