Глава 2

Мирэя

Возвращаться в мир городских звуков и запахов было тяжко и непривычно. Я отвыкла и поэтому чуть нервничала, дёргалась и озиралась, несмотря на отдельную палату в больнице. Врачи, сестры – суета и миллионы вопросов…

Но папа всячески старался меня поддерживать и оберегать от лишних стрессов. А вот папарацци были везде, если только не в туалете и душе. Даже умудрялись медперсоналом переодеться, чтобы попытаться кадр сделать. Но охрана знала своё дело, и поэтому с очередным хитрым манёвром одного из… отец пригрозил, что если не угомонятся, мы будем судиться!

Мне это показалось бессмысленным, и я попросила его не волноваться зря и по возможности быть рядом.

И папа был… Отложил все дела и почти весь день проводил со мной.

Меня обследовали: в итоге подтвердили, что кроме стресса, истощения и обезвоживания ничего не пострадало.

Лишний жир ушёл, волосы и кожа от долго пребывания на свежем воздухе и солнце выгорели…

– Маленькая моя, как же ты себя растеряла, – выдыхал тяжко отец, оглаживая меня по голове и смотря с такой нежностью и любовью, что и я начинала всхлипывать.

– Зато жива, – единственное, что находила в оправдание.

– Да, и я безмерно рад, ведь ты – самое важное, что у меня есть. Я чуть с ума не сошёл, когда ты пропала, – тихо бормотал. – Искал: лодки нанимал, вертолёты, частные спасательные команды. Они обследовали ближайшие острова, но, увы… С каждым днём шанс тебя найти становился всё меньше, но я молился, чего не делал со смерти своих родителей.

– Значит, молитвы работают, – подытожила мысль, выдавив улыбку. Так не хотелось опять драматизировать момент. Я вернулась! Я рядом. Не хочу больше слёз…

– Где она? – раздался строгий, высокомерный тон в коридоре. Мы с отцом замерли, прислушиваясь к звонкому чоканью каблуков и оправдывающемуся бормотанию медперсонала. И секундами погодя дверь в  палату распахнулась.

– Мира!?. – мама не то уточняла, не то поражалась, что я это я. – Здравствуй, СтанислАв, – скучающе бегло глянула на папу, воспитанно шагнувшего с ней поздороваться. – Почему ты мне сразу не позвонил? – мазано поцеловала его. – И вид у тебя, – поморщилась. – Хоть бы пиджак надел, а то рубашка мятая. Если попадёшь на фото, грязи не обобраться. – Её любимая манера наехать и раздать рекомендаций, вместо «поблагодарить» и сделать вид, что мы нормальная семья.

– Я позвонил сразу, – пробормотал отец, руки в карманы брюк спрятав и сразу как-то поникнув. Он вроде уже смирился, что когда любимая, перестала быть простой и улыбчивой – бизнесмен, модель… вечно готовая к кадру и НИКОГДА не готовая быть женой и матерью в том понимании, котором он её представлял женившись.

– Ты нас напугала, – обогнула отца мать и изящно присела ко мне на койку. Я бы подумала, что она волновалась обо мне, если бы… не равнодушие в глазах.

– Прости, – обронила я, и правда не зная, как вести себя рядом с этой женщиной. Она всегда меня подавляла, её присутствие угнетало. А я не любила себя ощущать никчёмной, страшной, лишней…

– Ты похудела, – одобряюще улыбнулась мать. Взглядом заинтересованно скользила по лицу, фигуре. – Мне кажется, сейчас ты вполне годна для съёмок. Ну, может, ещё немного скинуть. А цвет волос шикарный и кожа… разве что, более гладким цвет сделать, – уже примеряла меня для камеры. Это бы обидело, если бы… до сего момента никогда не случалось. Но нет, мать такой была всегда и даже моё исчезновение и появление ничего не изменили.

– Думаю, договорюсь с несколькими фотографами. Сделаем пару шикарное портфолио…

– Нет, мам, – даже не знала, что могу вот так грубо и зло оборвать родительницу. – Никаких камер! Никаких съёмок! Я не модель! Я не вещь! И знаешь что… – увернулась от её руки, ещё мои волосы изучающей, одеяло сбросила и отстранилась как можно дальше. Я ведь не калека – валяться. Хоть и рекомендовали постельный режим и питание, но я готова бежать, сломя голову, лишь бы быть подальше от этой родной чужой тётки! – Зря  ты приехала. Мне очень жаль, что оторвала тебя от работы. Но мы с отцом в норме. Так ведь? – покосилась на папу, ища поддержки.

