Глава 4. Не будите черного дракона

Хотелось кофе. До безобразия, до судорог в мозгу и сухости во рту с кофейным привкусом. Как наяву, во сне я наблюдала, как засыпаю в любимую медную турочку свежемолотые зернышки, добавляю щепотку соли (так учил меня любимый Большой брат, ныне покойный) и ставлю на ме-е-дленный огонёчек. И вот спустя несколько мгновений наливаю в любимую чашку кофеек и, вдохнув аромат, делаю первый самый вкусный глоток.

М-м-м-м… Несколько лет назад я еще курила, и тогда утренний ритуал заключался в чашечке кофе и сигарете на лоджии. После – во дворе собственного домика, рано утром, стоя на пороге, закутавшись в шубу зимой, или выйдя в сад в летне-весеннее время, вдыхая аромат зелени и цветов. Во сне так сладостно было осознавать, что Наташка жива, мы в Джубге, скоро вернемся восвояси и забудется радуга как страшный сон.

Вкус кофе будоражил мое сознание, и на издыхании сна вдруг ощутила: я и в самом деле что-то пью, жадно глотая. Вздрогнув, распахнула глаза (черт побери, неожиданные странные пробуждения уже вошли у меня в привычку в этом мире, пора с этим завязывать!).

И вижу я своими распахнутыми очумевшими глазоньками, что поит меня из кружки чем-то густым и темным все тот же Егор. (Господи, да убери ты его с глаз моих долой, уже раздражать начал, урод почти бессмертный!) Улыбаясь, он придерживал мою голову и теперь уже практически насильно вливал в меня демоническое пойло. Все это я осознала в доли секунды после пробуждения и попыталась вырваться, или хотя бы отвернуться. После третьей попытки, облившись, мне все-таки это удалось. В бешенстве я подорвалась было с кровати и не смогла даже дернуться в сторону урода, пичкавшего меня гадостью.

– Воды дай, – рявкнула я, отплёвываясь.

Продолжая мерзко улыбаться, Егор или, в местном варианте, Эр Наг-Тэ, протянул мне бокал с прозрачной жидкостью. Недоверчиво принюхавшись, я лизнула языком влагу и, не ощутив ничего странного, жадно выхлебала полный бокал, косясь на мужчину. Он спокойно восседал напротив меня и, казалось, с удовлетворением наблюдал за мной или за моей жадностью.

Раздражение, замешенное на бешенстве, поднималось из самых глубин моей сущности. Причем, не Золотой Дракон просыпался внутри меня, любимой. Голову поднимала моя стерва-амазонка, которая всегда выручала в непонятных ситуациях или в моменты, когда мозг не осознавал размеры опасности, но инстинкт бил во все колокола, вырывая чугунные язычки из колокольного устья.

Я нахмурилась, по-прежнему не сводя глаз с Егора, что-то во меня шло не так. Вместо привычного бешенства, которое горячими волнами должно накатывать из самой сердцевины меня, мощным напором ударяя в голову, в самую маковку, заливая глаза спасительной яростью, во мне ворочалось что-то густое и темное. На вкус – словно битум, едва закипающий, но уже опасно-горячий. Еще секунда и он выплеснется за пределы котла, затапливая пространство и превращая мир в застывшие черные глыбы.

Заледеневшим взором, прищурившись, не дыша, я снова и снова прислушивалась к своим ощущениям. «Непонятно, но терпимо», – решила я, пока не увидела довольный взгляд Жреца. Словно кошка за смелой мышкой наблюдал он за мной, полуприкрыв глаза. Черная смола забурлила сильнее, потихоньку затапливая всю меня, захватывая кусочек за кусочком душу и разум, в глазах потемнело. Странный металлический привкус появился во рту, и в следующий момент я инстинктивно зажала уши руками, пытаясь защитить себя от сильного, кожу сдирающего визга (вопля, крика?!), на грани ультразвука.

Теперь лицо Егора напоминало морду кота, обожравшегося сметаной. Он даже удовлетворенно, словно в ответ на свои мысли, покачивал слегка головой, продолжая рассматривать меня, как подопытного кролика. И я не понимала, КАК он может спокойно слушать этот звук, раздирающий на клочки тело, слух и разум.

