Очевидец

– Знаете, как жители Фимле называют крепость Наклаборг?

Королева потянулась за чайником. Увидев её движение, слуга бросился от двери к столу, но она остановила его почти незаметным жестом и наполнила обе чашки. Нафраим забеспокоился: посчитал, что она желает поговорить с ним с глазу на глаз.

– Они называют её самым страшным замком в мире! – Она обвела рукой зал, как будто хотела подчеркнуть абсурдность такого мнения.

Нафраим не решился рассказать ей, что все называли Наклаборг самым страшным замком в мире, включая жителей Наклава.

– Они видели её только снаружи, ваше величество.

Она огляделась по сторонам с недовольством, которого зал не заслуживал. По меркам Наклаборга зал был уютным, в его великолепной отделке господствовал синий цвет. Свод цвета моря покоился на бледно-голубых балках, сходившихся посередине зала. Тех, кто находился в зале, будто поймали и засунули в синий колокол.

Нафраим беспокойно зашевелился. От потрескивания дров в камине у него возникало неприятное ощущение, что за спиной разгорается пожар.

– Кто сказал вам такое, ваше величество?

– Король Марген. Я на днях вернулась из Скауга.

– Скаугенцы называют Наклаборг точно так же, но, возможно, об этом король Марген не упомянул?

Она улыбнулась.

– Вы считаете, мы можем сделать вывод, что архитектуру используют в политических играх?

– Ваше величество, Тервия триста лет назад обрела независимость из-за расшитой подушки.

Королева заразительно рассмеялась. Душевная женщина, такая мягкая, что её невозможно сломать. Нафраим на протяжении столетий наблюдал, как приходят и уходят регенты, и поймал себя на искренней надежде на то, что королева Дрёфна будет править долго. Но для этого он, разумеется, должен держать дистанцию, а королева усложняла ему задачу больше, чем он хотел признать.

– Хуже всего то, что он ставит меня в затруднительное положение, – расстроенно сказала она. – Если я начну ремонт, он решит, что я делаю это ради него, что он обидел меня, не так ли? Так что сейчас я ничего не могу поделать с этим чёрным колоссом!

– Можете пригласить его на экскурсию, ваше величество. Покажите ему этот «чёрный колосс» и объясните, что народ – это история, а здесь она написана на каждом камне.

Дрёфна растянула губы в смущённой улыбке.

– Думаю, сначала мне самой надо сходить на такую экскурсию.

Нафраим удивил сам себя, рассмеявшись.

– Скромность к лицу вашему величеству, но это нагромождение камней на протяжении тысячелетий побывало всем, начиная от маяка и заканчивая крепостью. Никто не знает всей его истории.

Королева отпила чаю, разглядывая Нафраима поверх кромки чашки. Нафраим ругал себя за то, что так легко сбил её с пути. Вопрос о его возрасте уже не за горами, а после этого вопроса обычно наступало время перемен. Новая роль, новая история, новые подкупы. В худшем случае за всё это придётся расплачиваться жизнями. Мир уже не такой, как прежде, сейчас вряд ли найдётся хоть что-то не зафиксированное. Раньше наследовать самому себе было легко. Сейчас это стало утомительным и рискованным процессом. Он должен вернуть Дрёфну к теме, на которую та хотела поговорить.

– Я унаследовал множество книг, ваше величество, но о хвори я знаю больше, чем об истории Наклава. Я так понимаю, что именно поэтому я здесь?

Королева отставила чашку и посмотрела на него.

– Клеменс не доверяет вам, вы знаете?

– Он умный человек.

– Хотите сказать, он прав?

– Я хочу сказать, что, если бы глава Стражи врат доверял всем подряд, это было бы не умно.

Дрёфна хмыкнула.

– Он сказал то же самое. Но ещё он говорит, что вы – выдающийся учёный и мы должны благодарить вас за то, что врата до сих пор работают.

– Он не скупится на комплименты, ваше величество.

