Штрудель ударил Тине в голову; внезапно захотелось сеять добро – особенно для тех, кто даже в кафе с книжкой не расстаётся. Она порылась в рюкзаке, достала крупную банкноту и вручила её Оливейре – так, чтоб парень не заметил.

– А скажите ему, что у вас сегодня совершенно случайно есть «подвешенные» пицца и десерт? И капучино, конечно.

Если Оливейра и удивился, то никак этого не показал. Купюру он забрал и невозмутимо отчалил на кухню, а через десять минут черноглазая официантка сгрузила на стол перед парнем в толстовке здоровенную чашку кофе, чизкейк и кусок пиццы. Пальцы у осчастливленного незнакомца разжались, и книжка брякнулась на пол. Последовало короткое, но бурное объяснение; парень шептал что-то официантке на ухо – из-под глубокого капюшона виднелся только бледный острый подбородок, – а та вертела головой и отнекивалась. Потом она ушла, и Тина поспешно отвернулась, чтобы не обнаружить свой интерес.

– И что вы делаете, мисс Мэйнард, скажите на милость? – весело спросила мисс Рошетт.

– Флиртую с незнакомым красавчиком.

– Разве не стоило тогда попросить Оливейру, чтобы он приложил записку: «От прекрасной незнакомки с косой словно у леди Годивы»?

– Ещё чего, он же тогда поймёт, что флиртую именно я, а это пока немного слишком для моих бедных перетянутых нервов, – в тон откликнулась Тина и улыбнулась. – И вообще, разве Годива не была блондинкой?

Но взгляд мисс Рошетт вдруг сделался серьёзным.

– Вы так и не расскажете, что происходит с вами?

Память о чёрной реке шевельнулась где-то глубоко внутри, точно сама река – холодная, тёмная, глубокая до полной непроглядности.

– Спасибо за участие, я… Всё хорошо.

Тина вдруг осознала, что кофейная ложечка у неё в руках дрожит и звякает о край чашки, и отложила её, а потом сцепила пальцы в замок. Мисс Рошетт проследила за этим молча и лишь потом сказала, по-старчески пожевав губу:

– Не знаю, конечно, что случилось, но для начала попробуйте выспаться. Прямо сегодня. А завтра после работы не оставайтесь одна, приходите сюда. Я вас познакомлю со своими подругами.

– Спасибо. Обязательно.

Тина уткнулась взглядом в окно. Стекло отражало зал, но сейчас казалось, что он наполнен призраками. Некоторое время спустя ушёл Йорк, коп-вдовец; вскоре за ним поднялся и парень в толстовке – он вышел вместе с другим полицейским, одолжил ему на пороге зажигалку – прикурить, и убежал вниз по улице, зажимая книгу под мышкой.

Засиживаться до темноты даже в такой прекрасной кофейне не хотелось, да и мысль об оставленных без ужина кошках щекотала обострённую совесть. Мисс Рошетт ещё раз настоятельно попросила заглянуть в «Чёрную воду» завтра вечером; Оливейра, узнав, что Тина собирается по пути завернуть в супермаркет у стадиона, свистнул своего младшего сына – причём не метафорически, засвистел как птица.

– Он вас проводит, мисс Мэйнард. И нет, возражения не принимаются. Вы видели ориентировку на стенде полиции? В такие дни жаль даже, что Лоундейл – не моя родная деревушка, где любой чужак как на ладони… Люди пропадают, тут не до шуток, а вы ещё и ходите по собачьим местам, и не докричишься, если что.

Тина вспомнила орлоносого с фоторобота и только плечами пожала: в маньяков верилось как-то меньше, чем в утопленниц.

– А как же ваш сын пойдёт обратно один? Он просто ребёнок. Вы за него не волнуетесь? – осторожно уточнила она, стараясь не оскорбить отцовскую гордость, и подумала: «А вообще-то мысль дельная, стоит завтра захватить с собой шокер».

– Маркос-то? – усмехнулся Оливейра. – Ему уже четырнадцать. Первый нож я ему ещё года два назад подарил, и, поверьте, у нас, в Пуэблосе, каждая собака знала, что с Оливейрой шутки плохи, если он дорос хотя бы до дверной ручки и у него за голенищем кое-что заткнуто.

