Цитаты из книги «Дикая. Опасное путешествие как способ обрести себя»

Я по-прежнему была женщиной с дырой в сердце. Но дыра эта стала на какую-то крохотную долю процента меньше.

Я только кивнула, не в силах выговорить ни слова от эмоций, опьянения и крепкой, как скала, уверенности, что эта футболка действительно священна.

Да, женщинам не занимать cojones[26], – протянул Пако, смешивая в миске гуакамоле. – Мы, парни, считаем, что они есть только у нас, но мы неправы.

Я думала о корвидологии. Гадала, действительно ли это перо – символ, или оно просто безделушка, которую я таскала с собой. Я одновременно и придавала вещам огромное значение, и не верила во всю эту запредельную чушь. Я была одновременно и искательницей – и скептиком. Я не знала, к чему приложить свою веру, и есть ли нечто такое, к чему ее приложить. Даже не могла с уверенностью определить, что на самом деле означает слово «вера» во всей его сложности. Мне во всем виделась и возможная мощь, и возможная фальшивка. «Ты – искательница, – сказала мне мама, лежа в больничной постели в последнюю неделю своей жизни, – как и я». Но я не знала, что именно искала моя мать. Да и искала ли она что-нибудь? Это был единственный вопрос, который я ей не задавала. Но даже если бы она сказала мне, я усомнилась бы в ее словах, заставляя объяснять, что такое духовная реальность, спрашивая, как ее можно доказать. Я сомневалась даже в тех вещах, чью истинность доказать было возможно. «Тебе следовало бы ходить к психотерапевту», – говорили мне все

И всегда происходило то же самое. Он был лжецом – и очаровательным мужчиной, неотразимым красавцем – и животным.

оно всегда меня слегка раздражало, поскольку я не понимала, как его воспринимать, с юмором или всерьез, на что оно должно было указывать – на огромность наших жизней или на их незначительность.

Но я все-таки пришла сюда, и я не готова сдаться

Быть своей среди парней означало, что я больше не могу быть женщиной, которой я в совершенстве научилась быть в среде мужчин. А ведь это была та самая версия меня самой, вкус которой я впервые почувствовала, когда была девочкой одиннадцати лет, когда ощутила тот щекочущий поток собственной силы, когда взрослые мужчины оборачивались, чтобы посмотреть на меня или присвистнуть, и говорили: «Эй, маленькая красотка» – совсем негромко, так что я едва могла расслышать. Это была та версия меня, на которую я делала ставки всю среднюю школу, моря себя голодом, чтобы похудеть, разыгрывая из себя хорошенькую дурочку, чтобы быть популярной и любимой. Та версия, которую я пестовала всю свою юность, примеривая на себя разные костюмы – земная девушка, девушка-панк, девушка-ковбой, девушка-бунтарка, пробивная сучка. Та самая, для которой за каждой парой эротичных сапожек, или сексуальной юбочкой, или пышным облаком волос скрывался неприметный люк, ведущий в обиталище наименее истинной версии меня.

То, что принудило меня идти по этому маршруту, прозвучало бы для него скандально, а для меня – сомнительно. И нам обоим этот рассказ лишь открыл бы, насколько шаткая основа скрывалась под всем этим предприятием.

В обычной жизни я такой не была, никогда не взаимодействовала с мужчинами с тем ледяным равнодушием, которое подразумевает словосочетание «свой парень». Мне было не так легко это вынести, и я думала об этом, сидя в своей палатке, пока мужчины играли в карты. В конце концов, я всегда была девушкой, хорошо осведомленной о своих природных возможностях и полагавшейся на них.