Мертвая рука

Доктор де Гранден уже в третий раз протянул мне через столик пустую кофейную чашку.

– Кажется, друг мой, – сказал он мне с трагикомической гримасой, – я пагубно влияю на ваших пациентов. Я гощу у вас всего две недели, а вы почти потеряли мадемуазель Дриго, а милейшая мадам Ричардс и вовсе мертва.

– Я не стал бы вас винить в смерти госпожи Ричардс, – успокоил его я, наливая кофе, – два последних года она страдала от митрального стеноза, и в последний раз исследовав его, я обнаружил даже без своего стетоскопа диастолический шум. Нет, ее проблема проявилась ранее вашего приезда, де Гранден!

– Вы спасаете мою совесть, – ответил он. – А сейчас вы идете выразить соболезнования ее семье? Могу я сопровождать вас? Всегда есть возможность обучиться чему-нибудь.

– Nom d’un nom, да это милейший сержант Костелло! – воскликнул де Гранден, когда крупный мужчина закрыл за собой дверь особняка Ричардса и шагнул через широкую веранду. – Eh bien, друг мой, неужели вы забыли меня? – Он протянул свои ухоженные руки огромному ирландцу. – Конечно, вы не помните…

– Вовсе нет, – с великодушной улыбкой отрицал огромный детектив. – Вы убедительно раскрыли некоторые трюки в деле Кальмара, сэр. Быть может, вы поможете и сейчас? – Он ткнул большим пальцем в сторону двери, откуда только что вышел. – Там – сумасшедший дом, доктор де Гранден!

– Ха, что вы говорите! – глазки де Грандена засветились надеждой. – Вы заинтриговали меня! Конечно, я помогу, чем смогу! Давайте приступим, вместе мы вытряхнем факты из вашей тайны, как матушка вытряхивает украденное печенье из куртки своего enfant!

Уиллис Ричардс, финансовый набоб нашего маленького нестоличного сообщества, стоял на каминном коврике своей библиотеки, воплощая собой истину: перед смертью все равны.

С седой гривой волос, авторитарными манерами и прилагавшейся к этому тучностью, он был лишь потерянным и изумленным стариком, неспособным понять, что со смертью жены он столкнулся с чем-то, что не может быть исправлено его подписью под пятизначным чеком.

– Ну, сержант, – спросил он, беспомощно пытаясь воспроизвести свою обычную бесцеремонную манеру, увидев Костелло с де Гранденом под локтем, – вы обнаружили что-нибудь?

– Нет, сэр, – отвечал полицейский. – Но доктор де Гранден из Парижа, Франция, один сможет выручить нас. Он уже великолепно трудился для нас раньше…

– Французский детектив! – усмехнулся Ричардс. – Вам необходим иностранец, чтобы найти украденное? С какой стати…

– Мсье! – яростный протест де Грандена заставил сердитого финансиста резко остановиться. – Вы забываетесь! Я – Жюль де Гранден, порою связанный с Service de Sûreté, но более заинтересованный решением самих проблем, чем материальной наградой!

– О… – отвращение мистера Ричардса усилилось, – любитель, да? Мне стыдно за вас, Костелло, вы вмешали дилетанта в мои личные дела. Черт побери, я позвоню в Агентство Блинна и отдам это дело в их руки!

– Один момент, мистер Ричардс, – вмешался я, пользуясь положением семейного врача, придававшим вес моим словам. – Этот джентльмен, доктор Жюль де Гранден из Сорбонны, один из передовых криминологов Европы и один из самых великих ученых в мире. Уголовное расследование – фаза его работы, так же, как военная служба была фазой Джорджа Вашингтона. Но вы не можете сравнить его с профессиональными детективами, как не сможете сравнить Вашингтона с кадровыми военными.

Мистер Ричардс смотрел то на меня, то на де Грандена.

– Простите, – извинился он, протягивая руку маленькому французу. – Я буду весьма благодарен за любую помощь, полученную от вас, сэр.

– Чтобы быть полностью откровенным, – он жестом приказал нам сесть и начал беспокойно вышагивать по комнате, – смерть миссис Ричардс была не столь уж естественной, как кажется доктору Троубриджу. Хотя верно: она долгое время страдала от болезни сердца, но не только это вызвало смерть. Она была до смерти напугана. Буквально.

