– Дура! – ни чуть не обижается прямолинейности Костас. – Ему не отказывают! Раззадоришь, больше свободы не увидишь, – припечатывает значимо.

– Хм, сгодится, как один из способов от тебя избавится, – протягиваю нарочито задумчиво, будто взвешиваю все «за» и «против», но на деле, просто прячу испуг, и уже точно знаю – того мужика буду обходить стороной. – Что ж, я подумаю над твоими угрозами, – деланно спокойно отворачиваюсь, увлекаясь формой. – А теперь, будьте любезны, – едко добавляю, нарочно переходя на «вы», – если не собираетесь переступить очередную черту допустимого и нормального, выйдете из женской раздевалки! Или у вас и это в норме вещей? Чтобы босс к девчонкам вторгался на территорию?.. ауч! – вновь затыкаюсь, когда Костас меня ещё более грубым рывком поворачивает к себе и хватом за подбородок, заставляет посмотреть ему в глаза:

– Ты в зале больше не появишься! – категорично, и как отрезает.

Дышит яростно, смотрит зло, почти расстрельно. Сдавливает скулы так ожесточённо, что вот-вот заплачу от боли.

– С этой минуты у тебя запрет на выход в зал! – чеканит, будто не замечая моих попыток освободиться.

– Это нечестно, – больше мычу, чем членораздельно говорю, потому что Костас меня не отпускает. На мою попытку вырваться, лишь оказываюсь в более тесном плену – прижатой всем телом Дмитриадиса к ближайшей стене между шкафчиками работников лайнера. И это до жути неправильно… как-то дико, трепетно, боязно и… волнительно.

– Ты – главная опасность для всех! И я позабочусь о безопасности пассажиров, – добавляет убеждённо Костас, словно и правда верит в то, что говорит. – И пока ты – моя собственность, я буду решать, где и кем тебе работать на лайнере! Если скажу, будешь только уборные чистить! – шипит в лицо, лютуя взглядом и обжигая презрением.

– Попробуй! Заставь! – взбрыкиваю, бросая с вызовом и уже мысленно его красивое лицо, располосовывая ногтями.

Жаль, только мысленно… ведь мои руки беспринципный гад удерживает одной рукой над моей головой.

– Ты так и не научилась за эти годы держать язык за зубами, – чеканит Дмитриадис. – Я это исправлю, – звучит многообещающе и до дрожи в коленках и паники в душе внушительно. – Раз у других руки не дошли, так и быть, сам замараю. Не гордый…

Но подтекст кажется иным.

Аж в груди морозит, а мозг, наоборот, вот-вот закипит.

– Не гордый? – фыркаю с неверием. – Да ты же… лопнешь скоро от важности. Тебя распирает от собственной значимости. Заловил меня, и мстишь мелко… А на деле ни тебе, ни мне этого не нужно.

– Если придётся, я тебя уничтожу, Никита. Уничтожу просто, чтобы больше тебя не видеть. Уничтожу, и даже глазом не моргну… – вторит раз за разом, будто гвозди в стену вколачивает.

Ничего светлого и хорошего по отношению к Костасу не остаётся.

Если раньше и мелькало нечто сродни «доброй памяти о прошлой дружбе», то теперь мной движет лишь жажда поставить на место этого мерзкого, циничного и грубого мужлана.

Довести до белого каления!

Ткнуть в неполноценность…

Обезоружить и растоптать!

– Дурак ты, Костас. Я ведь не прошу меня за так отпустить или поверить наслово. Не напрашиваюсь к тебе в друзья! Я живу своей жизнью! И готова понести наказание за наши с мужем растраты. Я готова работать, но ты не хочешь упростить этот момент! Зачем меня топить, когда мы могли бы друг другу упростить жизнь? Хочешь чтобы работала? Без проблем! Я не боюсь замарать руки. Но я куда лучший организатор вечеринок, чем уборщица или официантка. Вместо мытья унитазов и разноски заказов, я могла бы помочь с новой программой под ваши туры с уклоном под разный контингент! Уверена, ты знаешь, кем я работаю на берегу! И так же ты в курсе, что я на хорошем счету… Вместо того чтобы оказаться полезными друг другу, ты меня сливаешь…

– Ты ошибаешься, Никита. Ты полезна только своим отсутствием. Я уже давно понял, что лучший расклад, когда ты где-то в стороне и подальше от меня, – Дмитриадис махом отметает мысль, что смогу достучаться до его разума. Воззвать к совести. Напомнить о морали…

Между нами – пропасть!

