Цитаты из книги «Сквозь объектив»

чувствуешь, что он внутри. Ждет чего-то. Особенно, если любовь не была взаимной. Тогда ты начинаешь возводить в себе жертвенный алтарь.

Знаешь, девочки часто делают из своей первой любви храм. – Храм? – Да, в своей душе. Можно переспать со всем городом, но если ты влюблялся раз, то внутри появляется особое место. Оно свято. К нему возвращаешься только наедине с собой. Иногда забываешь об этом храме. Но

– Наблюдение на расстоянии за его жизнью, буднями, маленькими радостями и печалями оказалось ценнее, чем сближение с реальным человеком. Ведь тогда нам пришлось бы посмотреть друг другу в глаза и мне нечего было бы сказать ему. Мы были слишком разные.

Если дьявол не в аду, то он должен быть в фотокамере. Дьявол – это Кай.

– Запомни, Марина. Нагота не так интересна, как откровенный разговор. Нет ничего интимнее исповеди совершенно одетого человека. – Странные у тебя вкусы. – Я фотографирую души, а не тела.

Сколько часов мы говорили? Укладывать сказанные слова в рамки реального времени было бы неверно. Наши разговоры стоили годов, а не дней. Вытирая волосы полотенцем, я поймала себя на мысли, что не разговаривала столько ни с одним человеком. От этого росло и значение Кая в моей жизни, что было противоестественно. Он не заслуживал этого, но с каждым разом оккупировал все большее пространство внутри меня.

Однажды утром, когда он обнимал меня, то ли по привычке, то ли из внутренней, тщательно скрываемой тяги к человеческому теплу, я решила считать Кая просто близким человеком. Близким потому, что это слово не такое специфическое, как любовник или друг, и оно может как включать оба понятия, так и сформировать что-то новое. Близким, потому что я ему все же доверяла. Близким, потому что у меня больше, в сущности, никого не было.

Мое отношение к Каю действительно поменялось. Я воспринимала его не как человека, а как сложную структуру, в которую попала, и мне нужно было постичь ее законы

Кай сделан из плоти и крови, но его душа не из этого мира.

Кай и фотоаппарат – одно целое. Когда они оба на меня глядели – один стеклянным глазом, другой ледяными, – то сливались в единое око.