Наверное, Тина бы даже впечатлилась этой тирадой, если б на птичий пересвист не явился белокурый кудрявый агнец – в грубых джинсах и в чёрной футболке с красно-белым принтом.

– А ты знаешь, кто здесь изображён? – спросила она уже на улице. Оливейра остался за стойкой, но вполглаза поглядывал на сына через стекло.

Маркос оттянул футболку, разглядывая ухмыляющийся скелет во фраке, с цилиндром и тростью.

– Друг прабабки Костас, барон вроде бы, а что?

– О, – только и сумела выговорить Тина. – Ну, тогда нам и правда вряд ли что-то грозит на улицах Лоундейла.

Мальчишка оказался галантным – весь в отца, но немного стеснительным. Отчаянно краснея, он прямо за супермаркетом взвалил на себя сумки с покупками, не слушая возражений. Говорил мало, больше слушал, но на вопросы отвечал по-взрослому чётко. У стадиона он притормозил, жадно разглядывая сквозь трибуны футбольную команду – вечером играли другие ребята, постарше, и мяч они пинали куда как более ловко.

Покупки Маркос дотащил до кухни, там был обласкан кошками, награждён стаканом охлаждённого чая и отпущен восвояси. Тина закрыла дверь, накинула цепочку, задвинула щеколду и провернула ключи в обеих замочных скважинах, оставив торчать на пол-оборота. Затем обошла дом, проверяя, нет ли где-то распахнутых окон.

– И почему у меня нет телевизора? – пробормотала она, проходя мимо пустой гостиной, где напротив камина, который не разжигали уже лет шесть, растянулась на паркете рыжая Мата Хари, сощурив глаза. – Села бы, включила бы какое-нибудь шоу, что там смотрит Аманда – «Боб и Роб»? Сделала бы глинтвейн, забралась бы с кошками на диван…

А потом ей очень ярко представилось, как по телеэкрану идут помехи и комнату наполняет запах фиалок.

«Нет. Обойдёмся без телевизора».

Тина распотрошила аптечку и выпила три капсулы успокоительного, затем подумала – и захватила с полки эфирное масло лаванды. Три капли в аромалампе расслабляли, десять – убивали всё живое в радиусе двух комнат. Кроме, конечно, кошек; храбрых маленьких бестий не так-то просто было вытурить из давно облюбованной кровати.

«Посмотрим, как тебе это понравится, чёрт-знает-кто из Кёнвальда».

Дверь в спальню она закрывать не стала, подозревая, что тому, кто пожелает войти, любые замки будут нипочём. И уснула практически сразу – то ли благодаря лекарствам, то ли сказалась безумная, неподъёмная уже к вечеру усталость.

…Тине снились руки – бережные, но ледяные; они гладили её по голове, и тёмные пряди струились между бледными пальцами, как воды речные. Но когда прозвенел будильник и она очнулась, коса была в полном порядке – туго заплетённая с ночи, никаких водорослей и фиалок.

«Неужели закончилось?»

Никогда, даже самой себе, Тина не призналась бы, что ощутила лёгкое разочарование.

Пробежка прошла без эксцессов. Уиллоу дважды попалась на глаза: в первый раз издали махнула рукой и целеустремлённо прокатила в гору, сильно налегая на руль, а второй – неожиданно выскочила с боковой дорожки.

– Как спалось?

– Да вроде… ничего.

Заговаривать на обратном пути было ошибкой – дыхание сразу сбилось.

– А-а, – глубокомысленно протянула Уиллоу, запрокидывая лицо к небу. Солнце ласкало её веки, но не могло стереть вечную синеву, отметину хронической бессонницы. – А мне вот приснилось, что ты стоишь по пояс в реке. Ерунда какая-то, не бери в голову.