Между нами – капитальное непонимание!

Между нами – прошлое и обиды!

Между нами – ненависть и неприязнь…

– И я сделаю всё, чтобы ты была рядом, но подальше от меня, – чеканит Костас. Интонация скатывается до какой-то интимности. Я и без того, вместо чёрных глаз уже давно на его губы таращусь, а теперь и подавно…

Мне почему-то страшно…

Нет, не расправы боюсь! Не побоев или крика…

Его губ…

Да! Я до жути боюсь, что Костас меня поцелует.

Вроде, и не намекает, а нутро предвкушающе трепещет.

Дыхание Дмитриадиса обжигает лицо, я словно под гипнозом смотрю на приближающиеся ко мне полные, чувственные губы Костас, и уже борюсь с собственными демонами, уговаривая себя, не позволять поцелуя…

Во что бы то ни стало дать отпор, укусить, плюнуть.

Что угодно, лишь бы не смел!!!

И даже зубами скриплю, как бы заранее смыкая челюсть и не позволяя наглой ласки.

Уж не знаю, чтобы между нами полыхнуло: вспышка похоти или жажда убийства, но в помещение со смехом врываются две уборщицы.

Правда только стоит им оказаться на пороге, мы с Дмитриадисом шарахаемся прочь друг от друга, а девушки перестают смеяться.

Глядят на нас с опаской, и даже жмутся в уголочке, словно до последнего ждут приказа немедленно убраться из раздевалки. Но мы молчим. Они тоже. Повисает жуткое, напряженное безмолвие.

– Надеюсь, ты всё предельно ясно поняла! – первым берёт себя в руки Костас.

Прочищает горло, пару раз кашлянув.

– С этого момента будешь… – кивает неопределённо, но на девушек, – только уборкой заниматься и то, в каютах эконом класса! – отрезает, в очередной раз окатив обвиняющим взглядом. – На этом всё! И… оденься уже… наконец, – выплёвывает с презрением, будто моя вина в том, что я раздета. – Живо! – коротко бросает и, крутанувшись на месте, словно не произошло ничего такого, покидает раздевалку.

Естественно на меня косятся все работники, попадающиеся на глаза – сплетня о нашей сцене с Дмитриадисом явно опережает нас, вот и иду на новый пост, делая вид, что не замечаю пристального внимания остальных.

Чёртов Костас!

Тоже мне, богом заделался?!

Судьбу мою вершить решил.

Ну, я ему покажу… и божественное просветление и злой рок…

Но как бы не ворчала, ненавидела, не мечтала поставить большого и злобного босса на место, его совет/угрозу приняла как должное.

Мне лишние проблемы ни к чему. А ждать помощи и понимания у кого-то со стороны, таких, например, как озабоченный араб – глупо. Он скорее меня попользует и закапает, чем проникнется моими проблемами и возжелает помочь.

В общем, проглатываю злость, раздражение и впрягаюсь во вверенную мне работу. Ничего, и на моей улице будет праздник.

Пока на лайнере, в замкнутом пространстве, я под бдительным надзором, тут уж не разгуляешься, а только сбегу… Уж я задам Дмитриадису! Сразу в полицию пойду. Напишу на него заяву.

Так что главное выбраться на волю, а потом мы с Костасом… встретимся в суде!

Костас Дмитриадис

Вот же дрянь!

Вот же…

Как у Никиты получается меня выводить из себя?

Я же давно научился не показывать чувств. И ведь получалось… пока в моей жизни опять не появилась валькирия, что б её.

Мне никто не смеет возражать.

Никто не смеет перечить!

Я не прощаю…

А ведьма нагло бросает вызов. Провоцирует, словно не боится!

А меня стоит бояться!

Особенно ей!

Особенно теперь!

Я сам себя боюсь…

Убью ведь…

Чёрт!

Не собирался на неё набрасываться.

Я её и касаться не собирался!

Но глядя в дерзкое лицо валькирии, утонув в яростной зелени глаз… себя потерял.

