– Кха-к-к…

Только и успел издать предсмертный звук австриец. Было ли это «Mein Liber Myter» или «kinder», а может быть «My Furer!» Одному Богу было известно. Из распоротой сонной артерии ударила тугая пенная струя тёмно-вишнёвой, как плоды на станичных садах, крови.

В следующий момент всё изменилось. Люди, ещё минуту назад думавшие о том, как странно воевать и как необычно дружить, набросились друг на друга с озверелыми, осунувшимися лицами. Хлопали пистолетные выстрелы. Рассекал воздух шанцевый инструмент. Мелькали непримкнутые и примкнутые ножевые штыки. Русский трёхгранник осиным остриём входил в чужую плоть. С хрустящим звуком… Раны от него были если не смертельны, то труднозаживляемы. Его применение пытались запретить на Гаагской и Женевской конвенциях. Да где там…

* * *

Из аттестации за период с 1933 по октябрь 190 года на командира 99-й стрелковой дивизии генерал-майора Власова Андрея Андреевича за подписью командира 8-го стрелкового корпуса генерал-майора Снегова, командующего войсками КОВО Генерала Армии Жукова и Члена Военного Совета КОВО Корпусного Комиссара Вашугина:

«…

7. С какого времени в РККА – 1920 г.

8. С какого времени на должностях начсостава – 1920 г.

…

Предан партии Ленина-Сталина и социалистической родине.

…В генерале Власове удачно сочетается высокая теоретическая подготовка с практическим опытом и умением передать подчинённым свои знания и опыт. Высокая требовательность к себе и подчинённым – с постоянной заботой о подчинённых. Он энергичен, смел в решениях инициативен.

Хорошо знает жизнь частей, знает бойца и умело руководит воспитанием их, начиная с мелочей; любит войсковое хозяйство, его знает и учит части заниматься им.

Дивизия, которой генерал Власов командует с января 1940 года, под его непосредственным руководством много и упорно работает над отработкой отделения, взвода, роты, батальона и полка и добилась в этом больших успехов…»

Из материалов уголовного дела М. Н. Тухачевского (собственноручные показания Тухачевского, написанные им после ареста):

«…Из отдельных вредительских мероприятий, подготовлявшихся в штабах БВО и КВО, мне известны нижеследующие: разработка плана снабжения с таким расчётом, чтобы не подвозить для конных армий объёмистого фуража со ссылкой на то, что фураж есть на месте, в то время как такового заведомо на месте не хватает, а отступающий противник уничтожает и остатки. Засылка горючего для авиации и механизированных соединений не туда, где это горючее требуется. Слабая забота об организации оперативной связи по тяжёлым проводам, что неизбежно вызовет излишнюю работу раций и раскрытие мест стоянки штабов. Недостаточно тщательная разработка и подготовка организации станций снабжения и грунтовых участков военной дороги. Размещение ремонтных организаций с таким расчётом, чтобы кругооборот ремонта затягивался. Плохая организация службы ВНОС, что будет затруднять своевременный вылет и прибытие к месту боя истребительной авиации…»

* * *

Волга… Она предстала ровная, как сталь, ослепительно-синяя, чуть морщинистая от ветра. Гладь одной из самых красивых в России рек. На её берегу раскинулся этот стратегически-важный, промышленный центр, который носил имя Сталина – Сталинград. Завод по производству артиллерийских орудий «Баррикады», металлургический комбинат «Красный октябрь», тракторный завод им. Дзержинского, химкомбинат «Лазурь» с подъездными путями в форме «теннисной ракетки – всё это делало город на Волге, по которой «плыть долго», заманчивой, но сомнительной целью.

Начиная с жаркого, кончая первыми осенними холодами, на этих живописных просторах развернулось одно из самых страшных сражений в истории Второй Мировой войны. В истории всего человеческого рода на этой планете. В задымленном небе эскадрильи люфтваффе висели бесконечно. Выстраиваясь в гигантскую «карусель», Ju-87 (они же «штукас», «певуны» и «лаптёжники») кружили над разрушенным, выгоревшим дотла каменным скелетом великого города. Роняли в бушующие огнём развалины всё новые и новые «поленья» чёрных, казавшихся игрушечными (для тех, кто оборонялся и наступал внизу) бомб. Издавали ужасный, почти звериный вой своими вмонтированными в крылья сиренами. От бесконечных пенных фонтанов на Волге рябило в глазах. Германская тяжёлая артиллерия простреливала эту единственную водную артерию, по которой снабжались защитники Сталинграда. С правого берега с воем выписывали свою дугу советские снаряды. Нередко самоходные баржи, катера и баркасы волжской флотилии, взятые в «вилку», или прошитые из скорострельных пушек с воздуха, шли ко дну. Вокруг них, в маслянистой воде, барахтались люди. Некоторые доплывали до берега. Большинство шли ко дну под тяжестью оружия, патронных сумок и боеприпасов. Если топили корабль с военными материалами, порой целая дивизия на том берегу замолкала. Приходилось идти в бой с голыми руками.

