– Я обобщила. Мне нужно было, чтобы ты привела ко мне эту бестолочь.

Но Рут почему-то не выглядела радостной оттого, что она свободна. Она буравила бабку тяжелым, недоверчивым взглядом, и Кларисса нервно хмыкнула:

– Иди, детка. Ночь уже.

– Ночь уже давно. Я хочу поговорить с Господами.

Данила превратился в уши, пытаясь понять, что тут происходит.

– Я не в курсе, как продвигается мое дело. – И Рут слегка вздернула подбородок. – Я жду слишком долго.

– Все ждут, милая. Жизнь – это очередь. Иди домой. Мы с тобой отдельно встретимся.

В лице Рут что-то стянулось, сильнее обозначив жесткость ее черт. Было видно, что ей хочется продолжить разговор и есть что выяснить. Но явно не хотелось говорить при Даниле. В них стрельнули недобрым взглядом, и она ушла, ударив дверью о косяк. С потолка осыпалась штукатурка.

– Я с этой девкой только на ремонт и буду тратиться, – процедила Кларисса и удостоила горе-пленника обесценивающим взглядом. – Ну, что стоим-то? Топай в комнату.

Данила вошел в уже знакомую гостиную. Сейчас в ней царил полумрак, в котором потонули все ее керамические мопсы, мадонны и хрустальные графины.

Кларисса вошла вслед за ним, села в кресло и вдруг перешла на чистый русский:

– Ну что, милок, вот и добралась я до тебя.

– Я так и думал, что вы из наших, – только поморщился Хаблов. – Акцентик этот, ковры на стенах, люстра под хрусталь. Вывезли из России весь колорит.

– Та я не из России, – вдруг дружелюбно отозвалась Кларисса. – Я из Одессы. Но это неважно, откуда я. Живу здесь. А поговорим мы с тобой на русском, дабы сократить неловкую дистанцию между нами.

Кларисса выглядела очень спокойной, даже будничной. От прошлой желчности по отношению к нему и его сексуальной афере не осталось и следа.

– Что ты понял из работы Рут?

Данила поскреб лоб, но нашелся:

– Что вы ищете людей… вроде… м-м-м… вас и меня, типа медиумов, которые могут видеть нас с Рут, и выкачиваете из них кровь.

– Умненький мальчик.

Ведьма светилась странной улыбочкой, в которой брезжили какие-то намеки. Лампы вокруг стали еще тусклее или же это было его субъективное ощущение… Кларисса темнит, мутит воду.

– Я в курсе, что вы подвязаны на какую-то магическую работу. Выполняете людские желания за деньги, – ровно сказал он. – Возможно, что за каждое надо платить еще и кровью.

– Да, я работаю с желаниями, и не только с людскими. И ты должен научиться делать то же.

– Что же именно?

– Работать с разными клиентами. Видишь, я даже не злоупотребляю экстрасенсорной терминологией из объявлений. Я говорю с тобой как деловой человек.

И она прикурила.

– Разумненько. Ну и кто наш особенный клиент?

– В этом деле – Господа. И ты с ними сегодня познакомишься. Но для этого, – она таинственно понизила голос, – ты должен их вызвать.

– Есть телефон?

– Метафорический. Я покажу тебе, как набирать номер.

Кларисса постучала сигаретой о пепельницу и зашлась в сиплом кашле, а Данила внимательно смотрел на нее, замечая странные вещи. Так уже было в первый визит. Он увидел дерево, которое прогнило внутри, и из него лезли черви.

Сейчас у него вдруг снова появилось какое-то… параллельное зрение. Это как видеть Клариссу и одновременно с ее образом что-то другое. Разложенный каркас. Из него бегут жучки, рассыпаются мириадами. Он одновременно видел два среза реальности: эту и ту сторону.

Кларисса наблюдала за ним поверх сигареты, прекрасно понимая, что он видит.

– Вы сказали, что умираете.

– Это правда, – без всякого страха ответила она. – У меня рак поджелудочной. Я вообще уже лежать должна в хосписе и ждать, когда сдохну. Но я латаю себя сама и запланированное выполню, пока есть Рут и ты. Понимаешь, когда ведьма слабеет, она ищет себе новые руки. Рут мне привели сами Господа, ибо я уже голову сломала, как найти кого-то, ни мертвого, ни живого. Видишь ли… она – не просто девочка на побегушках. Она – договор, бумага, на которой расписываются. В общем, пропускник моих контрактов. Но любой договор – энергетически тяжелая ноша. Я уже не тяну. Нужна болванка, пустая оболочка, которая соберет для меня все, как кувшин – дождевую воду… И Рут нашей ничего уже не будет, ибо страдают от сделок только живые. Но еще мне нужен ты, Данила. Ты завершишь обряд.