– Рэя, – папа, как обычно, не желал ссоры. Вот только я… другой стала. Мне не нужна мать. Больше… Ни одобрения её, ни любви.

– Тебе лучше ко мне не приходить, мам. Всё отлично. Я в норме! Скоро вернусь к учёбе. По мелочам дёргать не буду, позвоню, когда… – первое на ум пришло, замуж выйду, но так быстро видеться с родительницей не хотелось, даже если я не выйду замуж вообще. – Когда-нибудь, – заключила с кивком. – А теперь прости, – махнула на дверь. – Я утомилась, скоро процедуры, я спать буду и жирок наращивать. Не поверишь, мне его очень не хватает, ведь с ним… Я НЕ ПОХОЖА НА ТЕБЯ!

Мать пилила меня тяжёлым взглядом. О да, серые глаза сверкали молнии гнева и раздражения. И чтобы более не рассыпаться оскорблениями, я решила сама уйти:

– Что ж, – скрипнула зубами, – пойду-ка в уборную. Мне даже там милее, чем с тобой в одной палате, – демонстративно хлопнула дверью и щёлкнула замком, отрезая себя от родителей.

Психанула?

Да…

Может и зря. Но мне надоело смотреть, как она, появляясь в наших жизнях, делает вид, что имеет право на оскорбление отца и поучению меня. Она его потеряла, когда на первое место в своей жизни поставила карьеру, любовников и моду.

Никто не против – её выбор!

Просто не надо лезть к другим со своими законами и правилами. Мы сами разберёмся…

Несколько минут мать и отец о чём-то спорили, пока в мою дверь тихо не поскреблись:

– Ты можешь меня продолжать ненавидеть, – мама, – но я желаю тебе всего самого лучшего. Я… – замялась, словно подбирала слова, – люблю тебя… несмотря ни на что. – В своей манере ляпнула, не понимая, что запинаться, признаваясь в чувствах – мерзко и лживо, тем более говорить в подобном тоне, будто я во всём виновата! Глупая и недалёкая дочь, а она бедная, непонятая мамочка, но готова на жертвы ради меня.

Я промолчала – мне нечего было ещё добавить к уже сказанному.

– Ну как знаешь, – выдохнула мать. – Это твоё воспитание, – укором и явно отцу, и вскоре дверь в палату хлопнула, а ко мне не постучал папа:

– Мирэя, ты как? – он уже заранее извинялся за инцидент, мать и за всё, и плевать, что ни в чём не виноват.

Уперившись руками в мойку, бездумно смотрела на себя в зеркало на стене.

– Нормально, – утёрла с лица слёзы, которые не сразу заметила. Выступили против воли… – Она ушла? – шмыгнула носом.

– Да, – чуть помедлил отец, и я открыла дверь.

– Я тебя люблю, – мягко обронил, подпирая стену плечом. – Но она твоя мать. Плохая, хорошая, она твоя…

– Не понимаю, как ты мог выбрать её, – в сердцах шикнула, возвращаясь в палату. – Дело не в хорошести, пап, а в человечности. Неужели ты мог жениться на существе, не понимающем, что есть что-то более важное в жизни, нежели камеры, софиты и признание фанатов?

– В том-то и дело, она не всегда такой была, – пробурчал папа, чуть плечами пожав.

– Прости, – отрезала, ещё раз смахнув оставшиеся слезинки с щеки. – Не хочу о ней. И ты… не настаивай. Знаю, что тебе важно наше общение, но не заставляй. Когда я буду к нему готова, я её найду, – заверила с чувством.

– Хорошо, – миролюбиво согласился отец. – А теперь на койку, – нарочито грозно. – Ещё не хватало нарушить больничный режим…

И только я легла, одеялом накрылась, папа опять сел на стул:

– Милая, сегодня к тебе придут из полиции.

– Зачем?

