Как-то раз по весне я очутилась в Стамбуле. По-моему, это была суббота, я пошла гулять в старом районе, вниз от Святой Софии, где мощеные улочки выходят к морю. Все как в русской провинции, те же колоритные развалюшки, подвал кирпичный, деревянный верх, только вместо наших тополей пальмы, море и турки.
Вообще-то я думала погулять в тишине, но оказалось, что на набережной полно народа. Весь район вывалил на пикник, своими покрывалами турки застелили газон прибрежного парка. Я не знала тогда, что в Турции такая мода – по субботам на пару часов всей семьей выходить на пикник.
Люди принесли с собой перекусить, кто-то жарил кебаб на маленьких решетках, пришел мужик со сладкой ватой, горячую кукурузу в тележке возили, на маленьком старинном примусе колоритный дедок варил кофе… Все было очень спокойно, тихо, только одно явленье напомнило Россию – белый кабриолет, да еще и с музыкой. В машине были молодые мальчики, они выкатились прямо на пешеходную часть, погремели немного, сделали круг почета и выключили свою балалайку. В остальном все было по-домашнему. Нарядные женщины, сбившись в пестрые кучки, беседовали. Мужчины пили пиво, но не по-русски, совсем немного, пару банок было у каждого покрывала, не больше. Я считала пивные бутылки и заметила, что почти никто из мужчин не сидел, не валялся с сигареткой, все занимались детьми, кто в шахматы, кто в бадминтон, один папаша молодой на велике учил кататься своего…
Компания детей лет десяти играла в надувной воздушный мяч на самом берегу у больших черных камней, и этот мячик улетел у них в море. Дети смотрели, как уплывает мячик, как волны его быстро-быстро относят все дальше, и вдруг одна девочка начала махать и кричать рыбакам, которые сидели в лодке недалеко от берега:
– Мой мяч! Мой мяч! Мой мяч!
Она так долго, громко и настойчиво повторяла: Мой мяч! Мой мяч! Мой мяч!.. И у нее сомнений даже не было, у этой турецкой Танечки, что взрослые ей обязательно помогут, когда услышат. Ей удалось перекричать прибой, рыбаки услышали и повернули лодку за мячом. Я сидела совсем у воды, на большом валуне, и удивлялась, какая же это упорная девочка, как она темпераментно следила за спасением своего мяча. Я вспомнила свои улетевшие мячики, утонувшие кораблики и прочий детский караул, и не могла припомнить, чтобы в моем советском русском детстве посторонние взрослые относились серьезно к детским проблемам. Уважай старших! Уважай старших! Это мы постоянно слышали, но ни разу никто не сказал – Уважайте детей.
Возле каждого семейного покрывала сидела старуха, турецкие бабки разной степени дряхлости, замотанные кто в цветные, кто в черные платки, вышли к морю вместе со своими семьями. У них с собой были маленькие чайнички, которые грелись на маленьких спиртовках, я представляю, какой был вкусный у старушек чай, они разливали его в маленькие фарфоровые стаканчики и… и… и! молчали! Я первый раз такое видела, чтобы на пикник вытаскивали трухлявых старушек, и первый раз наблюдала, чтобы старушки сидели молча, блаженно улыбаясь то на внуков, то на море. Ни одна бабка не лезла командовать, хозяйничать, одергивать детей… Ни одна не полезла ругать эту Танечку: «Не шуми! Что орешь! Лахудра! Мячик уронила».
Почему турецкие бабки такие скромные? Исламское воспитание? Не факт, не факт… И в доисламские времена, и в допотопные, при любой религии в любом народе хорошая бабушка была тиха, скромна, трудолюбива и так же молча радовалась солнцу, как старые турчанки. Иначе они себя вести просто не могли, это было рискованно. Ведь еще лет триста назад любую вредную старушку, типа моей бабушки, можно было отвести в лесную чащу и «оставить ее там на съедение волкам». Геронтоцид, я уточнила умное словечко, обычай избавляться от стариков называется геронтоцид.
