Цитаты из книги «Уроки Икара. Как высоко вы можете взлететь?»

Тот, кто учит творчеству, будет давать такие задания: складывать картинку из разрозненных частей; решать ситуации, у которых, как представляется, нет решения, замаскированные под обычные упражнения, а также излагать какие-либо факты с глубоко личной точки зрения. Кажется, что эти задания не имеют ничего общего с карандашом и бумагой, тем не менее, если хорошенько присмотреться, окажется, что имеют, причем самое непосредственное. Вопрос же о технике стоит на втором месте (или даже на шестом). Впереди идут преданность делу и игра. Способность задавать вопросы авторитетному лицу и не обращать внимания на статус-кво. Открытость перед пустой грифельной доской… Когда результат не является чем-то единственно важным, тогда, разумеется, вам нужно потратить больше усилий на процесс и намерение. Это может закончиться слезами. Если вы не готовы рыдать по этому поводу, то вряд ли действительно готовы к творчеству. А если вы не готовы мучиться в ожидании результата, то определенно не имеете отношения к творчеству.

Шумотошная деятельность — бесполезное «украшение» любой работы. К ней можно отнести все, что расточительно, чрезмерно, неэкономно. Мы производим шум, когда несемся, подпрыгивая, вместо того чтобы спокойно идти; когда хватаемся за декоративную сторону в ущерб эффективности; когда играем в игру, правила которой не дают развернуться во всю силу; когда зацикливаемся на средствах, а не на целях. Стефен Нахманович У меня появилось новое любимое немецкое словечко «funktionslust». Оно описывает человека, питающего страсть к выполнению чего-то просто ради самого процесса выполнения, а не потому, что это, возможно, сработает. Это игрок, который рвется войти в игру со скамьи для запасных, даже если уже слишком поздно, чтобы выиграть; это шеф-повар, который уделяет дополнительное внимание приготовлению омлета, заказанного кем-то за семь долларов из гостиничного меню поздно вечером. Он поступает так не потому, что обязан это делать, а просто потому, что может это сделать наилучшим образом. Творческие люди тоже играют. Мы не анализируем вопрос, почему возвращаемся к инвестициям или почему должны искать кратчайший путь. Мы играем, а не работаем, и длинный путь — это часто наилучший путь, чтобы попасть туда, куда мы идем, так как иногда вообще никуда не идем. Если вы играете в какую-то игру, в которой вам не позволено изменять правила, то вполне возможно, что отсутствие собственного мнения и суровый тренинг будут для вас наилучшим выбором. Что же касается нас, остальных, то следует понимать, что правила все время изменяются и мы могли бы получать удовольствие от процесса их изменения.

Способность внушать страх и благоговение с течением времени ослабевает. Вы растете, привыкая к каждому новому чуду. Вы забываете о том, что посещение огромной библиотеки было когда-то любимым занятием и поражало ваше воображение, о том, что до пятнадцати лет не видели цветного телевизора, а до сорока — сотового телефона; не знаете, что процент убийств в Нью-Йорке был в четыре раза выше, когда вы приехали туда, чем когда оттуда уехали. И вы забываете, что когда-то слово «крутой» относили только к спускам и лестницам и что нужно было непременно носить голубые джинсы. Да мало ли что мы со временем забываем… И в наше время мы забываем быстрее и чаще, чем когда-либо прежде. Мы влюблены во все новое, нам кажется, что мы никогда не насытимся новшествами. Мы построили такое общество, где наше будущее создают люди, горящие желанием нарушить статус-кво, а не те, которые его защищают.

Как только вы поймете суть бесконечной игры, подмеченная Льюисом Хайдом связь между творчеством и щедростью обретет для вас еще больший смысл. Для того чтобы что-то стало настоящим творчеством, в этом должен присутствовать такой элемент, как дар, который создает связь и обязательство, а такие связи лежат в сердце экономики «мировой деревни». Связи ведут к увеличению ценности, и игра продолжается. Любая сделка, даже самая честная, все же возводит между людьми невидимый барьер. Дар создает дисбаланс; укрепляет родство; двигает игру вперед. Дефицит и доля рынка, монополии и максимизация прибыли — все это предполагает поиск, где бы подпитаться энергией от данной системы. Промышленники хотят, чтобы система «утряслась», стала организованной, продуктивной и, что важнее всего, прибыльной. Творческие же люди хотят добавить энергии к этой системе, встряхнуть ее и поддерживать игру в движении вперед. Творческие люди не дарят свое творчество взамен на что-то, имеющее ту же цену. Они не стараются следовать принципу коммерции, не создают сеть по пути к вершине. Творческие люди играют в бесконечную игру, и каждый дар, который они преподносят людям, позволяет им продолжать играть в эту игру. Просто быть самим собой.