– Ещё он говорит, что вы контролируете хворь. Вы правда её контролируете, Нафраим?

– Если бы так, это было бы чудом, ваше величество. У волчьей хвори много имён в разных странах, она мучила людей во все времена. Мы можем только уживаться с ней.

– Мы можем уживаться с ней, если у нас будет три случая заражения в год, но три случая в месяц? Подумайте о последствиях! Больные волчьей хворью, несчастные жертвы жестоких нападений, родственники… Что я должна сказать на заседании государственного совета? Что мы можем только уживаться с этой хворью? – королева поправила тяжёлую юбку такого же синего цвета, что и зал. – Я надеялась, вы дадите мне лучший ответ, чем Клеменс.

Нафраим сделал глоток чая, взвешивая в голове слова.

– Клеменс прав. До той степени, до какой это возможно, Стража врат контролирует ситуацию. Это не чума. Она не передаётся от человека к человеку, хотя люди об этом с лёгкостью забывают, когда наблюдается такое… увеличение числа заболевших. Клеменс практичный человек, он называет вещи своими именами, в отличие от каких-нибудь политиков. Но, если вы спрашиваете меня, что вам следует сказать государственному совету, это совершенно иное дело.

– Вот как?

– Ваше величество, я бы сказал, что последние случаи, очевидно, вызваны одной и той же поставкой, которая пришла окольными путями. Вполне можно предположить, что браконьеры завалили волка или что неверный слуга украл мех с кровью. Её даже могли привезти сюда из других стран, минуя все досмотры. Возможностей много. Скорее всего, кровь уже давно продали и употребили, так что наихудшие последствия уже проявились. Если же почтенные мужи и дамы из государственного совета не успокоятся, вы можете предложить истребить волков.

– Истребить волков? Вы с ума сошли? Неужели я предложу меру, которая убьёт каменные врата? Это приведёт к экономическому и политическому коллапсу во всей Шлокне!

Нафраим улыбнулся.

– Вот именно, ваше величество.

В её взгляде проступило понимание.

– Ааа. Государственный совет отреагирует в точности как я. И будет вынужден признать, что последствия приёма волчьей крови…

– Это то, с чем мы должны уживаться, всё верно, ваше величество. Но это, разумеется, не означает, что мы не сделаем всё возможное, чтобы заткнуть дыры. Страже врат будет трудно признать, что кровь поступает окольными путями, и совсем недавно начали обсуждать наказания за… ваше величество?

Внимание королевы отвлёк вбежавший большеглазый мальчишка. Он был в зимней одежде и походил на пушистого тюленёнка.

– Мама! Иди посмотри! Эта штуковина в круге зашевелилась! – сын тянул королеву за ногу.

– О чём ты говоришь, Эльяс?

– Круг Наклы! Железный перекрёсток между камнями ожил! Только что!

Взгляд принца бегал между собеседниками, пока он подыскивал слова.

Брат королевы с женой тоже быстрыми шагами вошли в зал, за ними следовало полдвора, все в одинаковом возбуждении.

Нафраим осторожно поднялся, чтобы никто не заметил, как у него внезапно подкосились ноги.

Камеристка помогла королеве надеть белое зимнее пальто, одновременно объясняя:

– Он хочет сказать: Очевидец, ваше величество. Старая ярко-зелёная башня в центре каменного круга. Говорят, она пробудилась к жизни! Сани будут поданы немедленно, ваше величество.

Королева рассмеялась и посмотрела на Нафраима.

– Вот это да… Недопонимание года, как вы считаете? Поедемте посмотрим, Нафраим.

Нафраим попытался улыбнуться.

Она права. Это недопонимание. Наверняка.

