– Ты, Федя, при всей своей правоте, тоже «местами иногда кое-где» не совсем прав. В красивом платье женщина выглядит особенно красивой. Не скажешь же ты, что тебе всё равно, в чём женщина ходит, – возразил Вячеслав.

– Конечно, не скажу. Я говорю о том, что нам нравится не само платье, а то, что под ним, что у одежды только вспомогательная роль, что мы во всяком случае выберем хорошую фигуру под невзрачным платьем, а не красивое платье на безобразной форме. Пошло это звучит, или покажется, или не пошло, но такова природа мужиков… Нормальных, я имею ввиду. Всех. Если кто-нибудь скажет противоположное – соврёт самым наглым образом. Однажды в старом журнале «Техника – молодёжи» прочитал. Отмечался юбилей открытия Рентгеном его лучей – рентгеновских, естественно. После того, как в прессе рассказали о свойствах этих лучей: просвечивают, дескать, «насквозь и даже глубже», бедному учёному открывателю кучу заявок притащили. Читатели не подозревали, что аппарат – чрезвычайно громоздкое сооружение. Они представляли его себе чем-то вроде современной видеокамеры или бинокля и просили, покорнейше, продать им его для бытовых нужд и в личных целях. Цели эти у них находились на сцене театров оперы и балета – особенно балета: все просители были ярыми поклонниками высокого искусства танца – балетоманами. О целях очень легко догадаться. Вот вам и ценители «высокого искусства танца» – чем выше ножка – тем выше искусство. Танец здесь – дело второстепенное. Про красивые платья балерин уж и не говорю – лишняя деталь. Если от неё никак на сцене не избавиться, то хоть прозрачной сделать и разглядеть, наконец, что же там, значит, у них… там.

– Там у них то же, что и у других, – принял эстафету мысли Вяч. – Что же у нас получается? У нас выходит, что как бы мужик ни был интеллектуален, образован и музыкален, и воспитан. Как бы ни превозносил искусство, но в балеринах видит прежде всего женщинское тело, бюстики и ножки и ничего иного, кроме как…

– Как сказал голый крокодил, очутившись в женской парилке, – радостно объявил Генка.

– Прекрасных, гибких, изящных, красиво двигающихся, но женщин, – не обратил на этот раз внимания на фантазии товарища Вячеслав. – Я бы даже рискнул предположить: те юбочки балеринские, расходящиеся от их талий, словно лучи… Да – пачки. Так вот, эти пачки придуманы с целью как бы разделить женщину пополам – отделить её ноги от туловища. Они же раздельно смотрятся: туловище с руками и бюстом сверху, а нижний бюст с ногами – снизу. И приклейте мой язык к левой пятке правой ноги, если я ошибусь: всё внимание мужиков сконцентрировано именно на нижней, прежде всего, части… Но об этом потом. Вернёмся к нарядам. Отнюдь не следует, что они не имеют для мужиков никакого значения. Костюм может привлечь внимание к незнакомке. Может стать причиной желания рассмотреть повнимательнее обладательницу платья – опять же представив себе скрытое под ним, а затем и познакомиться, если визуальный осмотр оказался удовлетворительным. Но если выбор уже сделан – да, судьбоносного значения никакое платье уже не имеет. Мудрейшая из мудрых мужская мудрость гласит: не важно, что надето – важно на чём. Прекрасное платье на, по мнению определённого мужчины об определённой женщине, на прекрасной фигуре последнюю не спасёт от приговора не в её пользу. Но я не просто так сказал о конкретном вкусе персоны. Мой друг со школьных лет фигурки миниатюрные и стройные любил… Платонически, Витя, платонически… И вдруг оказался друг, ни с того ни с сего, поклонником крупногабаритных толстушек. По неведомым и не объяснимым причинам. Оказался, и всё. Так, внаглую, и говорил: «Толстая – хорошая». И мечтательно воздыхал при этом. Воздыхание однажды превратилось в плоть. Она, плоть, являла собой могучесть, раза в два превышающую объём друга в самом полном его месте… Девушку такой своей мечты друг упустить не мог никак и – женился. И жил счастливо. И никакие одежды не способны были хоть иллюзорно, но превратить его Марину Ивановну в относительно, но похожую на примерно стройную, особу. Да ему и не нужно было никаких других особ. «Я», – говорил друг, – «чуть посмотрю на неё, чуть притронусь – и готов – моментальное либидо»…

– Либи… что? – переспросил Витя,

– До, – ответствовал Вяч.