– Потому что у вас уже силенок нет?

– Верно.

– А что за варварские методы? – припомнил он ей свое похищение. – Вы не могли договориться со мной? Я довольно открытый человек, когда меня не бьют по голове и не стирают из жизни.

Кларисса рассмеялась грудным смехом и выпустила из ноздрей дым. Не женщина, а дракон.

– Понимаешь, в этом деле нужна мотивация. У тебя с ней в обычном состоянии проблемы. Ты соскочил бы и договор со мной в жизни не стал бы заключать, зная, что штрафуют смертью.

– Это да… – туманно протянул Данила, понимая теперь, что бабка поймала его как рыбку в сеть.

Единственное, за что он цеплялся, – это жизнь. А сейчас его этой жизнью, похоже, будут мотивировать. Замысел Клариссы стал ясен.

– Пришлось посадить тебя на цепь. И будешь ты делать все, конечно, из-под палки, – дружелюбно продолжала ведьма. – Но потом – одни плюсы. Я освобожу тебя, Хаблов, верну в люди, более того, ты будешь уметь то, что другим только снится. Сможешь вершить чужие судьбы, как я. Хорошая награда, не правда ли?

Этот бонус был ему по нраву. Кларисса нащупала в нем эти слабины, его страсть к искушению: сделать что-то запретное, накуриться, закинуться, продать липовый товар, замутить с ученицей.

Или же влезть в потусторонний бизнес.

Получается, он угодил в эдакое испытание. Либо пан, либо пропал.

– Ну-у-у… так кому звонить? Где там эти ваши Господа?

Когда ему что-то обещали, Данила становился податливым как пластилин.

Кларисса выложила на столик между ними кусок пчелиных сот и старинный нож.

– Ты должен вызвать Господ на свою кровь, – спокойно сказала Кларисса.

– На свою? – глуповато переспросил он.

– Ну, так ты же с ними связываться будешь. Что сидишь? Хочешь учиться и быть в игре? Тогда бери нож и режь ладонь, а дальше брызни на соты. Да ты сообразишь, что к чему. У тебя есть дар. Он тебя поведет.

В голове было много дурацких вопросов. Почему соты? Почему надо обязательно кромсать себя?

Но серебряный нож с замысловатой ручкой гипнотизировал. С сомнением он взял его в руки, и неожиданно тот оказался очень легким, почти невесомым. На рукоятке был крошечный красный камешек. Красивая вещица и явно со своей историей. Неуверенно Данила покрутил нож туда-сюда, ловя лезвием тусклый свет лампы, который охотно растекся по всей его поверхности. Нож стал почти золотым…

Один короткий надрез.

Ну же.

Боль проходит.

Играть так играть.

Медленно Данила прижал лезвие к внешней стороне запястья и решительно полоснул.

– Ау, ау, ау! – тут же вырвалось у него.

Но кровь потекла. Она закапала. И что-то началось.

Специально он не прицеливался, но первые капли упали точно на ячейки и заполнили их до краев. Эта картина необъяснимым образом его заворожила.

Соты, полные крови.

Взгляд остановился, а время замедлилось.

Комната померкла и растворилась, и пространство вокруг стало приобретать странные очертания. Появилась тусклая земля, присыпанная золотой пылью, а в слух проник гул, походивший на рой насекомых. Издалека… из глубин… к нему направлялась армия.

Время сдвинулось, но тяжело. Он снова мог шевелиться, правда, как-то вязко, и обнаружил, что стоит на перекрестке. Откуда тот взялся или как Хаблов на нем оказался, было загадкой. Но отчетливо ощущалась странная сакральность этого места: в воздухе, тонкой туманной дымке, золотой пыли под ногами и дрейфующем вокруг полумраке.

Это была точка, где встречались координаты, которые никогда не пересеклись бы в реальности. Траектории смешались, и пространство надломилось.

Гул стал таким громким, как будто невидимый рой был уже везде. Но никого не было видно.

А что это?

Посередине перекрестка стоял камень, метра три высотой. Его можно было назвать грубой колонной или обелиском. По шершавой поверхности бежали странные символы и рисунки. Он обогнул камень и замер в легком ужасе. С другой стороны на него уставилось лицо. Он подавил крик и присмотрелся.