А город и ближайшие к нему окрестности застилала мохнатая шапка дымного пламени. Оно извергалось на поверхность из разрушенных нефтехранилищ на Мамаевом кургане. Горящая нефть ж и р н о стекала прямо в Волгу, сжигая всё на своём пути. Взрываясь фонтанами разноцветных искр, как самое что ни на есть адское пекло. Ветра, продувающие степь с четырёх сторон, создали из этого дыма чёрно-красный, колоссальных размеров крест. Это жуткое зрелище стало по истине пророческим. «…Седьмой Ангел вылили чашу свою на воздух: из храма небесного от престола раздался громкий голос, говорящий: совершилось! И произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди на земле. Такое землетрясение! Так великое! И город великий распался на три части, и города языческие пали, и Вавилон великий вспомянут пред богом, чтобы дать чашу вина ярости гнева Его. И всякий остров убежал, и гор не стало; и град, величиною в талант, пал с неба на людей; и хулили люди бога за язвы от града, потому что язва от него была весьма тяжкая».

Отслеживая оперативную обстановку, Паулюс часто бывал во временных командных пунктах, оборудованных в зоне непосредственных боёв. 6-я армия несла колоссальные потери. Из рот создавались батальоны. Солдаты и офицеры сходили с ума от напряжения. А неподалёку, раскинувшись на Волге, стояла Астрахань, где не было русских войск. Её можно было взять безо всяких усилий. Но приказ фюрера и верховного командования был иным: только Сталинградская крепость! Хотя никаких укреплений им брать не пришлось.

Впервые в истории Второй Мировой войны сражение разыгралось внутри города. На улицах, в «коробках» разбитых домов. В подвалах и системе канализации. Советские солдаты генерала Чуйкова, командующего 62-й армией, применили тактику боёв, которая лишала немцев их преимущества – массированных танковых атак. И фланговых «обводов». В большом городе трудно было ориентироваться. Тем более среди дыма и огня, застилавшего небо. Невозможно было рассчитывать на сигнальные ракеты. Радиосигналы глушили железобетонные развалины. Из щелей, оконных проёмов и баррикад русская пехота, средь которой часто мелькали «полосатые черти» в бескозырках, разила танки и самоходки. Зажатый стенами домов панцер с оборванной гусеницей становился отличной мишенью. Русские наловчились подбивать переднюю и замыкающую машины – их добычей становилась вся колонна. Не приспособленная к уличным боям германская пехота несла потери. Стали использовать части полевой жандармерии и сапёров – они были обучены тактике боёв в городе.

Циклопические развалины Тракторного завода им. Дзержинского (СТЗ), что раскинулись за Купоросной балкой, поразили воображение генерал-полковника. Здесь почти не переставая, под огнём 105-мм гаубиц и бомбами пикировщиков, русские продолжали выпускать с конвейеров десятки танков Т-34. Без краски, а порой без прицелов танки шли в бой. Это поражало воображение! Порой, в искорёженных 62-тонных Кристи обнаруживались люди в рабочих спецовках. Они висли на рулях, застывали за окулярами танковых прицелов. Свисали из башенных и лобных люков. А подходы к заводу «Баррикады» защищали девушки-зенитчицы. Не умевшие стрелять из 85-мм пушек по наземным целям, они продержались менее часа. Панцеры и панцервагенс Курта фон Зейдлица-Курцбаха, смяв этот слабый заслон, на целую неделю увязли в боях. За цеха, что обороняли поначалу лишь рабочие из ополчения.

…Паулюс пытался вызвать в памяти образ русского старика. Время от времени у него это получалось. Особенно ночью, когда он лежал на походной алюминиевой койке. Смотрел в темноту перед собой. Видел какие-то неясные свечения. Из них нередко возникало знакомое ему до боли, по отечески ласковое лицо.