В Нью-Йорке в сфере продаж происходило то, что происходит всегда в таких случаях. Клерки, отвечающие за всю работу с клиентами, и парни, занимающиеся маркетингом, не имея лучшего занятия, «избивали» моего коллегу и меня. Они критиковали нашу работу, распространяли слухи о том, как дорого стоили наши услуги, и разглагольствовали о том, как закон конкуренции расставил все наконец на свои места. В тот момент я понял, насколько реальной является бесконечная игра. Если компанию нужно было каждый день спасать с помощью каких-то экстраординарных мер, то это было не для меня. Стоило ли быть настолько безрассудным, чтобы бороться за каждую сделку, если эти сделки не соответствовали тому, что мы способны были сделать? Речь шла просто о том, что клиент желал купить в данный день. А это не было творчеством, это было отказом от него. Так что, хотя это было и неприятно, и грустно — позволить нашему бизнесу потерпеть фиаско, — в тот момент я решил, что это лучше, чем вести команду по наклонной дорожке к заурядности и поруганию. Выждав десять минут во время часового совещания, я повернулся к людям, с которыми мы пытались вести дела, закрыл свой портативный компьютер и сказал: «Понимаете, похоже, мы не подходящая для вас компания. Мы делаем то, что делаем, и гордимся тем, как мы это делаем. Если это вам не подходит, тогда прошу прощения, что зря потратил ваше время». После чего я поднялся, чтобы уйти. Мой коллега, пораженный моими словами, встал и двинулся следом. Вероятно, вы догадываетесь, что случилось. В одну минуту стало ясно, что мы не в отчаянном положении. Вместо того чтобы начать клянчить, мы показали, что держим ситуацию под контролем, и сделка состоялась. А потом мы смогли сделать за восемь последующих недель больше продаж, чем за два предыдущих года. Если вы играете таким образом, игра будет продолжаться бесконечно. Вы продолжаете заниматься своим творчеством так долго, как вам хочется, и сами делаете тот или иной выбор, который позволит вам заниматься творчеством.

В любой конечной игре с высокими ставками быстро становится очевидно, что она превращается из игры в работу, вы оказываетесь под давлением, встает вопрос о приеме стероидов, чтобы набрать мышечную массу, о том, чтобы ловчить и срезать углы, отказываясь от возможности проявить свое благородство. В общем, в фокусе оказывается не игра, а исключительно ее итог. Настоящее творчество требует других усилий, таких, какие не требуются для победы в конечной игре, — не умения воспользоваться нехваткой всего и вся, а способности раскрыть свою личность, щедрость и благородство. Бесконечные игры приносят изобилие и удовлетворение от творчества. Так что играйте.

И наоборот, игра — дело добровольное. Мы можем сами выбирать правила игры и играть в те игры, которые отражают самую суть нашей личности. Когда мы играем в какую-нибудь игру, мы все можем принимать в ней участие, поскольку это дело личное. И необязательно победить или проиграть, главное — играть. То, как мы играем, является частью того, какими мы видим себя, какими становимся. Когда мы смотрим на работу, которую выполняем, как на часть игры, отмечая не неудачи, а движение вперед, не результаты, а переживания, то с большей вероятностью привносим в то, что мы делаем, правильный дух. Что бы ни случилось, это часть игры, поэтому мы в нее и играем. Но не все игры одинаковы. Джеймс Карс писал об идее конечных и бесконечных игр. Конечная игра — это та, в которой есть победитель и проигравший. Она имеет правила, у нее есть конец. Ее цель — одержать победу, быть последним выстоявшим в борьбе. Индустриальный век принимает идею конечных игр. Захваченный кусок рынка — это положительный результат игры. Отбить клиентов у конкурента — это тоже цель игры: вы выигрываете, ваш конкурент проигрывает. Каждый сезон Национальной баскетбольной лиги — это пример конечной игры, когда только одна команда побеждает, а все остальные, проиграв, уходят с арены. С другой стороны, в бесконечных играх цель — это сама игра. Цель бесконечной игры — дать другим игрокам возможность сыграть лучше. Цель вашего следующего движения — подбодрить своего товарища по игре сделать следующий бросок еще лучше. Как вы уже догадались, современная экономика «мировой деревни» делает ставку именно на бесконечные игры (а конечные, наоборот, отвергает). Поскольку связи между людьми не являются инвестициями, при которых один участник выигрывает ровно столько, сколько проигрывает другой, а идеи, которые распространяются, приносят пользу всем, кого они касаются, нет никакой непреодолимой потребности в победителе (и многих проигравших). В конечной игре на участников постоянно давит одно стремление — стать единственным, одним на миллион. Причем проблема того, кто претендует на это место, состоит в том, что имеются и другие, у которых тоже есть шансы. Наверняка на планете найдется еще семь тысяч других людей, которые играют так же хорошо, как и вы (если не лучше). Нет, стараться одержать победу в конечной игре в системе современной экономики — это явно плохая стратегия.