Лицо было высечено прямо на поверхности камня. Открытый рот, намек на нос и провалы глазниц. Казалось, оно втягивает в себя все вокруг, и пространство утекает сквозь этот рот-тоннель куда-то… в иные миры.

Внезапно он спиной ощутил, как некто пришел на зов его крови, наполнившей пчелиные соты. И стало вдруг тихо. Невидимые насекомые замолкли.

Данила боязливо обернулся. Контуры фигуры колебались и рябили, как изображение в плохо настроенном телевизоре. Истинный облик пришедшего был защищен вуалью.

– Ты позвал, и мы пришли, – раздалось отовсюду, как многоголосый хор.

– Так это вы… Господа? – настороженно поинтересовался Данила, все еще сомневаясь, что с ним говорит кто-то реальный.

Все в этом месте казалось слегка призрачным, припорошенным золотой пыльцой, туманившей видение. Собственный голос звучал как дорожка чужого эха…

– Можешь звать нас так. Мы ждали тебя.

– И что вам от меня нужно?

– Служение, – незамедлительно последовал ответ. – Ты выполнишь для нас ритуал.

Данила сощурился, разглядывая «клиента». Показалось, что из-под накидки рассеивается слабый свет, но он не ручался, что ему не привиделось.

– Вот это самый важный момент наших переговоров, – нахально начал он. – Я должен знать, во что ввязываюсь.

Ему показалось, что Господа усмехнулись. Тональность жужжания дрогнула…

– Еще рано. Ты должен пройти путь учения, чтобы постигнуть смысл будущей работы. Пока же нам необходимо согласие. Мы не можем посвящать тебя в детали работы, если ты не отдашь себя в служение.

– Да что за служение, черт возьми? – начал он раздражаться мутной формулировкой.

– Все слуги, даже наемные, – исполнители чужой воли. Ты будешь выполнять нашу. Ты легко нас призвал, значит, равен Клариссе по силе и встанешь на ее место. Однажды ты будешь говорить с нами вместо нее.

Данила сглотнул. Происходящее начинало отдавать жутью. Он провел какой-то ритуал по наводке этой грымзы, назначения которого даже не знал. Его забросило куда-то за пределы человеческого мира, на перекресток с жуткой статуей, и затем к нему пришли… они, оно, скорее, все же они.

– Это договор? – понял он. – Вы хотите состряпать со мной контракт?

Жужжание стало синхронным. Это было явным «да».

– Ты же на Перекрестке. Здесь заключаются все сделки.

– А вы в курсе, что меня втащили в это дело против моей воли? – предпринял он последнюю попытку прояснить положение. – Я – по сути, раб. Так зачем мое согласие?

Аморфная фигура вдруг превратилась в одну бесконечную горизонталь, подпрыгивавшую в воздухе, как чья-то испуганная кардиограмма.

– Нам неважно, как ты пришел к Клариссе. Наши с тобой отношения регулируются другим законом. Мы не из вашего мира. Значит, полагается договор перед Стражем.

И они колыхнулись в сторону жуткого каменного истукана. Голова Данилы варила как бешеная, пытаясь восполнить информационные пробелы логикой. Итак, Господа не могут юзать его без его согласия, таковы какие-то метафизические законы этой золотой реальности. Если он не даст согласия, то и сделки не будет, и ритуал сорвется. Значит, Кларисса убьет его за ненадобностью и будет искать нового протеже. Плохой вариант. Но если согласится и вытерпит, тогда идет сценарий (м)ученичества, а в конце – свобода, и он сам себе Гарри Поттер.

Остался еще один вопрос.

– Какие условия, отклонения, штрафы?

– Ты не можешь служить другим. Если нарушишь нашу волю, мы разорвем контракт и больше в тебе не будем нуждаться. Нельзя быть дланью нескольких господ. В этом смысл истинной службы.

Данила все еще колебался. В их фразе, что они больше не будут в нем нуждаться, скрывался океан других смыслов.

– Оки-доки, где подписывать?

– Дай нам руку.

Из складок накидки высунулась золотая ладонь, и Данила распахнул глаза. Такого он еще в природе не видал.

– Обещай служить нам верой и правдой, Данила Хаблов.

– Обещаю.

– Ты выполнишь любой наш приказ.

– Выполню.

– Срок твоей службы определяется свершением нашего ритуала. Затем ты свободен. Ни Кларисса, ни мы не имеем права удерживать тебя после.