– До чего и что?

– Слон, едрит твою в перекосяк, пошевели ушами и извилинами, – начал раздражаться Вячеслав. – Либидо – это… желание сделать женщине, и себе, приятное, и чувство способности это приятное сделать той самой своей частью организма, которой нет у женщины.

– Бородой, что ли?

– Издеваешься? – грозно спросил Вяч.

Витя прыснул смехом.

– Не издеваюсь, а шутю, в смысле шучу. Ты бы так сразу по-русски, и сказал: встаёт. А то закрутил про какие-то «либиды». Так что там ещё было приятного у Марины?

– То, что она косметику не употребляла. Это качество её очень ценил мой друг. И совсем не потому, что имела идеальную кожу лица, его конструкции и безупречную красоту. Упрёк ещё тот можно было бы дать… Если бы друг разрешил. Не применяла косметику – и всё. Хоть ешь её с сыром. Таков уж был её стиль. А до причин он не докапывался: зачем искать причину хорошего, если оно и без того хорошо?

– А, может быть, с косметикой было бы ещё лучше?

– Мой друг так не считал, а его подруга считалась с его мнением, а не с твоим, косметолог ты наш задрипанный. Он же её знал в натуральном виде. Поэтому разными там макияжами его обмануть стало не возможно, а других обманывать ей было не резон. А вообще, обилие косметики всегда настораживает мужика, который сапиенс, то есть, разумный: не скрывают ли с помощью этой штукатурки некие серьёзные изъяны или, упаси господи, пороки? Опять вспомним великую мужскую мудрость: хочешь видеть подлинное лицо женщины – посмотри на неё после бани…

– А лучше в самой бане, – мечтательно произнёс Костя.

– Мы говорим о реальном, а не о желаемом, – разрушил мечты Константина Вячеслав. – Марина Ивановна выглядела в глазах моего друга в равной степени симпатично и до, и после бани, и до, и после замужества – и это было её неоспоримым достоинством…

– Послушай, Вяч, хранитель мужских мудростей: а твой лучший друг – не тот самый, который «закусывал прекрасной дамой в свой обеденный перерыв на твоей койке? – озарился догадкой Костя.

– Во-первых строках моего ответа «сообчаю»: не на моей койке – я его строго предупредил заранее. Во-вторых, мужские тайны не разглашаются… Женские тем более. Логичнее было бы, если бы ты её имя спросил, а также номер телефона, а тот это был друг или не тот, значения не имеет.

– А как её имя и номер телефона?

– Не знаю, не скажу, – с партизанской прямотой ответил Вяч.

– Лучше бы сказал, не зная, – пробурчал Костя.

– А я ещё одну мужескую мудрость знаю, – объявил несколько минут назад присоединившийся к обществу Володя, высокий блондин с серо-голубыми добрыми глазами.

– И какую же? – ревниво спросил Вячеслав.

– Если хочешь знать, как будет выглядеть твоя жена в будущем – посмотри на свою тёщу.

– На мать своей Марины мой лучший друг, доложу я вам, вообще старался не смотреть… Надеялся, что прогноз и мудрость не всегда правы… Мы, «вааще об чём» говорили-то? – призадумался Вячеслав, внезапно утратив нить разговора.

– «Вааще» мы говорили об одежде, как об о конфетной обёртке, – напомнил Геннадий.

– Ах, да… Слушай, Ген, а ты верно сказал: «одежда как конфетная обёртка»… Так вот, как бы то ни было и какая бы она ни была, но одежда, то есть то, что надето, скрывает то, на чём надето.

– Очень неожиданное открытие, – одобрил Костя. – Кто бы мог подумать. Валяй дальше.

