Отзывы на книгу «Я – спящая дверь»

Что если прошлое, настоящее и будущее могли бы рассказать о себе одной историей? Сьон, один из самых оригинальных голосов современной литературы, рискнул это сделать. Его трилогия CoDex 1962, завершенная через 25 лет после задумки, — это танец легенд, философии и научной фантастики. В центре всего — глиняный человек, который помнит больше, чем люди.

Рождение трилогии: от пражского Голема до исландской саги
Сказать, что трилогия CoDex 1962 сложна и многослойна, — значит ничего не сказать. Это произведение — результат четверти века работы и путешествия по самым темным и светлым уголкам человеческой истории и мифологии. CoDex 1962 был написан в период с 1994 по 2016 год, трилогия объединяет три жанрово и тематически разные книги: «Зародыш мой видел очи твои» (любовная история), «В холодной росе первоцвет» (криминальная история) и «Я — спящая дверь» (научная фантастика). Однако вместе они складываются в удивительный пазл, где каждая деталь — это отголосок фольклора, исторической трагедии и философских вопросов о будущем человечества.

Идея CoDex 1962 родилась у Сьона из глубокого интереса к исландскому фольклору и мистике других культур. Его вдохновили не только суровые мифы родной земли, но и еврейская легенда о Големе. После посещения могилы создателя знаменитого Голема и раввина Иехуду Лёв бен Бецалеля в Праге Сьон задумал «перенести» эту фигуру в исландскую литературу. Глиняный человек — главный герой трилогии Йозеф Лёве. Он стал не только голосом автора, но и воплощением самой памяти человечества.

Путь к завершению трилогии был долгим. Сьон начал с современной истории в Рейкьявике, но вскоре понял, что без глубокой предыстории его замысел будет неполным. Он создавал книги с перерывами, возвращаясь к проекту между другими работами, пока в 2016 году не завершил третью часть. Этот процесс — своеобразная литературная алхимия, где каждая деталь служила важной частью общего замысла.

Первая часть Сьон - Зародыш мой видели очи Твои. История любви переносит нас в Германию времен Второй мировой войны, в вымышленный городок Кюкенштадт — «город цыплят». Именно здесь начинается невероятная история Йозефа Лёве. Бежавший из концлагеря еврейский алхимик Лео Лёве оказывается в маленькой гостинице, где его спасает молодая служанка Мари-Софи. Ее судьба переплетается с судьбой Лео после ужасного события: она становится жертвой насилия со стороны своего возлюбленного. Но на этом мрачном фоне рождается нечто чудесное. Лео открывает Мари-Софи секрет содержимого своей шляпной коробки — живую глину. Вместе они лепят из нее ребенка. Эта сцена похожа на ритуал сотворения. Сьон здесь не просто рассказывает историю; он воскрешает древние мифы о создании жизни из праха. А само название книги — это отсылка к цитате из Библии.

Во второй книге Сьон - В холодной росе первоцвет. Криминальная история Лео и его глиняный младенец отправляются в Исландию, страну, которая становится не только фоном для событий, но и символом новой жизни. Только судьба Лео в Исландии оказывается сложной. Он вынужден участвовать в криминальных интригах, чтобы вернуть золотое кольцо, необходимое для оживления глиняного ребенка. Сюжет этой части напоминает детектив, полный неожиданных поворотов и фантастических элементов. Здесь есть место и для встречи с масонами, и для таинственных превращений: один из персонажей внезапно становится оборотнем. Этот хаос подводит читателя к важной точке — рождению Йозефа Лёве, которое происходит в 1962 году. Название этой части тоже не случайно. Это цитата из гимна Исландии.