«…Да, я был не прав, отец, когда не послушал ваш мысленный совет. Я продолжил службу в вермахте. Продолжил воевать. Сейчас подчинённые мне солдаты сеют разрушение и смерть в т в о е й стране. Стало быть, я являюсь главным преступником. Ответственным за эти страдания и разрушения. Эти солдаты подчиняются своим офицерам. Они получают приказы от своих генералов. А генералы… Я изо дня в день отдаю в штабе приказы. Убийственные и бессмысленные. Всем существом я ощущаю, что нет тех оправданий, которые могли бы смягчить мою жалкую участь…»

«…Да, оправданий нет и не должно быть. Однако ты не единственный, кто ощущал себя таковым в ВЕЛИКОЙ ПРИРОДЕ. Многие, очень многие видели себя со стороны и ужасались. Считая себя ранее непорочными, каждый из них вскоре обнаруживал своё ужасное несовершенство…»

…Паулюс, устало запахнувшись в генеральский китель, вышел во двор станичного дома. Тёмно-синее, почти чёрное небо было усеяно гирляндами созвездий. На них, возможно, теплилась или зарождалась чья-то жизнь. Дай бог, чтобы там не повторился тот кошмар, в который ввергла себя наша сумасшедшая цивилизация, подумал Паулюс. Он ощущал всем телом и душою лёгкую, успокоительную прохладу. Она мягко обволакивала плечи. Проникала в лёгкие. Снимала напряжение у бешено работающего головного мозга.

В той стороне, где в огнях пожарищ раскинулись безобразные руины Сталинграда, тоже стояла удивительная тишина. Похоже, боевые действия временно прекратились. Стороны достигли неофициального перемирия. Такое случалось на войне. С обоих сторон выходили парламентёры с белыми платками. Или отрезами простыней на палках. Они предлагали не открывать огня, пока не уберут раненых или не похоронят убитых. И меж бездыханных и ещё живых тел, посреди воронок и развалин, ходили бок о бок те, кто стреляли друг в друга. Ни, комиссары, ни особисты не мешали русским. А немцев не пугали ни SS, ни Abwehr.

Между тем в руинах начались снайперские бои. Германских «ангелов смерти» возглавил майор Кёнинг. Чемпион Олимпийских игр по стрельбе и личный друг рейхсфюрера SS Гиммлера получил задание: создать систему губительного огня. Чтобы «русские фанатики» ни днём, ни ночью не чувствовали себя в покое. Похоже, это у него выходило плохо. Потому что с русской стороны против него действовал охотник-сибиряк Василий Зайцев. Его снайперы укладывали немцев как на стрельбищах. Майор, памятуя о своих олимпийских регалиях, тщетно пытался достать пулей «неполноценного русского», пока сам не нарвался. Пуля русского сразила его прямо в лоб среди развалин Сталинградского элеватора.

«…Вот так унтерменш, – сказал по этому поводу Адам. Ему заносчивый Пауль Кёнинг не нравился ещё при жизни. – Это я о русском! Кто бы мог подумать! Рейхсфюреру будет тяжело пережить своё поражение. Он явно проиграл свою битву за Сталинград. Как вы думаете, герр генерал, каковы наши шансы?» «Вильгельм, вы, я вижу, не унимаетесь в своём красноречии! – улыбнулся ему Паулюс. – Оно не доведёт вас до добра. Лучше спросите своего русского друга. Как есть… Сергей? О, да. Он помогает вам изучать нравы русских. Или обратитесь к капитану Больро из оперативного отдела. Он, если не изменяет моя память закончил русское пехотное училище в 20-х. Наверняка, у него не стёрлись воспоминания о славянском коварстве…»

Паулюс прогуливался между высокими штабными автобусами, фургонами походных радиостанций, легковыми «мерседесами» и «опелями». Всё было затянуто маскировочными сетями. На редких возвышенностях стояли зенитки-88 и 20-мм автоматы. Русские Пе-2 (У-2), старомодные бипланы, неслышно стрекоча моторами, подбирались к германским штабам или позициям. Прицельно-точно сбрасывали на головы или в открытые люки осколочные, а также фугасные бомбы. Летели они на низких высотах, не доступных для зенитной артиллерии (она не могла взять такой угол), а также скоростных «мессершмиттов». За сбитый самолётик полагался Железный крест и отпуск в фатерлянд. Их прозвали «кофейными мельницами», «хромыми воронами», а также «дежурным унтер-офицером». Также как и он, они неслышно подкрадывались и беспрепятственно уходили восвояси.