Упав на спину, зарывшись головой в подушку, сжимая уши, вновь и вновь пыталась спастись, спрятаться, уползти от дикого тонкого воя. Но он преследовал меня, вгрызаясь в самые внутренности. Я закашлялась, судорожно глотнув воздух, едва не задохнувшись собственным вдохом. Ультразвук на секунду стих. Я, было, обрадовалась, высунула голову, встретилась взглядом с Егором. Черная волна злобы и бешенства вновь с ног до головы окатила меня, пузырясь и переливаясь через край моего терпения, меня самой. Визго-вой начался по новой и неожиданно оборвался на самой высокой ноте.

Просто вдруг пришло осознание: раздирающая уши сирена – моих рук (глотки? пасти? рта?) дело! Это я завываю, как потерпевшая, потерявшая последнюю надежду. Опешив от такого открытия, я неожиданно заткнулась, для надежности зажав рот ладонями. И в полной оторопи глядя на Егора, пыталась понять: чему он так радуется?

Мерзавец, глядя мне в глаза, неторопливо оторвал руки от подлокотников кресла, в котором восседал в процессе моих ультразвуковых завываний, и небрежно изобразил аплодисменты. Громкие хлопки в неожиданной тишине заставили вздрогнуть. Я отняла руки от лица и прохрипела:

– Что это было? – голос мой напоминал скрип несмазанных петель, которые забыли само слово «масло».

Откашлявшись, зло потребовала воды. В этот раз пила медленными глоточками, поверх края стакана наблюдая за своим бывшим. Егор поднялся, отошел к камину, неторопливо взял палку (черт его знает, как она называется), пошерудил ею в огне, помогая пламени глубже вгрызаться в поленья. «А ведь хорош, зараза! Здесь даже красивее, чем на земле», – невольно проскользнула оценивающая мыслишка.

Все тот же высокий рост, все те же темные волосы. Но здесь они небрежно собраны в шикарный длинный хвост, спускающийся до талии. Густые и блестящие в отблесках багрового пламени камина пряди завораживали игрой светотеней. Казалось, будто волосы стекают вдоль мужской спины, напоминая передвижения неизвестного мне чрезвычайно гибкого животного. Вот никогда не любила настолько длинные волосы у мужчин (рокеры из любимой «Арии» – это святое!), а тут, поди ж ты, прям залюбовалась…

И эта прядка! Невообразимо непокорная прядка над высоким лбом!

«Идиотка! – мысленно одернула себя. – Давай еще влюбись по второму кругу. То-то он обрадуется, и уговаривать тогда не придется, сама ему все отдашь, во всем поможешь и будешь после сидеть возле ног придурошной собачкой, в ожидании хозяйской ласки!»

Память так услужливо и живенько нарисовала мне всю историю наших недо-отношений, моего обожания и его пренебрежения и снисходительности. Волна пережитых когда-то унижений горячей кровью хлынула из самого нутра солнечного сплетения и лентами ярости понеслась по венам. Обжигающая лава стыда и обиды за ту молоденькую, впервые полюбившую девочку, прокатилась памятью по жилам, вызывая горячечный румянец на щеках.

Я снова вздрогнула, скрипнула зубами от злости и пролила воду. «Ни-за-что! – рыкнула сама себе. – Не дождетесь», – как утверждал герой моего любимого анекдота про заболевшего еврея.

– Алло, я вопрос задала, – прошипела спине у камина. – Или ты глухотой маяться стал на старости лет? – и удовлетворено наблюдала, как, раздраженно дернув плечом, Егор стремительно обернулся ко мне.

– Я и забыл, какой ты бываешь… заразой, – недовольно произнес вместо ответа.

– То ли еще будет, если не объяснишь все по-человечески и не выпустишь меня из своего идиотского иллюзорного мешка, – хмыкнула я, спуская ноги на пол.

Каменные плиты охладили разгоряченные ступни, и прохлада стремительной змейкой заскользила вверх по ногам, по телу, в сердцевину утихающего вулкана немотивированной ярости.