Он вышел вместе со всеми на крепостную площадь, где бурлила жизнь. Придворные, слуги, дети, лошади и собаки, все вперемешку, все готовы отправиться к мосту Богов. Наклаборг по праву можно назвать страшной крепостью, но вот мост Богов был одним из чудес света. Широкий канал, проложенный по верху старых стен, окружающих весь Королевский холм, был наполнен водой и почти весь год его покрывал лёд. От крепостной площади мост изгибом уходил в сторону Языка, он сверкал, как северное сияние, и высоко вздымался над городом на гигантских столбах, которые терялись среди домов.

Слуги помогли членам королевской семьи забраться в сани. Кони били копытами об лёд и выдували из ноздрей клубы пара. Нафраим уже давно не чувствовал себя таким чужим среди них. Для них это всего лишь интересная новость, для него же – конец света.

– Поехали, Нафраим! Мы поедем на самый край, оттуда хорошо виден круг.

– Спасибо за приглашение, ваше величество, но…

Королева взмахнула рукой.

– Ах, ну да. Вы конечно же должны спуститься и всё рассмотреть. Скажите Клеменсу, что я с нетерпением буду ждать доклада, и увидимся позже.

Сани заскользили и плугом прорезали слой свежего снега.

Нет, ваше величество. Мы уже и так слишком часто виделись.

Нафраим спешно вышел в ворота, спустился вниз по ближайшей из множества лестниц, спускающихся в город со старой стены. Несколько раз он чуть не упал, но его влёк вперёд чистый ужас. Он знал, что ничего не сможет сделать, если всё окажется так, как он думает.

Конечно, всё так. Я уже давно знаю это, правда ведь?

В глубине души он знал это уже несколько лет. Беспокойство Нафраим заглушал работой, передвигая то одну, то другую фишку – просто на всякий случай.

Он пробирался сквозь толпу людей, которые ещё не слышали новость. Они шли так, словно впереди у них было всё время мира. На дверях магазинов звенели колокольчики, покупатели охотились за редчайшими товарами, чтобы потом хвастаться ими дома, и совершенно не догадывались, что ничто уже не будет как прежде.

Стена вокруг круга Наклы вздымалась в конце улицы, по которой новость уже успела распространиться. Люди толпились у ворот, стража держала оборону. Значит, они закрыли врата для изучения феномена. Наверное, первые исследователи уже внутри: историки, учёные, механики – все люди науки, способные передвигаться. Мужчина, который забыл надеть шапку и варежки, отчаянно ругался со стражей и махал руками в сторону университета, и в конце концов его пропустили. Толпа испустила общий стон зависти.

Нафраиму надо выбрать другой путь. Он обошёл огромную стену по улице. Ему приходилось поднимать глаза, чтобы не потерять её из вида, потому что самые дорогие магазины города плотно лепились к ней. Так было не всегда, и Нафраим долго тормозил это развитие, но постепенно ему открылись преимущества происходящего. Никто не заметит дверь в городе, переполненном дверьми.

Нафраим остановился у входа – у простой дубовой двери между двумя магазинами, торгующими старинными картами, ракушками, окаменелыми яйцами и какими-то ужасными штуками в стеклянных горшках. Теоретически дубовая дверь могла принадлежать любому из них, но не принадлежала ни одному.

Он отыскал ключи и открыл замок. За дверью оказался узкий коридор, ведущий прямо к железной двери в стене, окружающей каменный круг. Петли скрипнули, как будто жаловалась, что ими давно никто не пользовался. Внутри стены оказалось прохладнее, здесь стояла плотная темнота, насколько она могла быть плотной для его глаз. Нафраим теперь никогда не погружался в полный мрак, он всегда различал оттенки серого.

Нафраим нашёл лестницу и стал подниматься. Крики взбудораженной толпы едва слышались сквозь толстую стену. Беспокойство нарастало с каждым шагом. Он без остановок дошёл до самого верха, отпер дверь и вышел на узкий балкон, который опоясывал стену с внутренней стороны под самым деревянным куполом.

Нафраим подошёл к деревянным перилам и посмотрел на круг Наклы.

Это правда.