Не ожидал, но меня помутнение какое-то накрыло.

Очнулся лишь когда Никиту уже прижимал к стене.

Впервые, если честно… Я себе такого никогда не позволял по отношению к ней.

Я её так любил, что коснуться-то боялся.

Каждый вздох ловил. Боготворил, поэтому даже ни разу не поцеловал, хотя подыхал от желания. Меня аж трясло, как хотелось…

Прямо как сейчас!

И это… ненормально!

Неправильно!

Чёрт возьми, несправедливо!

Был уверен, что подростковая, нездоровая озабоченность этой девицей прошла. Я себя уверял, что забыл её… Но стоило нам столкнуться – я тотчас потерял контроль. Голову мгновенно повело от близости с Никитой, от её хрупкой беззащитности. От её запаха, от тепла её тела.

Помню только, что смотрел в воинствующе сверкающие глаза валькирии, и точно молнией шарахнуло – сколько бы не утверждал, я, по-прежнему, её хочу.

Её полные, чуть приоткрытые губы, словно зазывали…

Ноздри нервно вздрагивали, щеки румянились…

И она была невероятно красивой. Настолько сексапильной, порочной, желанной, что едва не нарушил данное себе слово: никогда её не целовать!

А я чуть было не поцеловал!

Меня аж качнуло к ней. Ничего доброго и нежного… Я себя озабоченным психом чувствовал… Сожрать её хотел. Наброситься и изнасиловать…

Псих!

Знаю!

И самое скверное, что она это поняла.

Но мне повезло… вошёл персонал, и у меня появился шанс реабилитироваться хотя бы в собственных глазах. Я не упустил возможности и сбежал от персонального демона. Сбежал так, чтобы чувство собственного достоинства не пошатнулось.

Но всё же я злюсь!

На себя!

На Никиту.

Наверное, прибить её было бы самым верным и безболезненным…

Не знаю, до какой бы извращённой фигни додумался, но голос Эрики выдёргивает из пучины неутешительных мыслей:

– Костас, ты выглядишь так, будто бежишь от дьявола!

Ага! Рыжего! В юбке… вернее без неё, и только в нижнем белье.

До сих пор во рту сушит от этого ослепительного вида: стройное тело, длинные ноги, аккуратная, приятная взгляду грудь.

– Да нет, нормально всё! – лгу, не моргнув глазом, и присаживаюсь рядом с невестой, загорающей на шезлонге под навесом верхней палубы возле бассейна. И, вроде бы, как и Никита, раздета, но взгляд не цепляет – перед глазами до сих пор валькирия.

А ведь Эрика довольно востребованная модель: многомиллионные контракты, постоянные фотосессии и выходы на подиум.

– Как же, нормально? – насмешливо подмечает Рика. – Ты перевозбуждён и зол… Стой! Только не говори, что ты опять с этой рыжей был! – приподнимает тёмные очки, чтобы я без помех мог прочитать по её глазам, насколько сильно она недовольна этим фактом.

– Был?.. – не понимаю глубины упрёка. – Нет, мы не… Просто одно дело решал, – мотаю устало головой, развеиваю её опасения.

– И поэтому точно взведённый курок? – не унимается невеста, сверля пристальным взглядом.

– Нет, я зол потому, что хочу от неё избавиться.

– Так в чём проблема?

– Мне это дорого обойдётся.

– Либо так, либо… используй её, – цинично заявляет Эрика.

Степенью хладнокровности в ведении дел невеста даст фору многим бизнесменам, которых знаю. Она – опасная и беспринципная личность. Но мне с ней… удобно, и часто её советы бывают в точку, как бы не пугали или не настораживали.

– Я уже говорил, что продавать не буду, – категорично отрезаю, не желая даже слышать подобного варианта.

– Я не о том, – лениво протягивает Рика. – Но твоя знакомая может быть полезной для нашего бизнеса.

– Нашего?

Напрягает момент.

– Твоего, – нарочито выделяет Эрика, вновь нахлобучив очки и демонстративно ложась на лежак, как бы подставляя лицо солнцу, – но моя доля в нём тоже есть, – напоминает реальность.

– Есть, – нехотя признаю очевидное.