– Вальну сейчас. Но не всегда она скрывает… Вот, длинные платья, к примеру. Я их принципиально отрицаю. Только отрицай – не отрицай, но в природе, женской, они существуют, женщины их носят и с этим приходится мириться – до того момента, когда их с них срываешь… Сами по себе они бывают очень хороши – подчёркивают верхнюю часть женщин и, иногда, самую выдающуюся нижнюю… Очень украшает, и платье, и ту, на ком оно надето, декольте. Правда, и это зависит от его содержимого: чем оно полнее – тем живописнее и эффектнее. Но и эта деталь расположена в верхней части фигуры. Нижняя же часть, ноги, скрыта. Почему? Зачем, спрашивается, скрывать – если разреза нет? Разрез приоткрывает некую тайну, интригует, привлекает взгляд, волнует, наконец. Приятно волнует. Женщина словно намекает: я, мол, хоть и строгая вся из себя, но способна… От этих немых намёков пробуждаются исследовательские инстинкты. Естественно, сдерживаемые и от этого ещё более желаемые. В разрезе даже привычная ножка смотрится иначе: словно в ней чего-то недосмотрел… Но это всё – если есть разрез. Если же его нет – появляется мысль: дама что-то хочет скрыть, даже жертвуя видом своих ног. Это или из ряда вон безобразные ноги, или какой-то на красивых ногах серьёзный дефект, не поддающийся сокрытию иным способом. Однако, все сии рассуждения и подозрения относятся только к женщинам не знакомым, ранее не являвшимся мужчинам в своём более открытом виде. Вывод прост, как…

– Сломанный зуб крокодила, проглотившего даму в длинном платье, – немедленно среагировал Генка.

– Да будет так, – торжественно провозгласил Вяч. – Вывод таков: со знакомством с женщиной в длинном платье лучше подождать – до её появлении на свет Божий в более демократичной одежде.

– Но интересно было бы знать: каким образом мужики узнавали о внешних нижних данных дам в те времена, когда коротких платьев не было вообще? – озадачился Фёдор.

– Да всё тем же – посмотром на них без платьев.

– Так это уже после знакомства!

– Что делать: риск – благородное дело. Вот в те времена мужики и обрели мужество, – с пафосом отдал должное героическому мужскому полу Костя.

– А кто ввёл в моду женщинам носить мужскую одежду? – продолжил свои изыскания в истории дамских нарядов Фёдор.

– Истории известна Жанна Дарк. Может быть, кто-то и до неё перенимал у мужчин брюки, штаны…

– И презервативы, – сообразил неугомонный Генка.

– Эту специфику женщинам не на что надеть, – вспомнил Вяч, – а то бы переняли – сомнения нет. Нам сейчас только радоваться остаётся, что не в моде нынче носить женщинам ещё и стальной доспех с холодным оружием типа мечей, палиц и копий. И на том спасибочки. С другой стороны, и мужики подобрели – не жгут на кострах дам за ношения штанов. Тут уж пусть нас женщины благодарят. Впрочем, мы брюками на женских ножках и не возмущаемся. Совсем. Или изредка. Дело в том, что эта форма одежды почти не скрывает того, что под ней находится. Разве что кожу. Всё остальное, кроме икр, практически открыто хоть с тыла, хоть с фронта, хоть в анфас, хоть в профиль. Секретов больше нет. Особенно если на женских ногах штаны из тонкой материи. Они облегают все выпуклости и впуклости до мельчайших деталей не менее плотно, чем собственная кожа… После таких откровений следующий, вполне логичный, шаг – выйти на улицу в колготках – без юбки и штанов, а затем и вовсе без них… Я был бы за… Что?.. Нет, я вполне серьёзно – пусть это и моя специфическая и персональная точка зрения: красивое скрывать не нужно. Все сокрытия – плод нашего ханжества и лицемерных традиций…

– Прекрасно! Но ты бы, лично, хотел бы, чтобы твоя любимая девушка ходила по улице практически голой? – меланхолически взглянул на Вячеслава Володя.