– После твоего исчезновения, завели дело… Я Стэфана обвинил в твоей пропаже…

– Я же сказала, мало что помню. Шторм, я упала. Очнулась уже на острове. Где и что – не знаю… Выживала, как могла. Плот собирала… а потом… он рассыпался и даже не представляю, как добралась до нового берега…

Возможно, эта была глупая затея всё на «не знаю» и «не помню» – спихивать. Но ведь часто на амнезию грешат в таких ситуациях. Чем я хуже? Тем более головой ударялась, это и снимки показали… несколько травм…

– Значит, Стэфан… – отец сглотнул. Ему трудно давался разговор. – Не пытался от тебя избавиться?

– Что за глупость, пап, – миролюбиво фыркнула. – Из того, что помню, он не причём. Это я вышла наверх. А ещё до отправления канючила и задерживала. Волна была сильная, – сбивчиво бормотала, прыгая с мысли на мысль, старательно избегая подробностей. Что-что, а рассказывать подробности не собиралась. Не дай бог что-то о Тайфуне ляпну.

О нём никому! Никогда…

И лучше бы мне его забыть!

– То есть, если он придёт, ты с ним…

– Конечно, пусть, – улыбнулась ободряюще.

– Не представляешь, как я рад, что ошибался на его счёт, – с облегчением выдохнул отец и мотнул головой. – Я ведь был готов с ним судиться… И не верил его переживаниям.

– Он переживает? – подивилась.

– Я думал, он играл, чтобы меня запутать, разжалобить. Но видимо…

Обрадовалась ли я тому, что Радмински волновался из-за меня?

На самом деле к Стэфану у меня уже ничего не было. Я на него не злилась, не ждала. Мне не было больно из-за его «подруги» и его разговоров обо мне. Если честно… ВСЁ РАВНО! Вот прямо РОВНО!

Но чтобы парня не осудили за то, в чём он не виноват, была готова разыграть «у нас всё отлично». Тем более фраза «я был готов с ним судиться», напугала и вдохнула жизни. Потому что ссора с семьёй Радмински означала – не только расторжение помолвки, но и размолвку с влиятельными людьми!

– Да, как придёт, впусти, мы поговорим.

Нужно ли говорить, что однотипные показания мне пришлось давать несколько раз.

Складывалось впечатление, что я – не пострадавшая, а обвиняемая. Меня пытаются уличить во лжи, а я всячески обелить своё честное имя.

Хорошо, что отец глаз не сводил – только заметил раздражение и усталость, тотчас свернул работу полиции и дознавателей, и меня оставили в покое.

А на следующий день ко мне Стэфан пришёл.

– Я вас оставлю, – благоразумно вышел из палаты отец, и она на время погрузилась в тишину.

– Мира, я так виноват, – почти рухнул на колени Радмински, схватив меня за руку. На лице искреннее сожаление, а может… точнее – вернее, завуалированное счастье, что я одним росчерком сняла с него все обвинения.

– Прекрати, Стэф! Я тебя ни в чём не виню. Надеюсь, недоразумение уладится, и наши родители помирятся!

Не уверена, что отец бы чего-то добился кроме громких статей и ещё более крупной ссоры, но всё же для репутации Стэфана и его семьи наше примирение было куда приятней.

– Круто, что ты так думаешь! Я рад… что вернулась. Жива, здорова. И выглядишь, несмотря на заключения врачей, сногсшибательно. Так ты реально не помнишь?..

– Нет, – надоела эта тема и поэтому чуть грубее отрезала, чем стоило бы. – Вернее, мало что! Но тебя помню… Ты наверху в капитанской был… Смутно всё, смазано, но вроде… предупредить о волне пытался.

– Да, да, – закивал рьяно Стэф, но глаза слегка рассеянно бегали.

Ещё бы, я не уточнила, при каких обстоятельствах это случилось, и с кем он там был. О чём говорил. А он, как понимала, помнил и хорошо!

– Не представляешь… – он несколько минут жарко в красках распинался, как ВСЁ случившееся видел он. Как пытался меня спасти, швыряя спасательный круг. Как нырял за мной… В ШТОРМ! Как едва сам не погиб, но его ребята вытащили.

В общем, выслушивала его ровно, спокойно, а под конец заверила, что зла не держала, ведь сама виновата. Не он меня толкал, не он не умел плавать…

Поэтому вины за случившееся на него не вешала.

Когда ему об этом повторила с десяток раз, Стэфан посветлел, даже в глазах блеск благодарности появился. А потом он меня огорошил:

– Значит, у нас всё в силе? Между нами по-прежнему?.. – многозначительно умолк.