– Круто.

Между ними вспыхнул свет, а из обелиска понесся странный вой. У Данилы тряслись поджилки, но он держался. Надо было это сделать, раз уж события так сложились и другого выхода нет…

Что-то происходило вокруг. Золотая пыль завихрялась, а Господа перестали сохранять форму. Их рассеивало…

– Если захочешь встретиться с нами, вызови на кровь снова. И мы придем.

«Придем-придем-придем» – прогремело вокруг.

Силуэт Господ превратился в черный смерч. С надрывным гулом он разнесся во все стороны. Данилу ударил в грудь порыв ветра, и он с трудом удержался на ногах.

Наступила тишина.

Остались только он и пугающая статуя на перекрестке.

У него потемнело в глазах.

* * *

– Ну что ты как барышня… ей-богу… – ворчливо проник в сознание голос Клариссы.

Барышня. Сто лет он этого слова не слышал.

Данила открыл глаза и поднялся в кресле. Кажется, у него был обморок. Перед ним на столике лежали покрасневшие соты, но они были уже пустые. Кровь исчезла. Все вокруг пошатывалось или же это его голова. Кларисса сидела напротив него с хитроватой ухмылочкой. Видать, интересно было наблюдать за его злоключениями.

– Поздравляю. Твой первый выход к Перекрестку. Недурно.

Ему хотелось блевануть, просто ударить в нее мощной струей черт знает чего, так ему было плохо после этого трипа в запределье. В ушах все еще тонко звенело.

Соты и кровь – какая мерзость.

– Воды дай, – только хрипло сказал он.

Кларисса проворно встала и ушла на кухню. Минут пять Данила сидел с закрытыми глазами и открыл их, как только услышал шлепки ее тапочек. Он выдул стакан залпом и накинулся с вопросами:

– Так, объясняй сейчас же, кто эти Господа? Что им надо?

На «вы» обращаться он к ней перестал: она не заслужила вежливого обхождения.

– Господа – из другого мира. Но их дело связано с нашим. Поэтому они нашли медиума, который может их видеть и работать с энергией, и заключили с ним контракт. Я служу им, не просто так, разумеется. Все остальные договоренности налагаются на мой с ними контракт, в том числе и твоя.

– И что… миров много? – нервно хихикнул Хаблов.

– Ты не поверишь, – совершенно серьезно ответила Кларисса. – Представь, что устройство Вселенной похоже на пчелиные соты с бесконечным количеством ячеек. Соты видел же только что? Самая совершенная конструкция, созданная насекомыми. Она же – буквальное отражение устройства жизни. Пчелиные соты не предполагают зазоров и нестыковок. Так, в общем-то, устроена и наша Вселенная: это соты, и в каждой – мед, жизнь.

Ответ его удовлетворил. В нем была логика.

– Оке-е-ей, а что за Перекресток?

– Место для переговоров. Оно ничье. Когда хочешь поговорить с кем-то из другого мира, нужно выйти туда и вызвать их. Это очень древнее правило, которое существовало до людей. Обо всем этом остались только намеки в мифах и обрядах древних скандинавов. Там очень много всего было связано с перекрестком.

Что-то подобное Данила припоминал. В древности верили, что на перекрестках избавлялись от врагов, недугов, общались с нечистой силой…

«Не подбирай ничего на перекрестках, найдешь неприятности!» – одергивала его в детстве бабушка, когда он тащил любую вещь с земли в дом…

Вот откуда все это пошло.

– Выходить может только медиум? – проницательно спросил он и получил благосклонный кивок.

– Верно. Поэтому мы зовемся еще и посредниками или пограничниками.

– А откуда это вообще все пошло? – нахмурился Хаблов. – В чем суть медиумов? Они носители какого-то супергена? Их сбросило НЛО? Почему мы такие особенные?

Кларисса поскребла подбородок, раздумывая над его вопросом.

– Ходят слухи, что в начале времен существовали три женщины, чьи имена забыты, но известны они под образами Старухи, Матери и Девы, – заговорщицки начала ведьма спустя мгновение. – Они и были первыми медиумами, жрицами богов, которым поклонялись древние люди. В мифах и легендах им часто приписывали внеземную сущность, называли норнами, мойрами, судженицами… Они передали эти знания и обряды другим поколениям, вложив в кровь, ибо медиумами рождаются.

Данила откинулся в кресле и выдохнул. Перед ним стали открываться истины, до которых каждый хотел бы докопаться.