Позавчера около двух часов ночи я возвратился из Нью-Йорка, где присутствовал на вечере выпускников. Я открыл двери собственными ключами и сразу же отправился в свою комнату, примыкавшую к спальне жены. Я начинал раздеваться, тут услышал ее зов и кинулся к ней в спальню как раз в тот момент, когда она падала на пол, схватившись за горло и пытаясь что-то сказать о руке.

– О? – острым кошачьим взглядом де Гранден оглядел нашего хозяина. – И затем, мсье?

– И затем я увидел – или, пусть лучше: мне показалось, что увидел – нечто, переместившееся через комнату, на уровне моих плеч, и исчезнувшее в окне. Я подбежал к жене, но она уже была мертва.

Маленький француз, наблюдая за ним как пригвожденный, издавал осуждающие звуки, но ничего не комментировал.

Ричардс послал ему раздраженный взгляд и продолжил:

– Только наутро я обнаружил, что все драгоценности жены и ценные бумаги примерно на двадцать тысяч долларов исчезли из тайника в ее комнате. Конечно, – завершил он, – я в действительности ничего не видел в воздухе, когда бежал из своей комнаты. Это абсурдно.

– Вполне очевидно, – согласился я.

– Уверен, – кивнул Костелло.

– Не совсем так, – энергично замотал головой де Гранден. – Вполне возможно, что ваши глаза не обманули вас, мсье. Скажите нам, что же все-таки вы увидели?

Раздражение мистера Ричардса достигло предела.

– Это было похоже на руку, – отрезал он. – Руку с четырьмя или пятью дюймами до запястья, и без всякого тела. Вы хотите сказать, что я действительно видел это?

– Quod erat demonstrandum^[65], – мягко ответил француз.

– Что вы сказали? – раздраженно переспросил Ричардс.

– Я говорю, что это – действительно замечательный случай, мсье.

– Ладно, хотите посмотреть комнату моей жены? – Мистер Ричардс повернулся, чтобы последовать наверх, но де Гранден снова покачал головой.

– Не стоит, мсье. Замечательный сержант Костелло уже видел ее, и может рассказать мне все, что я должен знать. Что касается меня, то я буду искать подтверждение возможной теории в другом месте.

Седая шевелюра мистера Ричардса ощетинилась.

– Я даю вам сорок восемь часов для достижения результатов – вам и Костелло. А потом я призову Агентство Блинна и посмотрю, что настоящие детективы смогут для меня сделать.

– Вы более чем щедры, мсье! – сухо ответил де Гранден. А мне, покидая дом, сказал доверительно:

– Я с удовольствием натяну этот толстый нос, друг мой Троубридж.

– …Вы можете сейчас приехать, доктор? – приветствовал меня голос, как только мы с де Гранденом вошли ко мне в приемную.

– Зачем? В чем дело, мистер Киннэн? – спросил я, узнав посетителя.

– Ха! В чем только не дело, доктор! Моя жена в истерике с самого утра, и я уверен, что должен просить вас прибыть в мое убежище!

– Pardieu, месье, – воскликнул де Гранден. – Это заявление весьма интересно, но не особенно вразумительно. Вы объяснитесь, n’est-ce-pas?

– Объяснить? Как возможно объяснить невозможное? В двадцать минут шестого утра мы с женой видели нечто, чего как бы и не было! И видели, что оно взяло Лафайетову чашу!

– Sacré nom d’un petit porc! – чертыхнулся де Гранден. – Что вы говорите? Вы видели вещь, которой не было, и видели, что она взяла чашку мсье le marquis de Lafayette?^[66] Non, non, non! Не вы, но я повредился в уме. Друг мой Троубридж, взгляните на меня. Я услышал нечто, что этот джентльмен не произносил?

Киннэна рассмешила трагическая гримаса маленького француза, хотя ему и было не до смеха.

– Я буду более обстоятельным, – пообещал он. – Наш ребенок беспокоился прошлым вечером, и мы не могли заснуть даже после полуночи. Приблизительно в пять утра он опять разволновался, и мы с женой пошли в детскую, чтобы посмотреть, что можем сделать. Наша горничная отправилась вечером в Нью-Йорк, и молока, обычно приготовленного для мальчика, не было. Я начал кипятить молоко в столовой. Могу точно указать время: в библиотеке часы отставали нещадно, и только вчера я подвел их, и они спешили на десять минут. Ладно, как только эти часы пробили половину шестого, как эхо гонга, стекло в окне было разбито прямо у нас на глазах.

– Н-да? – неопределенно промычал де Гранден.

– Прямо на наших глазах, джентльмены. Молотком.