Принято считать, что этот дикий обычай пошел от древних людей, от кочевников и охотников. Вот именно, что «принято считать», а как уж там на самом деле было, мы не знаем точно, свидетельств очень мало. И все равно кое-что просочилось. Намеки страшные доходят в виде шуток и до наших дней. Все знают поговорку про саночки – Пора тебе на саночки. Так говорили старикам, когда выпроваживали их на мороз. На вечный мороз! На саночки сажали и спускали в глубокий овраг замерзать. А в горных районах наоборот, стариков уносили повыше и оставляли с духами предков. Традиция зависела и от рельефа, и от ситуации, смотря какая бабушка кому досталась.
Как это выглядело? Если хотите посмотреть, есть фильм японский, про то, как сын отнес свою особенную мамочку к предкам. «Легенда о Нарояме», режиссер Имамура, 1983 год, Золотая пальмовая ветвь, фильм шикарный, очень хочу показать его своей бабушке. А впрочем, моя бабушка скорее всего этот фильм смотреть не будет, она обычно притворяется мертвой в тех случаях, когда информация ей не нравится. Я ей недавно анекдот пыталась рассказать на ту же тему, она сказала, что не слышит ничего. Веселый черногорский анекдот, как раз про то, как сын понес своего старого отца в горы.
Посадил мужик отца себе на спину и несет. Идет и страдает, не знает, как признаться отцу, что оставит его на горе умирать. Поднимаются они все выше и выше, гора становится круче, сын устал, и вдруг перед ними совсем отвесный подъем и узкая скользкая тропинка. Сын остановился, устал, задыхается… И тут отец ему говорит:
– Хватит, сын, оставь меня тут. Дальше меня нести не надо, я своего не носил.
Я хотела рассказать этот анекдот бабушке, но, честно говоря, у меня уже нет сил с ней разговаривать. Моей бабушке девяносто, слуховой аппарат она принципиально не надевает, ей нравится, когда мы все орем возле нее, кричим ей в ухо, надрываемся, только тогда она тихо сидит и блаженно улыбается как турецкая старушка.
Кричать, топать ножкой, спать на узелке с деньгами, искать врагов повсюду, стравливать семью, соседей – все это стариковские методы борьбы за выживание, за статус в стае, я понимаю, понимаю, и потому на свою бабушку не обижаюсь, я просто от нее прячусь, когда она начинает провокации. Если бы наша старуха вдруг оказалась с турками на покрывале, она бы всех там научила жить, а заодно свернула бы их коврики и спрятала, чтоб не запачкали, а постелила бы им что-нибудь немаркое. Но даже это сделать тихо она бы не смогла, ибо ей для ее вампирского счастья нужно довести до белого каления всю деревню.
Смогла бы я оттащить свою старуху в гору? Не знаю, в гору вряд ли, а вот спустить на саночках нам всем ее хотелось, и неоднократно. Нашей бабушке повезло, она родилась после рождества Христова, и ее охраняет пятая заповедь. Старушка знает свои права, она убеждена, что старших нужно слушаться. Не придерешься, ведь такой расклад в России был всегда, даже в те времена, когда в стране все были атеистами и пятую заповедь не вспоминали, а все равно – послушание старшим воспитывали с детского сада. Слушаться! Нужно слушаться старших! – в садике, в школе и дома мне говорили.
До некоторых пор я верила этому на слово. Потом, лет в двенадцать, мне в руки попала Библия. Я нашла там пятую заповедь в Синодальном переводе. «Почитай отца и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе». Где тут «слушайся»? В пятой заповеди я не увидела «слушайся старших», и потому решила проверить по словарям, что означает «почитай».
Моя бабушка была учителем русского языка, в доме нашлось три толковых словаря – Даля, Ожегова и Ушакова, я просмотрел все три, и везде было примерно одинаково. Чтить, почитать – это значит, проявлять уважение. Про «слушайся» ни слова.
Тогда я уточнила, что такое уважение, без словаря тут тоже не разберешься. У нас в народе считается четко: боятся – значит, уважают. Ничего подобного, согласно словарям, страх и послушание никакого отношения к уважению не имеют. Уважать – означает признавать достоинства, помогать, беречь.
Что получается в итоге? «Почитай отца и мать», а именно: помогай, учитывай интересы, береги… И где вы тут видите «слушайся»? Никакого послушания, никакого подчинения старшим в первоисточнике не было. В том-то и дело, этот вагон прицепили потом!
О проекте
О подписке
Другие проекты