Третья часть «Я — спящая дверь» переносит нас в будущее, где Йозеф становится не просто героем, но и свидетелем апокалипсиса. Она начинается с серии ядерных взрывов, которые меняют геном всех детей, рожденных в Исландии в 1962 году. События начинают переплетаться с научной фантастикой, где биотехнологическая компания CoDex пытается расшифровать генетическую память человечества. Йозеф, который страдает редким заболеванием, превращающим мягкие ткани в кость, становится ключевой фигурой. Он помнит все с пугающей точностью и делится этими воспоминаниями с исследователями. Через его рассказ открывается правда о человеческой природе и ее слабостях. В финале же книга достигает философского пика: человечество исчезает, уступив место животным, которые с помощью созданного людьми искусственного интеллекта восстанавливают мир. Название завершающей части отсылает уже к самому Сьону. «Я — спящая дверь» — это строчка из его стихотворения. А сам писатель появляется в книге в качестве камео.

Разрушить границы литературы
Сьон — не просто писатель, а, как его часто называют, мастер-рассказчик. Его слова звучат как колдовские заклинания, которые соединяют пространство и время. «Я — спящая дверь» буквально открывает новый мир для читателя, смешивая научную фантастику с философией и мифологией. Отсылки к библейским историям, фольклору и даже текстам о технологиях и биогенетике превращают роман в своеобразный литературный палимпсест, который требует пристального внимания.

Вместе с Йозефом Лёве читатель оказывается в мрачном мире, где корпорация CoDex собирает данные для биотехнологических экспериментов. Здесь оживает Голем, превращаясь в метафору человека, сотворенного обществом, и истории, созданной человечеством. Вся его жизнь — это код. Код мира, который он пишет и который пишет его.

Легенда о Големе — центральный миф всей трилогии. Но у Сьона этот миф приобретает новые оттенки. Голем Лео Лёве — это не только символ спасения и выживания, но и воплощение того, как люди пытаются найти свое место в хаосе истории. Сама идея создания жизни из глины — это акт художественного творчества. Лео и Мари-Софи собирают необходимые элементы для создания ребенка: пыль из синагоги, утреннюю росу и слезы. Этот процесс одновременно напоминает о древнем мифе и указывает на сложности человеческого существования в эпоху технологий.

В «Я — спящая дверь» Сьон развивает идею литературы как живого организма. Он превращает текст в лабиринт, где каждый элемент имеет множество интерпретаций. В одном из эпизодов Йозеф сталкивается с искусственным интеллектом, который интерпретирует человеческую историю как код. Но что остается от человека, если его жизнь сводится к данным? Сьон не дает однозначного ответа, оставляя читателя размышлять о будущем человечества.

Роман не ограничивается только рассказом о Големе. Он исследует ключевые вопросы современности: как технологии влияют на наше понимание человечности, возможно ли сохранить индивидуальность в эпоху глобализации, что такое память и как она формирует нашу идентичность? Сьон не предлагает готовых решений. Вместо этого он приглашает читателя к диалогу, где каждый может найти свои ответы.

Отдельного упоминания заслуживает структура романа. Сьон играет с формой, вставляя длинные списки имен людей, родившихся в 1962 году, с датами их смерти. Этот прием напоминает об эфемерности человеческого существования, а также о влиянии истории на личные судьбы. Эти списки невозможно пропустить. За каждой строчкой, в которой всего лишь пол, дата рождения и смерти, скрывается большая и маленькая жизнь размером со Вселенную.

Эта трилогия — настоящий вызов для читателя. Она требует терпения и внимания, но награда за усилия огромна. Ведь, как говорит сам Сьон: «История всегда ждет, чтобы быть услышанной. А мы — чтобы ее услышать». Итак, готовы ли вы войти в эту спящую дверь?

Книги Сьона я воспринимаю как награду самой себе за что-то сложное и важное. Я их приберегаю в качестве индивидуального приза и стараюсь не читать всуе, между забором и обедом. Это книги, чтению которых я должна отдать всю себя, как бы пафосно это не звучало. Мне нравится его манера перечислений, вслед за которыми читатель волен строить цепочки собственных ассоциаций и воскрешать череду собственных воспоминаний о чем угодно и, может быть, поэтому мне так нравится Сьон: он скользит себе по волнам своих мыслей, не очень-то и заботясь о читателе, а ты, держась за его легкие одежды, как ребенок вслед за взрослым на катке, движешься то вслед за ним, как за навигатором, то уплываешь в сторону своих фантазий, сосредоточиваясь на чем-то личном.