– Что за ультразвук и чем ты опять меня напоил? Точней, за каким чертом ты продолжаешь насильно поить меня этой дрянью демоновой?

– Ну, добровольно ты ее пить не будешь, не так ли? – протянул Егор обманчиво-ласковым тоном.

– Не старайся, не действует, – фыркнула я. – Девочек своих бесчисленных совращай голосом. Со мной уже не прокатит.

Ни страха, ни почтения, ни уважения в моем голосе не присутствовало.

– Ты вообще не боишься меня? – прищурившись, поинтересовался местечковый «Наполеон».

– Трудно бояться мужика, которого видела без штанов, – пожала я плечами, оглядываясь в поисках исчезнувшей куда-то одежды. – Кстати, где мои брюки?

Проигнорировав в очередной раз мой вопрос, продолжая разглядывать меня, как неведомую диковину, Егор кивнул головой в сторону откуда-то взявшейся ширмы.

– Платье там.

– Мне не нужно, платье, штаны верни, – набычилась я.

– Нет. Либо платье, либо так.

Оглядев себя, решила взглянуть на платье. Вот что за бред. Почему, если девочка, так обязательно платье! В неведомом мире предпочитаю штаны и удобную обувь. И вот сто пудов, по закону всемирной подлости, платье будет длинное и с вырезом до пупа! Ну точно, как в воду глядела, да еще и с размером не угадал!

– Штаны верни, придурок! – вырвалось у меня из-за ширмы. – Ты б хоть поинтересовался для начала, сколько иксиков нынче в моем размерчике, – исходя ядом, продолжала я.

– Выходи, я сам решу, – скомандовал негромко великий и ужасный знаток моды и женских нарядов.

– Да прям щас, разбежалась и вышла! Я в него даже не влезла! – закипая, прошипела я из-за ширмы, одновременно пытаясь выпутаться из наряда.

Плечи у меня широкие, грудь… Ну хорошая такая грудь, третьего размера, для моих лет вполне себе еще упругая и ни разу не провисшая. А этот, с позволения сказать, модельер приволок китайский размерчик! И ведь юбка вполне могла прекрасно сесть на мои бедра (они у меня, увы, узкие), то в плечиках дальше правого я не продвинулась, опасаясь порвать прелестную (что уж тут скрывать!) вещицу.

– Егор, давай или по-хорошему, или ты с утра таблетку бессмертия принял? – пропыхтела я, облегченно выдыхая.

– Не понимаю. Почему тебе не страшно? Одна в незнакомом мире… В плену… Еще и злишь намеренно.

Вот ведь уперся, как баран, и не слышит ни черта!

– Ты решила, что настолько мне нужна, что я тебя не убью? И мне нечем тебя прижать?

Плюнув на приличия, я вышла из-за ширмы все в той же дурацкой полупрозрачной ночнушке.

– Вещи верни или я вообще голой ходить буду, – уперев руки в бока, мрачно глядя на снизу вверх (в силу своего небольшого роста) на Егора, упрямо повторила я.

Владыка Чего-То-Там щелкнул пальцами и на постель упали мои рубаха и штаны. Демонстративно повернулась спиной к мужчине, не торопясь сделала пару шагов к кровати, так же неторопливо стянула ночную паутинку и спокойно, не оборачиваясь, очень медленно стала одеваться. И делала я это не для того, что бы возбудить (или вызвать?) какие-либо эротические переживания в своем бывшем. А для того, чтобы позлить, поиздеваться, выморозить своим поведением до такой степени, чтобы мужик взбесился и потерял контроль.

А в запале чего только не скажешь. В том числе и правду о том, для чего я ему на самом деле понадобилась. Точнее, не совсем я, а моя местная ипостась в образе Золотого Дракона. Все мои инстинкты, попавшие в переделку, вопили о том, что еще ни разу за эти дни я не слышала всю правду о местных драконах. Кусочки информации от Хранительниц Врат, кое-что от Зерга… («Стоп, не думать! Не думать, иначе сорвусь!»).