– Ты о чём? – насторожилась, сердце неприятно в груди стукнулось.

– Ну, – протянул с ожиданием Стэф, – ты – моя невеста, – то же слова жевал, следя за моей реакцией. – Я ведь жених?.. – разъяснил мягко. – Мы вместе… И если так, это будет отменной новостью для всех! Бомбической! Чуть позже сыграем громкую свадьбу…

Я хаотично соображала, как его поставить на место.

Брякнуть что ли, что я помню его слова в мою сторону?..

Только, если выяснится, что помню ЭТО, а другое – НЕТ, могут заподозрить во лжи, и весьма уместно. Значит, апеллировать изменой и нелюбовью и его настоящими мыслями обо мне, пока не могла.

Окей, тогда я это сделаю потом, якобы когда память станет возвращаться, а пока…

– Да и вашей семье это было бы полезно. Во спасение, я бы сказал, – хмуро обронил Стэфан, явно видя сомнение у меня на лице.

– С чего вдруг?

Стэф ещё сильнее помрачнел:

– Ты не в курсе, что компания твоего отца развалилась?

– Что? – аж села на койке.

– Почти, – тихо и слегка озадачено добавил Радмински, не ожидая, что шокировал меня новостью. – Сейчас банкротство в суде рассматривается, и моя семья обещала выкупить…

– Как у вас дела? – в палату бодро вошёл отец. С улыбкой, но когда мы со Стэфаном на него уставились в тягучем молчании, тоже перестал лучить. – Всё нормально? – так и остался у двери.

– Стэф, можешь нас оставить? А мы потом оговорим, – слила одну тему и дико желала развить другую… и отцом наедине!

– Завтра? – на пробу бросил Радмински, точно боялся, что я просто от него избавляюсь, и шанса ещё поговорить больше не представится.

– Да, буду рада тебя видеть, – изобразила радушие, на деле уже просчитывала, как нам с папой выкручиваться из положения.

И позволила Стэфу поцелуй на щеке запечатлеть, в который раз признаваясь, что мне он никак… если даже не мерзко.

– И когда ты мне собирался рассказать? – только дверь за Стэфаном затворилась, я обратилась к отцу.

Он не косил под дурака, не заверял, что всё круто…

– Так вышло, – тяжко вздохнул папа. Медленно прошёл в палату, сел на стул. Взгляд блуждал задумчиво-усталый.

– Когда ты пропала, мне стало не до проектов. А поиски… оказались дорогим удовольствием. Через пару месяцев «убежали» первые инвесторы, потом я в кредиты влез. Дом перезаложил, акции здорово упали…

– А мать?

Папа даже глаз на меня не поднял.

Я опять скрипнула зубами.

– Мы выкарабкаемся, – заверила решительно.

– Знаю, – улыбнулся папа. – Новый проект…

– НЕТ! Мы завершим этот. ОН крут! Необходим, папа.

– Он не рентабелен, – проворчал отец.

– Зато полезен. Он спасение для нашей экологии! Пап, – с жаром воззвала, – это был самый стоящий проект из всех. Именно такие работы позволяют гордиться своими родителями! Не мать с её фотками и популярность, а именно ты! И твои проекты!

Папа впервые за эти дни на меня глянул как-то благодарно, нежно что ли.

– Но денег на него…

– А семья Радмински? Они ведь могут спасти его?

Папа задумчиво покивал, но без энтузиазма.

– Только я с ними в натянутых отношениях с некоторых пор.

– Это ерунда. Если правильно поняла Радмински, он ещё верит в наш брак. Значит, и им наш союз выгоден. Но прежде чем решиться на такое, я хочу знать, – выдержала короткую паузу и пристально посмотрела на отца: – Если выйду за Стэфана, к тебе ведь будут относиться как раньше? И банки. И правительство…

– Со стопроцентной уверенностью не сказать, – досадливо качнул головой папа, – но это бы сделало платформу менее шаткой.

Я молча кивнула.

– Я тебя люблю, пап, – обронила, уже понимая, что вернулась в Ад, который когда-то считала Раем. И получила свободу, о которой грезила. Вот только она была отнюдь не свободой…

Я вновь загнала в угол, но этот отвращал куда более, чем плен Тайфуна.

– Я всё верну, обещаю…