– Ох! – де Гранден слушал с затаенным дыханием.

– Верите вы мне, или нет, но это был молоток в женской руке – и больше ничего! Никакого предплечья или туловища: рука разбила оконное стекло молотком и проплыла по воздуху, будто была присоединена к невидимому телу, прямо через комнату, в кабинет, где стояла Лафайетова чаша. Она раскрыла дверь шкафа, вынула чашу и проплыла с ней до окна. Как в волшебном сне! В это всё трудно поверить!

– Ох! Ох-ох-ох! – воскликнул де Гранден.

– О, я не ожидаю, что вы поверите мне. И я сказал бы любому, что такая дичь отдает сумасшедшим домом, но…

– Au contraire^[67], мсье, – не согласился с ним де Гранден. – Я действительно вам верю. А почему? Потому, mordieu, что та же самая рука без тела была замечена в доме мсье Ричардса в ночь смерти его жены!

– Что? Дьявол! – На сей раз уже Киннэн выглядел скептичным. – Вы сказали, кто-то еще видел эту руку. По… как… невозможно!

– Конечно, возможно, – спокойно сказал Жюль де Гранден. – Ее видели, и есть причина подозревать, что она украла драгоценности и ценные бумаги. Теперь расскажите мне, пожалуйста, что это за Лафайетова чаша?

– Серебряный кубок для вина, принадлежавший моему прапрапрадеду, сэр. Я предполагаю, его стоимость не больше тридцати или сорока долларов, но он ценен для нас как семейная реликвия: Лафайет из него пил во время своего второго посещения этих мест. Коллекционеры предлагали за него до тысячи долларов.

Де Гранден нервно колотил кончиками пальцев друг о друга.

– Перед нами – самый необычный грабитель, mes amis. У него есть рука, но не тело; он входит в спальни больных леди и пугает их до смерти. Он ломает окна добрых людей молотком и от них ускользает чаша мсье le marquis de Lafayette, в то время как они греют молоко для своих младенцев. Cordieu, он будет найден, этот некто!

– Вы не верите мне, – объявил Киннэн грубовато-стыдливо.

– Разве я не сказал, что верю? – почти сердито ответил француз. – Когда б вы видели то, что видел я, мсье, – parbleu, когда б вы видели вдвое меньше! – вы бы научились верить многим вещам, которых дураки объявляют невозможными.

– Этот молоток, – он поднялся, почти впиваясь взглядом в Киннэна. – Где он? Пожалуйста, я хотел бы взглянуть на него!

– Он в доме, – ответил наш посетитель. – Лежит там, где его уронила рука. Ни Дороти, ни я, ни за что не прикоснулись бы к нему!

– Прекрасно, великолепно, потрясающе! – проскандировал де Гранден, энергично кивая на каждом слове. – Ну, друзья мои, давайте поедем, давайте полетим! Троубридж, мой старый друг, вы должны осмотреть милейшую мадам Киннэн, а я выйду на след этого бестелесного грабителя, и будет странно, ежели я не найду его. Morbleu, мсье le Fantôme^[68], одно дело, когда вы убиваете напуганную мадам Ричардс, также одно дело, когда вы крадете у мсье Киннэна чашу мсье le marquis de Lafayette, но совсем другое дело, когда вы суете свой невидимый нос в дела Жюля де Грандена – parbleu, это совсем уже никуда не годится! Посмотрим, кто будет глупцом – и как можно быстрее!

Молоток оказался обычным: из никеля, с ручкой из эбенового дерева – такие продаются во всех хозяйственных магазинах. Но де Гранден набросился на него как голодный кот на мышь.

«Да это замечательно, превосходно!» – мурлыкал он, заматывая орудие в несколько слоев бумаги и аккуратно убирая его в карман своего большого пальто.

– Троубридж, друг мой, – он одарил меня одной из своих загадочных улыбок, – навестите милую мадам Киннэн. А у меня важные дела в другом месте. Если я возвращусь к обеду, прошу вашего любезного повара сделать тот восхитительный яблочный пирог. Если же я не успею… – Его голубые глазки холодно блеснули. – Я съем этот пирог на завтрак, как правильный янки!

Обед был давно закончен, и требуемый яблочный пирог отдыхал на полке в кладовой в течение нескольких часов, и тут из такси появился, как черт из табакерки, де Гранден, накручивая напомаженные кончики своих светлых усиков, подергивающихся, как у охотящегося кота.