А не думать не получалось! Наташка не снилась, видимо колдун что-то химичил с моим сном, потому спала я как убитая и без сновидений. Но первая мысль после пробуждения – о ней. О её ужасной гибели, о …

«Я сказал, НЕ ДУМАТЬ!» – рявкнула я сама на себя и про себя. И сосредоточилась на процессе одевания.

Как можно медленней, долго и аккуратно расправляла изделие на кровати. Задумчиво пригладила, отвернула ворот, поправила, снова пригладила. Отступила на шаг, полюбовавшись своей работой. И все это стоя спиной к Жрецу-Егору, сверкая обнаженной спиной, попой в трусах и лишними кило веса.

И вот на все это, включая и общий мой вид сзади, мне было настолько наплевать, что я сама офигевала от своей смелости. Или дурости. В таком виде я только перед мужем дефилирую в домашней обстановке. Я даже на пляже в шифон шифруюсь, обматывая его вокруг бедер! А тут! Это ж надо, сколько всего «доброго» во мне накопилось за эти годы, что любые способы хороши в борьбе за инфу и собственную свободу.

«А еще – ме-е-есть!» – протянул мерзкий ядовитый кто-то глубоко внутри меня.

Если бы Егор видел в этот момент мою улыбку, похожую на оскал зверя, предполагаю, он предпочёл бы пойти другим путем к власти над местным Миром. Не связываясь с психованной рыжей ведьмой, в крови которой бушевало пламя Золотой крови, а после его чудо-напитка, прорастало неизвестно что.

И это неведомое нечто гасило мое бешенство, превращая его в холодную, отравленную чистым ядом ненависти и боли, ярость. Но ярость разумную. Контролируемую. Ярость, которая жаждала вырваться на свободу, проломив все преграды (человеческие и магические), снеся систему контроля напрочь. Вырваться обжигающим пламенем, жадно пожирающим все на своем пути. Не оставив ни единого шанса на выживание любому, кто станет мне поперек дороги.

Но Егор не видел мою «нежную» улыбку. Зато я чутьем зверя прекрасно ощущала, как начинает медленно закипать гнев в мужчине позади меня. Как хрустнули едва слышно его пальцы, сжавшись в кулак. Как чуть изменилось его дыхание, которое он старался контролировать, чтобы не показать мне степень своего все возрастающего раздражения.

А я продолжала развлекаться. Натянула рубаху, разгладила ворот, погладила вышивку на рукавах. («Интересная такая вышивка, похожая на обережную», – пригляделась я и сделала себе зарубочку поинтересоваться у Агафьи или Марфы значением украшения). Завязала тесемочку у горла. Развернула штаны, и процесс повторился: разложила, пригладила, рассмотрела и далее по списку. Полюбовалась и натянула, наконец, брюки, затем начала оглядываться в поисках зеркала и расчески. И тут меня грубо развернули.

«Надо же, а на земле так быстро из себя не выходил», – хмыкнула про себя, запрокинув голову, и глядя Егору прямо в глаза. Молча и с улыбкой. Нежным таким взором, с ехидным прищуром.

– Ты понимаешь, что полностью в моей власти и я могу делать с тобой все, что захочу? – разъяренным змеем в лицо зашипел Жрец. – У тебя совсем мозг отшибло после удара?

– Хм… думаю, только наполовину, – еще нежнее улыбнулась я. – А та часть, которую ты не отшиб, прекрасно помнит, что мне терять нечего. И пока что интересного и выгодного для себя, любимой, предложения, я не услышала. На вопросы ты не отвечаешь, вот я и капризничаю, – похлопала ресницами и надула губы, изобразив капризную барышню.

Отшвырнув меня на кровать, Жрец попытался взять в себя в руки. Довольно быстро ему это удалось.

– В этом мире есть те, кто тебе дорог, я могу стереть их в порошок и развеять его между Мирами.

– Бояться того, чего не понимаю – смешно, – пожала плечами, с ногами устраиваясь на постель. – А Наташку ты безжалостно уничтожил, убивая меня возле алтаря. Мне нечего терять в этом Мире.

– А если я скажу, что твоя подруга жива? – вкрадчивым голосом, едва сдерживаясь, чтобы не приложить меня еще разочек и желательно об стеночку, протянул Эр Наг Тэ.