– Поймал. Практически я бы не хотел. Тут ты прав… Но это – я, и это – ты, а есть и другие… Но об этом потом… В Африке, скажем, некоторые племена все нагишом ходят – у них традиция такая испокон веков, и мужики, и бабы, и никакой ревности. Всё условно под луной, да и под солнцем тоже. Так что не исключено и у нас, когда-нибудь, изменение условностей. Они уже меняются. В пятидесятые годы о мини-юбках девчонки и подумать бы не смели, а в конце шестидесятых уже не только думали… Глядишь, лет через несколько, – по улице средь дня белого как ни в чём ни бывало идёт девушка ни в чём. С позиции нашей – шаг восхитительно смелый… На некоторое время. Затем наступил бы восторга неминуемый спад. Привыкли бы. Вон, при начале пляжного сезона. Первые выходы на песочек и первые взгляды на девочек в купальниках. Вокруг – сплошная нагота. После зимних сокрытий все выглядят в высшей степени сексуально. Любая поза – соблазн. Лежишь подчас вниз лицом и прочими органами в песок упершись чуть не по часу – встать неприлично по причине совсем другого стояния… Потом начинается невольный отбор по внешним данным. И чем дольше – тем строже. Неделя —другая и – адаптация. Уже спокойно ходишь и смотришь на всех тех, от кого падал вниз этим самым. И это самое спокойно. Разве что очень уж сексуальная фигура появится. И не обязательно с обнажёнными бюстами, верхним и нижним… Кстати, эти два понятия, верхний бюст и нижний, не моё, увы, изобретение. Их придумала одна женщина… Но о ней тоже потом. А пока на пляж вернёмся. Нижние бюсты при современных купальниках открытых – во всей красе, казалось бы… Ну и что же? А то же, что в них попы женские смотрятся совсем не так сексуально, как того можно было ожидать… Они, всё же, не выглядят как вовсе без ничего, чтобы окончательно сразить и немедленно возбудить, но и настолько закрыты, чтобы оставить хоть какой-нибудь соблазняющий секрет… Хотя, нудисты – натуралисты голы до волосиночки, но не безумствуют тут же, на своих пляжах… Открытый купальник может навести на мысль, что девушка, открыв одну из интимных частей своего тела, непрочь и другую открыть – с противоположной стороны, на что мужиков и провоцирует, привлекая к себе внимание. Может быть, она ни о чём таком и не думает вовсе, а просто загореть хочет максимально везде, где можно… И нельзя. Но это она не думает, а мы то вполне можем думать и даже действовать. Всё же где-то в чём-то иногда, хотя бы, женщине не лишне сохранять хоть некоторую тайну. Пусть она и не тайна совсем, а иллюзия тайны.

– И чего же такого таинственного может быть в женщинах? Они что – все разные? У одной грудь на спине, а у другой сбоку?.. У всех анатомия одинакова. Разница только в формах, – суховато сказал технолог Федя. – Вот есть, скажем, самолёты ТУ – так у них все детали одинаковы и даже должны быть взаимозаменяемы. Взял одну, поставил на другой самолёт – и она должна подойти к нему, как к родному.

– Ага, взял бюст одной девушки, приставил к другой, попы поменял и всё в ажуре, – усмехнулся Володя.

– Людоед ты, Вовка, и даже каннибал, – содрогнулся Костя.

– Разве я? – удивился «людоед». – Это вон Федя предложил детали менять.

– Дайте Вячеславу досказать то, что он хотел, – предложил Гена.

– Нижний бюст от верхнего, естественно, отличается…

– Слушай, Вяч, ты сегодня одно открытие за другим делаешь. Кто бы мог догадаться, что грудь от попы отличается, если бы не ты? – иронически хмыкнул Константин.

– Ты думаешь по-своему, а я по-своему… Грудь – украшение женщины более тонкое и изящное, чем нижняя драгоценность…

– Ещё бы на нижней декольте носили – вот это был бы видик… Представляю… Ладно, не буду, – осёк себя Генка.

– Это у кого как: у одних, может быть, и тонкое, а у других очень даже наоборот, – вспомнил что-то своё Витя, – вот я одну…

– И вечно ты, Витька, встреваешь… Красивая грудь возвышает женщину до высот античных богинь. Обнажая её полностью, она доверяет себя пространству – трогательно доверяет, и одновременно властвует над ним. И над мужчиной тоже. Совсем не обязательно похотливое чувство преобладает у него при этом, хотя и присутствует – никуда от него не денешься. Есть и чувство эстетически прекрасного… Чего больше – это уже от характера мужчины зависит. Только и здесь время действует, как успокаивающее снадобье. Первый взгляд на обнажённый бюст, верхний, трудно отвести в сторону. А если отведёшь – всё равно он сам собой стремится вернуться обратно. Даже если не смотришь – всё равно зрелище это держится в памяти. Но – второй взгляд, пятый, десятый… Через часок, а то и раньше, всё в окружающем мире возвращается на свои места и прекрасная женская грудь становится одной из его привычных частей…

– «Всё пройдёт – и печаль, и радость», – мрачно пропел Фёдор. – Что-нибудь постоянное в этом мире есть?