Круглая площадь под ним бурлила. Когда-то это место было мирным, благословенным, насколько это возможно в Шлокне, но теперь оно превратилось в базар. На уровне земли крытые галереи вдоль всей стены перестроили в магазины, хотя арендная плата здесь была необычайно высока. Работники магазинов и чайных домов вывалились на улицу, чтобы поглазеть. Они стекались к каменному кругу в центре, который образовывали шестнадцать высоких глыб из массивного чёрного камня. Они были составлены парами. Восемь пар. Восемь врат. Пульсирующее сердце Наклава.

Ни в одном другом городе не было большего количества каменных врат, и, как следствие, большего богатства. Врата являлись источником власти, денег, знаний и дипломатии. Нафраим наблюдал развитие почти семь сотен лет и понимал, как они важны по своей сути.

Его никогда не переставало удивлять, насколько обыденно люди воспринимают врата, совсем не понимая их. Несмотря на то что как научные, так и религиозные объяснения были притянуты за уши и жидковаты, врата больше не казались чудом. Окаменелые птичьи яйца и винные бокалы из панцирей жучков – на это люди смотрели с открытыми ртами. Шкатулки, в которые можно положить деньги и получить предсказание из рук механической куклы, являлись, безусловно, большей загадкой, чем перемещения между городами мира за считаные мгновения.

А вот сейчас они удивлялись.

Люди боролись за места, с которых хоть что-то можно разглядеть, а стражи врат сдерживали их. В середине каменного круга стоял предмет, который люди принимали за декоративный элемент: колонна, старая, как Гаула. Формально её называли Очевидец, но у неё было много имён. Проводник, волчьи стены, Водяная башня, перекрёсток дьявола…

Несмотря на все названия, никто из стоявших внизу не был уверен в назначении этой колонны. Единственное, в чём все были уверены, – она простоит там ещё целую вечность, неизменная, как и окружавшие её камни. Так было до сего дня.

Нафраим облокотился о перила. Он с болью осознавал, что он – единственный, кто в каждом движении видит конец всего.

Отсюда, сверху, колонна была похожа на трёхгранный меч, выросший из земли. Три мощные стены, встретившиеся в центре. Железный перекрёсток, как назвал его юный принц. Это не железо, это медь, которая позеленела за столетия и теперь, казалось, светилась призрачным сине-зелёным светом, таким типичным для Наклава.

Трое животных венчали колонну. Они стояли на краю каждой из стен. Ворон, волк и олень. Шеи их были изогнуты, как будто они вглядывались в толпящихся внизу людей.

Стены больше трех человеческих ростов в высоту были похожи на внутренность часов. Огромное механическое чудо. Диски, кольца, колёсики на одной из стен начали вращаться во все стороны с разной скоростью сами по себе. Острые края деталей скрипели, сметая столетнюю ржавчину.

Самые внимательные зеваки заметили, что у ворона в клюве не хватало шара, большого, как голова; хотя, если бы он был головой, люди забеспокоились бы ещё больше. Шар упал в жёлоб на внутренней стороне стены и запустил механизм, что со временем и обнаружат учёные.

Нафраим испытал определённое облегчение от того, что шар выпал из клюва ворона. У волка и оленя ярко-зелёные медные шары по-прежнему находились в пастях.

Надежда ещё есть.

Эксперты бегали вокруг Очевидца, производили измерения, делали зарисовки и спорили о том, что видят. Кто-то изучал выгравированные на дисках знаки: фазы луны, времена года, изображения звёзд, дней и богов, всё на нурском. Этот рунический язык был мёртвым, но о толкованиях учёные скоро договорятся, им помогут книги. Если городской совет согласится пожертвовать им доходы от перемещений, хорошо одетые эксперты готовы будут работать долго. Отсюда, сверху, люди казались зайцами. Простая добыча, снующая под гораздо более крупными зверями, которые застыли на Очевидце.