– Если они были жрицами богов, то где сами боги? – здраво спросил он.

Взгляд ведьмы подернулся странной дымкой. В обманчивом свете желтых ламп ему показалось, что в ее глазах течет золото.

– Боги ушли давным-давно. О них не осталось правды. Их храмы разрушены. Их имена забыты. Есть только легенды и мифы, наскальные рисунки, поверженные обелиски и павшие колонны. Все боги нас покинули, Данил. Им нужно создавать дальше. В бесконечность. А мы уже созданы.

Глаза Хаблова пораженно распахнулись. Он почувствовал, что ему сейчас открыли одну из тайн бытия, сакральное, забытое знание. Кларисса улыбнулась с долей понимания. Он был заворожен, потому что увидел через ее глаза и услышал через ее слова то, на что не могли найти ответы ученые, теологи и простые люди. Непроизвольно Данила облизал пересохшие губы.

– Значит… они – начало начал?

Та кивнула, выглядя необычно задумчивой.

– Считай, что боги – наиболее совершенная форма жизни во Вселенной. Они создали ее структуру и оформили миры, в том числе и тот, где живем мы с тобой. Боги – конструкторы, архитекторы. Их задача – строить.

Невольно он склонялся к Клариссе все ближе и ближе. Его светло-голубые глаза вросли в ее разноцветные. Между ними неожиданно наладился необъяснимый контакт. Эта встреча начала необратимый процесс перемены их отношения друг к другу. Чем-то они были похожи. Эдакое сочетание беспринципности с широтой взглядов.

Но больше она ничего не добавила, поглаживая уснувшего Пушистика. Ее взгляд погас, как будто свет внутри выключили. Но у Данилы всегда были вопросы.

– Почему они ушли?

– Мы у них кое-что украли, – мутно ответила Кларисса. – Если раньше люди были им просто безразличны, то теперь они глухи к нам. Пусть мы пропадем вместе с тем, что похитили. Поэтому делай что хочешь, но ты уже обосрался.

– Что же было украдено? Божественный огонь?

– Хуже: гордость и знания.

Данила размышлял над полученной информацией. Звучало криптологически, и понять ее метафоры в этот поздний час представлялось невозможным. Глаза слипались…

Руки сами взяли нож, которым он начал ритуал. Тот был безумно красивый. Невольно Хаблов проникся пониманием к людям, которые коллекционируют холодное оружие. В этом была своя, слегка извращенная, эстетика.

Картина сложилась. Задумчиво он прижал лезвие к кончику указательного пальца. В основе любого контракта лежит принцип жертвоприношения. Он же отражается и в самой сделке. В этой связи кровь выступает как особый проводник.

«Полагается договор перед Стражем…» – эхом разнеслись в его голове слова Господ. И вспомнился каменный болван, напугавший его до чертиков.

– Кстати, что за хрень торчит посреди Перекрестка? – запоздало спросил Хаблов.

– Это Страж, – устало отозвалась ведьма. – С ним тебе тоже надо будет иметь дело.

– Так оно… э-э-э… живое?

Кларисса издала сомневающееся «хм-м-м» и поразмышляла с минуту.

– Не уверена, что живое. Этот камень поставили боги, когда создавали миры. Перекресток – не совсем реальное место в физическом смысле. Это… лазейка между мирами, которую надо было обезопасить. Боги возвели там Стража, но он ни живой, ни мертвый. Именно он не дает мирам сливаться. Выглядит как каменный столб, но суть его сложнее. Он связывает все миры и фильтрует всякий сброд. Все сделки и контракты легализуются им. Он – объективная третья сторона, судья, если хочешь.

«И кажется, будто он тебя видит», – подумал Данила с содроганием.

Кларисса снова пожухла, из ее лица ушли цвета.

– Ну что, Хаблов, кое-чему ты научился сегодня. Хватит. Ложись тут на диване, а утром заберешь свое барахло у Рут. Теперь ты мне нужен здесь.

Она ушла к себе, и воцарилась тишина. Данила остался в темноте, и в гостиную лишь слегка попадал свет фонаря с улицы. Делать было нечего, и он лег на продавленный диван. Но уснуть не получалось. Так он лежал, моргал и слушал, как Пушистик цокает когтями по коридору.

Боги… пчелы… миры-ячейки. Они, оказывается, просто гигантские соты в океане хаоса, а тут такие разговоры ведутся: про единого творца, дьявола и нанотехнологии. Смешно.