Его чтение – игра, постмодернистский квест, похожий на блуждание с фонариком по сумеречному лабиринту пещеры, где мерцают огоньки осознанности и понимания, но в темноте поджидают неясности и загадки, требующие не просто интеллектуального, а экзистенциального поиска, и это - довольно своеобразное чувство при чтении, вообще достигаемое очень нечасто. В этом есть что-то сновидческое, даже слегка пограничное, но одновременно волшебное, как откровение, создающее иллюзию взаимодействия даже не двух сознаний, а двух бессознательных, звучащих в унисон. Пожалуй, у других авторов я редко встречала такую возможность (может быть, у М. Бандо, А. Коэна или С. Нотебоома) и настолько изящную смесь исторического и личного, культурного и вымышленного, эстетического и интеллектуального, мифологического и телесного. Сьон – это всегда сложенная из вполне понятных слов и фраз пирамида не всегда распаковывающихся смыслов. Поскольку все слегка зыбко, неотчетливо, роман требует от читателя не просто чтения, а соучастия-сопереживания, ничем не скованного додумывания, привнесения себя в авторскую конструкцию. Эффект рождается в достигнутом взаимодействии или не рождается совсем: это чтение похоже на парейдолию - на то, как в рисунке обоев, облаков, листвы вдруг проглядывает образ, являющийся только тебе и легко рассыпающийся, если его не удерживать и не достраивать деталями. Такие гештальты всегда обладают какой-то особенной смысловой и эмоциональной ценностью для личности: почему именно тебе явилось именно это именно сейчас и именно здесь? Почему именно тебе удается такое сложное умение увидеть за одной явленностью мира нечто совершенно иное?

Мне было интересно войти в спящую, а точнее, проснувшуюся, дверь и наблюдать, как складывается жизнь из того, что герой помнит о ней, и из того, что он хочет, чтобы о ней помнилось. Мне было интересно улетать вслед за авторскими ассоциациями в чужую жизнь (в каком-то фрагменте он и себя включил в воспоминания героя). Мне понравился даже обрыв повествования и послесловие к нему, от которого повеяло чем-то уже совершенно постпостмодернистским. Я в восторге от языковой и смысловой игры и даже построения этого романа (пожалуй, только «мортирологические» вставки казались пугающе странными). Не уверена, что эту своеобразную поэтику памяти можно смело рекомендовать кому-то еще, но лично я получила полнейшее удовольствие и – редкий случай – даже готова перечитать эту книгу еще раз, не говоря уже о выписанных из нее цитатах.

В третьей книге не было той загадочной необычности, как в первой. Здесь присутствовала своя нестандартность, но она явно совсем не увлекательная. Даже больше, все эти моменты я под конец пропускал, поскольку они затягивались не на одну страницу и не влияли на саму историю. Речь идет о перечислении дат рождения и смерти сотен людей, родившихся в тысячу девятсот шестдесят втором году. И это перечисление происходило постепенно практически в каждой главе, и порой занимало огромную часть той же главы. Да, это несомненно очень необычно, но и так же несомненно совсем не интересно. Научного романа тут так же мало, как и истории любви, и криминальной драмы в предыдущих книгах. Есть определенное направление в научную сторону, однако оно довольно мало. Не знаю, на что тут автор потратил так много времени, наверное, он просто начинал писать продолжение спустя десяток лет, и в итоге вышло,что трилогия писалась так долго. А на деле, возможно, среди двадцати лет, потрачено всего три. Да и книги довольно небольшие. Особенно эта, если учесть все эти длинные списки умерших. В общем первая книга цикла оказалась самой увлекательной, благодаря своей любопытной необычности. Остальные же, тоже нестандартны, но с каждой последующей книгой их необычность становилась менее интересной.
Оценка 7 из 10