Уезжая, он слышал, как Алтан бормочет проклятия, но это не было для него чем-то новым.

– Будь прокляты восемнадцать поколений предков этого собачьего ублюдка! Как он смеет так поступать, когда он сам даже не мужчина!

Юрта, принадлежащая господину Эсэнь-Темуру, наследнику Великого князя Хэнань и командующего армиями империи Великая Юань на юге, сияла огнями в центре лагеря подобно кораблю в ночи. Из его круглых стен наружу лился свет. Оюан ничего другого и не ожидал: у его господина характер был общительный, ему всегда больше удовольствия доставляло общество других людей, чем содержание своих собственных мыслей. Он коротко кивнул стражникам и скользнул под клапан входа.

Эсэнь, который отдыхал в компании своих командиров, поднял на него взгляд. Высокий и мускулистый, с аккуратным, красиво очерченным ртом и бородкой, он был настолько идеальным образцом монгольского воина, что походил на житийный портрет одного из великих ханов даже больше, чем реальный хан.

– Наконец-то! – воскликнул он и небрежно махнул всем рукой, приказывая им уйти.

– Мой господин? – Оюан удивленно поднял брови и сел. Как обычно, его движение вызвало поток воздуха, и языки огня в центральном очаге наклонились в противоположную сторону от него. Давным-давно один лекарь объяснил это тем, что у Оюана избыток темной, влажной, женской энергии инь, хотя такой диагноз мог поставить евнуху любой дурак. – Вы за мной посылали? – Когда он потянулся к бурдюку с айрагом^[14] рядом с Эсэнем, тот с улыбкой передал ему напиток.

– Посылать надо за подчиненным, который обращается ко мне, называя мой титул. А я надеялся приятно провести время в обществе друга.

Они давно спорили по поводу неформального обращения друг к другу. В течение всего времени, за которое Оюан поднялся от раба до телохранителя, а потом до генерала и самого близкого друга, Эсэнь настаивал на отказе от формальностей в их общении, а Оюан так же упорно сопротивлялся, доказывая, что следует соблюдать общепринятые нормы. Эсэнь в конце концов признал свое поражение, но продолжал пользоваться этим козырем при любом удобном случае.

– Надеялись? – переспросил Оюан. – Возможно, я вас разочаровал. Я мог бы сначала освежиться, а не поспешить сюда с докладом. Или мы могли бы поговорить завтра, и я бы не помешал вашему общению.

– Я об этом не жалею: твое общество доставляет мне в три раза большее удовольствие.

– Следует ли мне ожидать тройную награду за то, что я вам его предоставил?

– Какую угодно, – лениво произнес Эсэнь. – Я знаю, что ты так привязан к своим доспехам, что готов спать в них, если бы тебе позволили, но они дурно пахнут. Я тебе подарю новые.

Оюан был тщеславен в вопросе о доспехов: зеркальные нагрудные пластины, которые он предпочитал, были уникальны, узнаваемы они заявляли о его статусе самого грозного генерала Великой Юань. Он резко ответил:

– Прошу прощения за то, что оскорбил тонкое обоняние моего господина. По-видимому, вы бы предпочли, чтобы я переоделся.

– Ха! Тогда ты бы нацепил столько слоев одежды, что они, наверное, защищали бы тебя от стрел не хуже настоящих доспехов. Прояви сострадание и сними свой шлем; мне даже смотреть на тебя жарко.

Оюан недовольно поморщился и снял шлем. Действительно, сняв доспехи, он любил носить многослойную одежду. Самым простым объяснением было то, что он легко простужался, его предки были родом не из каких-то жалких промерзших степей. О другой причине он предпочитал не думать.

Сам Эсэнь недавно искупался. Его темный загар скрывал от природы светлую, румяную кожу лица уроженца степей, но грудь, виднеющаяся в разрезе халата, при свете пламени сияла, как слоновая кость. Он удобно растянулся на подушках, разбросанных по войлочному полу, устланному коврами. Оюан сидел рядом с ним очень прямо, и ему было не так удобно. Доспехи не позволяли вытянуться и лечь в удобной позе, и в любом случае он считал это ниже своего достоинства.

– Слышал, ты нагнал страху на Алтана сегодня утром.

– Он говорил с вами?

– Он знает, что мне жаловаться бесполезно, даже если жалобы обоснованы. Они обоснованы?

Оюан слегка улыбнулся, вспомнив гнев Алтана.

– Тренировка пошла на пользу воинам. Несколько человек погибло. Из провинции Шаньси. Это не создаст проблем вашему отцу?

– Об этом не беспокойся. Жаль, что я был занят, я бы хотел это увидеть.

– Это было скучно.

– Что именно?

– Все. Не только те упражнения, в которых участвовал Алтан. Большая часть.

Эсэнь рассмеялся и потянулся к бурдюку с арагом. От этого движения его халат приоткрылся, и Оюан увидел промелькнувшую тень у него между бедрами. При виде нее он ощутил обычное болезненное притяжение. Идеальное мужское тело, в котором его владелец живет так небрежно, – он даже никогда не думает о его целостности. Разум Оюана избегал любого сравнения этого тела со своей собственной изувеченной оболочкой.

Не замечая состояния Оюана, Эсэнь налил им обоим арага.

– А как насчет других батальонов?

Оюань поделился своими выводами. За долгие годы у них выработался формат общения, напоминающий ритуал. Ему нравилось ощущать внимание Эсэня, который смотрел на него с удовольствием и привычно играл с бусинами в своих волосах, лениво слушая его.