– Так вот, пусть эта рыжая заплатит своими мозгами. Она неплохой промоутер. Используй её знания…

– Но тогда она больше будет светиться на людях, – ворчу, больше раздумывая не слишком, ли много знает моя невеста и не слишком ли глубоко влезает в мои дела. – А я как раз-таки этого и хочу избежать.

– Не вижу проблемы! Пусть остаётся за кулисами, – дёргает плечом Эрика. – У тебя есть кому вести шоу. А она пусть побудет кукловодом.

– Не много ли власти?

– Обманчивой власти, – кривенько хмыкает невеста. – Уж не тебе ли знать, у кого деньги, тот и управляет.

– Не желаю её видеть, и тем более знать, что она хоть как-то причастна…

– Костас! Тебе это нужно! – строго парирует Эрика. – Тебе просто необходим глоток свежего воздуха в этом смердящем древностью корыте! Тебе нужен новый взгляд на развлечение! – жестока, и в то же время прямолинейна и верна в оценке Эрика. – И если должница может помочь – используй её! Я даже буду делать вид, что не замечаю твоей озабоченности ей. Я за то, чтобы бизнес процветал. Но с одним условием – ты ограничишь её власть! Максимально урежешь права.

– Как?

Меня не пугает заявление невесты. Знаю, она не дура и зрит в корень, но её предложение кроет в себе некоторые нюансы, которые нам придётся обсудить более подробно. И боюсь, уступок с моей стороны, как и с её, не избежать!

Но мы всегда находим консенсус, поэтому уже несколько лет вместе.

Мы прагматичны, циничны и рассудительны.

– Костас, милый, прекрати думать хозяйством! Включи уж наконец-таки мозг! – кривит личико Эрика, намекая, что устала от пустого разговора.

– Да я, вроде, и так… – хочу осадить невесту, но мой телефон пиликаньем нарушает ход диалога.

Глава 9

Никита

Уборка кают – не самое приятное занятие, но я нахожу и положительные стороны. По природе я очень вспыльчивая и сгоряча могу натворить всякого. А такие заминки мне во спасение – дают время на передышку и на переосмысление.

Тишина, уединение. Поток мыслей, разработка более чёткого плана.

Я даже начинаю с этого поучать удовольствие.

Жаль только мои грандиозные планы начинают трещать по швам уже в день "Х".

– Никита, тебя ждёт Дмитриадис Костас, – огорошивает один из охранников лайнера, заглянув в каюту, где я убиралась.

– Я работаю, – недовольно бурчу, раздражённо прокатив чуть дальше по комнате ведро со шваброй, никак не желающей попасть в ячейку.

– Это твои проблемы. Он ждёт! – сухо отрезает мужик. Рывком отбирает у меня инвентарь и подталкивает в плечо в сторону выхода.

– Ты – самодур, – вместо "доброе утро" выпаливаю, только оказываюсь в дорого обставленной каюте-кабинете Дмитриадиса. – То требуешь, чтобы работала днями напролёт, то срываешь с работы. – Ты уж определись…

– Сядь! – строго перебивает меня Костас, и таким тоном, что на автомате сажусь на первый попавшийся стул, остро поняв – споры оставлю на потом. – Звонил твой муж… – делает паузу.

Моё сердечко радостно ёкает. Даже немного подаюсь вперёд:

– И? Он погасил долг? – предполагаю осторожно.

Вместо ответа Дмитриадис берёт айфон, лежащий перед ним на столе.

Делает несколько неспешных манипуляций и кладёт обратно мобильный, чуть придвинув ко мне.

Громкая связь…

Гудки.

– Да! – голос незнакомый, мужской.

– Дай Терентьева, – сухо бросает Костас, и несколькими секундами погодя звучит взволнованный голос Ромы:

– Ника?

– Д-да! Ром. Я тут.

Неожиданно меня охватывает дрожь. Нет, не от счастья услышать мужа, а от робкой мысли, что скоро Ад закончится.

– Хорошо, милая. Я рад, что ты в порядке, – бормочет благоверный. – Ты… ведь… – запинается на словах, – в порядке?.. – его голос боязливо стихает, но на утвердительной ноте.

– Можно и так сказать, – отзываюсь на автомате.