– Есть, – твёрдо ответил Вячеслав.

– И что же?

– Непостоянство мира…

– Весёленькое явление, – скептически промолвил Володя.

– Не весёлое и не грустное, а просто факт.

– «Просто»… Я, как-то, был свидетелем такого «простенького» фактика. Дело тоже на пляже происходило… Интересное это место – пляж. Вроде бы люди там только и делают, что загорают, купаются… Правильно, Витя, и водку с пивом пьют. А ещё и знакомятся… И меню разглядывают.

– Что за меню такое? В кафе ходят? – не понял Гена.

– Да нет. Это типа анекдота. Муж сидит в ресторане с женой, и голову из стороны в сторону, как маятник, качает – на девушек. Жена заревновала: «Ты что это на девочек загляделся?» Муж плечами пожал: «Мне уж и на меню нельзя посмотреть?» Вот и я с ребятами на пляже лежу. Подходит знакомый, Сашка, с женой. Расположились рядом. Женщина разделась и внимание всей компании – на неё. Это уж закономерно: разглядеть женщину. Но это была ещё и выдающаяся женщина – совершенством и аппетитностью форм. Фигурка, то сё…. Лицо очень симпатичное, доброе, губы поцелуйные. Позавидовали мужу. А он на неё, заметили, если и смотрит на, то не с большим воодушевлением, чем на разложенные ею перед ним помидоры. И вот мы, украдкой, зрительно визуально и мысленно на ощупь оцениваем её неоспоримые достоинства, а Сашка возьми, да и скажи, когда она без него пошла искупаться, бёдрами покачивая и грудью подрагивая: «Удивительно – на неё ещё смотрят… Чего смотрят? Что в ней может понравиться?.. Мне она, что вот этот песок…» «Ну ты даёшь, Сашок! Такая женщина… Почему женился тогда?» «Так ведь то было раньше когда-то – аж целых два года назад тому. Она совсем другая была. А теперь…» Сашка махнул рукой и посолил помидорину. Вскоре развелся и женился на другой. И эта другая, на наш, пляжный, взгляд, проигрывала первой сашиной «суженой» по всем статьям. А он с неё, что называется, глаз не сводил днём, а ночью, как сам признавался, не слезал.

– Вместо матраца использовал? – съехидничал Генка.

– Вместо жены. А первая жена, Люся, так замуж ещё и не вышла.

– А ты откуда знаешь, что не вышла?

– Такую женщину из поля зрения выпускать нельзя…

– Что ж, вот вам ещё один случай с обнажённой натурой, – вспомнил Вячеслав, поразмышляв несколько минут. – На Кавказе дело было. Тому назад не так уж много лет. Только не на том Кавказе, который возле самого синего в мире Чёрного моря, а в горах. Наша группа к морю только ещё шла. Большущая группа подобралась. В сорок человек. При норме в двадцать.

– Почему двадцать – норма? – равнодушно спросил Костя, чтобы что-то спросить.

– Потому что инструктору за небольшой группой легче уследить в случае чего – в поле зрения держать и помочь при надобности. Что-то там на турбазе не заладилось… Кажется, инструктор приболел из параллельной группы. Как бы то ни было, а орюкзачилось нас многовато. Но веселее. Как всегда – женщин больше, чем мужчин. Значительно больше. Шли мы шли по горам по долам, «нынче здесь завтра там», и пришли в очень экзотическое место. Перед главным нашим перевалом расположенное. Терзиян называется…

– В Армении дело было? – для справки поинтересовался знаток крокодилов и географии Геннадий.

– Вовсе нет – в… Карачаево – Черкессии, кажется… Нет, в Адыгее, точнее.

– Почему же тогда название армянское?