Владельцы магазинов на площади начали беспокоиться. Они разговаривали со стражами ворот: наверное, интересовались, как долго ворота будут закрыты. Вряд ли долго. Больше всего жители Наклава не любили терять деньги, поэтому Нафраим полагал, что каменные врата откроют через несколько часов.

Их не всегда открывали вот так запросто. Когда-то давно это делали с примитивными ритуалами, во время которых приносили в жертву волков и мазали их кровью камни. В те времена считалось, что только кровоточащие камни пропустят сквозь себя людей. Теперь под землёй проложены трубы, подводящие кровь к цоколям камней. Они были скрыты от чувствительных путешественников под декоративными решётками, как обычная канализация. Врата открывали каждое утро и закрывали каждый вечер при помощи простого инструмента – рычага в помещениях Стражи врат.

Мир был не таким, как прежде. Но, к счастью, он ещё не готов к гибели.

Нафраим знал, что впереди его ждёт много работы. Ему необходимо вновь приблизить к себе Лагалуну. Чтицы крови больше не могут держать всё под контролем, это небезопасно. Он сделал глубокий вдох, напомнил себе, что всё могло быть хуже, и направился к двери. Услышал глухой удар. Потом ещё один. Звук трения пробудившихся колёсиков смешивался с громкими криками. Он вернулся к перилам и посмотрел вниз.

Все три стены Очевидца пришли в движение.

Трёх шаров не хватало. Пасти ворона, волка и оленя были пусты. Зрелище вгрызалось в его сердце, заставляя его биться быстрее. Пасти зверей были широко разинуты. Они как будто ужасались того, что он совершил. Они порицали его. Природа порицала его, извлекая на свет воспоминания о старинном грехе, и ему казалось, он совершил его вчера.

Нафраим поднял глаза на деревянный купол. В середине купола был глаз, отверстие в небо. В него залетали снежинки, кружились и опускались на Очевидца. Руку начало ломить, как у старика. Внизу на площади царил хаос. Никто из собравшихся никогда не видел стены в движении. Только он. Он был там, когда они остановились почти шестьсот лет назад. Он раньше видел вращение этих дисков. Тогда они крутились всё медленнее и медленнее, пока наконец совсем не замерли. Зимы приходили и уходили, и в конце концов все забыли, что они когда-то двигались.

Поток вернулся.

Он догадывался. Чувствовал. Давным-давно увидел проросшее зелёное доказательство. Теперь все могли убедиться. Все, кто знал или вообще слышал о Потоке. Никто из смертных, собравшихся внизу на площади, наверняка ничего не знал. А вот долговечные… Они знали. Скоро начнутся спекуляции, паника, обвинения, конфликты.

Война.

Нафраим терпеть не мог войн. Выяснение отношений между людьми невыносимо, но ещё невыносимее война между вардари. А ещё эта волчья хворь – боги знают, что она означает для пьющих кровь. Слова королевы шёпотом пронеслись в его сознании.

Вы контролируете её, Нафраим?

Он солгал ей.

Нафраим вошёл в стену, запер за собой железную дверь и прислонился к ней. Спина ощутила холод, который кусал его сквозь пальто, сквозь кожу. Он стоял в темноте с закрытыми глазами. Здесь пахло затхлостью. Смертью.

Его время вышло.

Многие долговечные не ценили время, но он всегда отсчитывал его. Всегда осознавал, какой это подарок – иметь неограниченное количество времени. Он понимал это, потому что ненавидел спешку. Ненавидел необходимость действовать быстро. Быстро зачастую означало неумно, но скоро вардари соберутся, и у них возникнут вопросы. Несогласие расколет их. Он должен прояснить своё положение, понять, чем он готов пожертвовать. Кем он готов пожертвовать.

Грудь его покалывали иголки холода, как будто он заболевал. Он не сразу определил это ощущение как страх. Дикий и удушающий. Всепоглощающий. Таким он его и помнил.