Возвращаясь по мосту, Тина нарочно перегнулась через перила, вглядываясь в обманчиво спокойное течение реки. Глаза заслезились; через какое-то время начало казаться, что там, вдали, у берега, виднеется белёсое лицо…

«Бутылка, – осознала она вдруг и ощутила невероятное облегчение. – Всего лишь пластиковая бутылка запуталась в корнях ивы».

Единственное напоминание о вчерашнем кошмаре настигло уже в библиотеке – Аманда на работу так и не вышла. Пирс был вежлив и предупредителен; посетители слетались к книжным полкам, как пчёлы на мёд, – правда, привлечённые не литературой, а всего лишь слухами о вчерашнем происшествии. Заглянул даже разговорчивый мужчина, которого Аманда в шутку назвала поклонником Тины.

– Я слышал, у вас вчера было тут горячо? – интимным тоном спросил он, облокотившись на стойку.

– Во многих смыслах, – вздохнула Тина. – Правда, я бы не стала шутить на эту тему, всё же миссис Биггл действительно пострадала.

– Ну, соболезную, – без малейшего намёка на сожаление фыркнул как-его-там поклонник. – Но хорошо, что тебя не задело. Как там писал Вордоворот…

– Вордсворт?

– Да к чёрту, я никогда не запомню эти фамилии! Слушай, а давай по-простому: не хочешь выпить со мной сегодня? Я пораньше закончу и заскочу за тобой, пока белобрысой болонки здесь нет.

От удивления Тина даже оторвалась от сортировки карточек и посмотрела на него – впервые за всё время, честно говоря. Глаза у поклонника оказались красивыми – светло-карими, кошачьими, прищур – хитрым, а пальцы, постукивающие по стойке, – нервными.

– Выпить можно, но только если кофе, – неожиданно для самой себя согласилась Тина. – В «Чёрной воде», например. Но сразу хочу предупредить: на большее не рассчитывайте.

– Ну, я человек терпеливый, – усмехнулся он. На улице посигналили. – А, это за мной. Увидимся вечерком!

«И я так и не запомнила, как его зовут», – пронеслось в голове.

Это показалось смешным.

А потом в глубине библиотеки без всяких видимых причин повалился стеллаж. Поставить его на место было не особенно сложно; Пирс сам проверил крепления – похоже, просто болты вылетели. Разбросанные книжки пришлось собирать почти до самого конца рабочего дня, так что на свидание Тина отправилась взмокшая и раскрасневшаяся. Поклонник уже терпеливо поджидал на углу улицы с жиденьким букетом нарциссов.

– Цветы из долины мёртвых?

– А? Не нравятся? – огорчился он всерьёз.

– Сойдёт.

К «Чёрной воде» они направились окольными путями – и конечно же, заплутали. Точнее, плутал поклонник, а Тина не мешала ему, наслаждаясь прогулкой и не особенно вслушиваясь в разговор. Ей думалось, что мисс Рошетт определённо была права: нет пока проблем, которые не лечатся чашкой чая и крепким сном, и шататься по городу, вместо того чтобы запираться дома наедине с кошками, – определённо хорошая идея. Солнце постепенно клонилось к закату; город окрашивался в ржаво-оранжевые тона, и некоторые крыши издали выглядели окровавленными. В откровенно заброшенном районе у недостроенного кинотеатра поклонник наконец сдался:

– Всё, не могу больше. Не знаю, как отсюда выйти к твоей клятой «Чёрной воде». Зато у меня служебная машина стоит чуток подальше, там, за развалинами, у «Перевозок Брайта», я работаю на них. Может, заглянем? Там и карта есть.

Наверное, всё могло бы сложиться иначе – если б Тина была чуть менее внимательной.

Если б она не заказывала книги с доставкой на дом.

Если б не знала наверняка, что курьерская служба «Перевозки Брайта» закрылась два года назад, а офис в буквальном смысле прогорел до закопчённых кирпичей.

– Обойдёмся без карты, – улыбнулась она онемевшими губами и указала на улицу, которая выводила мимо пустырей и необитаемых домов к оживлённым кварталам. – Надо… туда.

Мужчина упрямо наклонил голову:

– Да нет, пойдём к машине. Проедемся заодно, чего ноги-то сбивать? Ну, давай! – И он попытался схватить её за руку.