Когда он закончил, Эсэнь сказал:

– Благодарю. И как бы я справлялся без тебя?

– Если бы вы спросили мнение Алтана, он бы ответил: замечательно.

Эсэнь застонал:

– Я не могу от него избавиться, его отец слишком важная фигура.

– Он не глуп. Вы сможете, вероятно, подготовить его к должности запасного генерала за следующие десять лет. Или пятнадцать.

– Я бы этого не вынес, – театрально произнес Эсэнь. Его улыбка намечалась в морщинках вокруг глаз, свет играл на его чуть приоткрытых губах. – Не покидай меня.

– Кто бы еще меня принял?

– Это обещание? Я его запомню.

– Я когда-нибудь шутил?

– Ха! В этом тебя никто не может обвинить.

Когда Оюан поднялся, собравшись уходить, Эсэнь спросил:

– Не хочешь задержаться еще немного и поговорить? Не могу понять, почему ты поставил свою ужасную голую юрту так далеко. Как тебе может нравиться все время проводить в одиночестве?

Эсэнь никогда не мог понять, почему Оюан предпочитает держаться особняком и почему он живет так аскетично, почти как монах. Большинство мужчин, статус которых так резко возрастал, наслаждались роскошью, и Оюан знал, что Эсэнь с радостью дал бы ему все, что он пожелает. Но что еще нужно солдату-евнуху, кроме оружия и доспехов? Оюан вспомнил слова Настоятеля, проклятия Алтана. «Существо». «Не мужчина». Орудие, которое ни в чем не нуждается, не имеет никаких собственных желаний.

Эсэнь с надеждой смотрел на него. Красивый, очаровательный Эсэнь, которому никто никогда не отказывал. Внутри у Оюана все сжалось. Но это только из-за напитка – он никогда не выносил крепкого алкоголя.

– Уже поздно, мой господин.

Он подавил в себе чувство вины при виде разочарования Эсэня. Но завтра им предстояло отправиться в путь, и Эсэнь прав: его доспехи, а следовательно, и он сам дурно пахнут. После нынешней ночи больше не будет возможности искупаться до самого Аньфэна и победы.

Загремели барабаны. Оюан стоял во главе выстроившейся армии, когда Эсэнь вышел из своей юрты в церемониальных доспехах и в шапке из серебристого меха, которая красиво оттеняла его загорелую кожу. Бороду он подстриг, и теперь стала ясно видна гладкая шея. Он шагал вперед подобно жениху в день свадьбы, восходящее солнце окрасило его в красные тона. Теплый, приятный ветерок, необычный для этого времени года, принес с собой запахи металла и коней.

Оюан ждал, за его спиной стояло шестьдесят тысяч солдат. Его зеркальные доспехи были отполированы так, что сверкали даже под низким серым небом. Словно он был маяком на поле боя, на который смотрели солдаты или который обращал их в бегство.

Когда Эсэнь подошел ближе, Оюан опустился на колени. Сапоги Эсэня остановились у его головы. Оюан выкрикнул, склонив голову над этой благородной ступней:

– Мой господин! Да здравствует мой господин, сын Великого князя Хэнань!

– Да здравствует сын Великого князя Хэнань! – закричали солдаты.

– Мой господин! Ваша армия готова.

Он почувствовал, что Эсэнь выпрямился во весь рост, окидывая взглядом выстроившуюся армию. Стоящий на коленях Оюан слышал вокруг себя слабый звон и потрескивание. Даже армия, стоящая совершенно неподвижно, производит шум. Он мысленным взором видел колонны воинов, покрывающие равнину, десятки тысяч одинаковых солдат вдали сливались в сплошную массу темного металла. Лес пик, а над ними бесконечные ряды знамен, чистая синева пламени или безоблачное степное небо, провозглашающее мощь монгольской империи Великой Юань.

– Встаньте, мой генерал. – Поднявшегося Оюана озарила улыбка Эсэня. – Меня радует ваша армия. И я рад наградить вас за нее. – Эсэнь сделал знак помощнику. Когда к нему подвели подарок, его улыбка превратилась в ухмылку. Интимную и довольную, насмешливую.

– Как только я ее увидел, сразу же понял, кому она подойдет.

Подарком оказалась черная кобыла, шея которой была почти такой же мощной, как у жеребца. Она насторожила уши в сторону Оюана и заржала, вернее, издала тот странный звук, какой издавали все животные при первой встрече с ним. Она была уродливой, могучей и великолепной – предназначенной для тех людей, для которых кони были самым драгоценным товаром, царским подарком. Оюан смотрел на нее с чувством грусти. Всегда один только Эсэнь считал, что Оюан заслуживает награды. Только он отказывался видеть то, что видели все остальные.

Их руки без перчаток соприкоснулись, когда Эсэнь вручал ему повод.

– Держитесь рядом со мной, мой генерал. – Эсэнь вскочил на своего коня и посмотрел вдаль. Потом произнес звенящим голосом: – Великая армия империи Юань! Воины Великого князя Хэнань! Вперед!

Оюан громко выкрикнул приказ; его подхватили и повторили все командиры десяти тысяч солдат, все младшие командиры тысяч и сотен. Их голоса слились в единый могучий хор, в песню, подобную эху, громом отражающемуся от стен ущелья. Могучая армия одновременно начала движение. Поглощающие свет колонны текли по равнине, металл уничтожал траву и создавал волну запаха сырой земли. А над ними реяли знамена: господин Эсэнь и генерал Оюан бок о бок выступили в поход во главе армии Великой Юань и двинулись к Красным повязкам и к Аньфэну.