Умозаключение Ромы раздражает. Не видя меня, радуется моей невредимости. Причём ошибочно! Ладно, меня не били, не насиловали, но психически… я подверглась сильнейшему давлению. Так что я бы горячо поспорила, что со мной всё в порядке.

Ни одна жертва, окажись на моём месте, как бы ни казалась спокойной, не может считаться психически здоровой!

– Злишься на меня?.. Ненавидишь? – с короткими паузами заваливает вопросами муж. – Уже жалеешь, что вышла замуж?.. Знаю, что сильно провинился, и нет мне прощения…

– Потом, – отрезаю строго. – Давай об этом потом поговорим, а пока…

– Прости, Ник. Прости! – судя по голосу, Рома на грани нервного припадка.

– Ром, что с деньгами? – надоедают его пустые стенания. На данный момент меня больше волнует моё будущее, а оно, как бы меня это не бесило, зависит от Ромы.

– Я, правда, стараюсь, Ник…

– НИКИТА! – ещё больше злюсь, ведь много раз ему говорила, что не люблю сокращения своего имени. А он, как нарочно, да ещё и при Костасе!

– Да-да, конечно. Просто нервничаю жутко.

– Деньги, РОМ! – чеканю, едва не скрипя зубами. – Ты уже нашёл?..

– Часть! Часть суммы уже перевёл… – умасливает мои надежды муж.

Я с жадностью уставляюсь на Костаса, желая по его реакции убедиться в правдивости слов Ромы, но по непроницаемому лицу Дмитриадиса ничего не понять.

– Сколько?..

– Сумма небольшая. И её, конечно, недостаточно, – перебивает Рома, – но я ищу где перезанять ещё, – ободряет меня муж.

– Ищешь, – киваю мыслям.

– Ты как? Держишься? Они тебя…

– НЕТ! – рычу, потому что сейчас его блеяние ни к чему. – Просто достань денег!

– Д-да, – торопливо заверяет Рома. – Это, как его… Я вот что хотел… – запинается на каждом слове муж. – Ты говорила, что машину можно… Я не настаиваю, знаю…

– Блин, просто продай её! – вновь рявкаю, не желая затягивать момент.

– Хорошо, но мне нужна доверенность, – напоминает Рома.

На мой прямой взгляд Костас кивает:

– Если нужно, сегодня же сделаем.

– Сегодня пришлю, – тотчас заверяю мужа.

– Круто, спасибо… И ещё раз, прости, – опять бубнит благоверный, но ему опозориться сильнее не даёт Дмитриадис. Мажет пальцем по экрану, сбрасывая звонок.

– Уверена? – зачем-то уточняет, сверля пристальным взглядом.

– Конечно! – ни на секунду не сомневаюсь в своём желании избавиться от долга любым путём. Ну, или хотя бы его сократить. – Он вернул почти миллион. Я предлагаю на остаток расписку, – нагло хватаюсь за вариант. – Так вроде поступают в цивилизованном обществе, – давлю на совесть. – С должников берут расписки…

– Для начала я получу всё, что твой муж сможет вернуть, а потом… поговорим, – даёт крохотный шанс на быстрое разрешение вопроса Костас. – Потому что у меня есть сомнения насчёт твоего мужа.

– Почему? – осторожно интересуюсь. – Он же…

– Может, всё же лучше к родителям обратишься? – настаивает на своём Дмитриадис.

– Это шутка? – озадаченно киваю в свою очередь.

– Как давно вы не виделись?..

– И не скучаю! – отрезаю резче, чем стоит. Но тема «семьи и родителей» в частности – для меня больная. И этот гад об этом прекрасно знает.

Подло, вот так бить в больное место.

– Зря, – как ни в чём не бывало рассуждает Костас. – Вам бы поговорить…

– Чего не хватало?! – снова горячусь и даже руки защитным жестом складываю на груди. – Им никогда не было до меня дела. И за эти годы они ни разу не пытались меня найти.

– А ты этого хотела?

– Нет! – теряю самообладание. Отрицаю убеждённо и горячо, но где-то глубоко-глубоко в душе робко звучит «очень».

Да, я вру, когда считаю нужным.

Только так получается выживать, иначе… правда бывает горька и причиняет много боли.

А так, за притворством и обманом прячешься от всех. Носишь маску, как остальные, и вроде как легче становится.

– А вдруг бы они помогли…