– Я люблю гулять пешком, – вежливо уклонилась Тина, продолжая улыбаться.

Уже не скрываясь, «поклонник» сделал выпад, метя кулаком по виску – молча, резко. Тина отшатнулась, ускользая в последний момент, и хлестнула его нарциссами по лицу, а потом развернулась – и побежала, всё быстрее и быстрее.

– Стой, мать твою! – заорал он – ближе, чем должен бы. – А, не уйдёшь, стерва!

Она прибавила ходу, отчётливо понимая, что при таком темпе её хватит минуты на две, на пять – самое большое. Пока выручали ежедневные тренировки, но лёгкие уже начинали гореть; а мужчина нёсся следом – длинными хищными прыжками, и от ужаса мерещилось, что его хриплое дыхание перерастает в мерзкое влажное клокотание.

Впереди погас фонарь; за ним следующий.

«Так не бывает, – стучало в висках. – Только не со мной».

Тина даже не поняла, где ошиблась, где свернула не туда; пустыри всё не кончались, зато показалась лента Кёнвальда, льдисто блестящая в лунном свете. Где-то вдали взвыла полицейская сирена, и промелькнула дурацкая мысль: «Это за мной».

Грудь разрывалась от боли. Нога попала в яму, и в щиколотке что-то хрупнуло, но Тина слишком отчётливо сознавала: остановка – смерть.

А потом вдруг воскрес в памяти дурацкий сон Уиллоу.

«По пояс в воде… по пояс…»

Не раздумывая, она свернула к реке.

Поверхность реки сияла – ртутная, живая, дышащая, такая невозможно близкая – и недостижимая за переплетением чёрных ивовых ветвей и корней. Тина уже не бежала – плелась, спиной чувствуя, как сокращается расстояние между ней и тем, жутким, позади. Страх отступил; его место заняла странная, иррациональная сосредоточенность – сделать шаг, и ещё, и ещё, и будь что будет.

Река на мгновение застыла зеркалом – а потом по ней разбежались круги и показалась человеческая рука. Она небрежно махнула – и поманила пальцем.

Тина ковыляла почти вслепую, полностью сосредоточившись на жутком видении, но всё равно ни разу не оступилась, точно изогнутые корни ив сами стелились под ноги, не давая даже подошв замочить в реке, а ветви поддерживали под локти, давая опору. Голову вело от ароматов – сладких, фиалковых; острых, как сок нарцисса; солоновато-металлических, как кровь.

А потом силы просто кончились.

Она сползла, опираясь спиной на ствол, и приготовилась нырнуть в воду. Оглянулась через плечо – в тот самый момент, когда мужчина с почерневшим лицом сделал первый шаг в реку.

И река взбунтовалась.

Воды вдруг стало очень, очень много; она воздвиглась стеной вокруг Тины – и ударила в того, уродливого, на илистой кромке берега. Захлестнула, протащила меж ивовых стволов, придавила ко дну – а затем брезгливо выплюнула.

Мужчина лежал недвижимо – мертвее мёртвого, к патологоанатому не ходи.

А полицейские сирены выли уже совсем близко, у пустыря над берегом. Бежали к реке два человека, размахивая фонарями, и один из них кричал что-то про имя закона и прочие глупости, которые ещё ни разу никого не спасли. Когда он съехал по склону прямо в запутанные корни ив, Тина узнала его – вдовец и любитель кофе детектив Йорк.

– Мисс Мэйнард, вы живы! – не по уставу выпалил он, ослепив её фонарём. – Вы не пострадали? Кивните, если понимаете вопрос!

– Пошёл в задницу, – ответила Тина, стуча зубами.

Теперь, когда адреналин схлынул, стало холодно – и очень мокро. Река умудрилась достать её – хотя бы брызгами.

– Роллинс, она в порядке, – крикнул Йорк напарнику, склонившемуся над трупом. – Простите меня, это я виноват. Но я могу всё объяснить!

У Тины затянуло под ложечкой; появилось пугающее ощущение, что эту фразу она слышит далеко не в последний раз.