Когда мы говорим о неудаче тем, кто рос и воспитывался в индустриальную эпоху, им бывает трудно подойти к этому вопросу с действительно творческой точки зрения. Они понимают, что бывают полные неудачи, приемлемые неудачи, легкие неудачи, но все время думают о них как о чем-то, что можно предвидеть и свести до минимума. Непредвиденные неудачи как важную часть творческого процесса они не рассматривают. В результате неудачи оказываются тесно связаны с таким чувством, как скука. Это неудача нового аромата пиццы фирмы «Домино» или нового варианта компьютера «Dell» либо прохладная реакция публики на последнюю марку автомобиля «Корветт». Все это скучные неудачи, потому что там не было большого риска. Все выдающееся появляется благодаря готовности рискнуть, то есть принять тот особый вид неудачи, которая приходит с риском. Когда вы принимаете этот новый риск, то открываете двери совершенно новой форме успеха. Я не слишком верующий человек, но я верю в вас.

Некоторые творческие люди умышленно игнорируют аудиторию, говоря себе: «Вот оно! Сделано. И теперь ты мертво для меня». Позиция «возьми это или отбрось» требует мужества, но гарантирует, что вы будете заниматься творчеством, не отвлекаясь. Таково творчество Томаса Пинчона, Давида Мэмета и Треваньяна. Для того чтобы жить продуктивно с древним, сидящим в мозгу страхом, эти творческие личности делают выбор: уединиться. Некоторые творческие люди понимают, что будут доставлять удовольствие только своему «племени» — тем, кто ищет чего-то в том же духе, разделяет их мировоззрение. Эти творцы не успокаиваются до тех пор, пока не создадут что-то такое, что находит резонанс у данной группы людей. В результате появляется стимул для попыток установления связи с аудиторией и для того, чтобы продолжать трудиться, пока их творчество не «заработает». Боб Дилан, Синди Шерман и Девид Седарис в целом не проявляют заинтересованности в потворствовании своей аудитории, если она не выполняет свою работу. А некоторые (не называю их творческими личностями) будут нетерпеливо прислушиваться ко всякой критике и работать, чтобы только угодить по возможности самой широкой аудитории. Для такого человека рынок значит больше, чем творчество. Таким образом, мы видим, как старина Элвис превращается в какую-то лас-вегасскую пародию, а пожилая Джуди Гарланд кривляется на сцене. Они начинали как творческие личности, имевшие намерение изменить статус-кво в обществе, в котором жили, а в конечном счете стали потешать массы.

Равновесие творческой личности: делать работу хорошо — это уже творчество Подспудный страх, который сидит в мозгу человека издревле, подобно подстерегающему вас хитрому зверю, еще долго будет побуждать вас к попыткам спрятаться, сидеть тихо и не высовываться. Это начнется с отрицания самого факта, что такое может быть. Все аргументы относительно возможности заняться творческим трудом будут резко отметаться. Будет возникать сонливость или желание отвлечься на решение другой, более срочной задачи. Это будет подрывать вашу работу. Никто не увидит ее, никто не попросит вас сделать ее снова. Внутреннее сопротивление будет замедлять ваши действия либо побудит остановиться или почувствовать свое ничтожество, если окажется, что это чувство может заставить вас снова залечь на дно. Вот одна из самых пагубных тактик застарелого страха: подтолкнуть вас влюбиться в какой-нибудь невероятный проект, в неосуществимую мечту, в стоящую, но в конечном счете недостижимую миссию. Если ваши поиски не могут увенчаться успехом, то как может кто-то обвинить вас в том, что вы не добивались этого? Произвести изменение трудно, и это требует от творческого человека наличия склонности к этому, готовности нарушить нормы, упорно противиться статус-кво. Иногда это делает вас лидером и проводником изменений, а иногда и раздражающим слепнем. Есть ли в этом существенная разница? Не является ли это просто историей, признающей победителей в одном и проигравших в другом? Был ли Деннис Кусинич чудаком, в то время как Даниэль Эллсберг6 — героем, наделенным даром предвидения? Полагаю, в этом есть нечто большее, чем просто суждение, вынесенное после свершившегося факта. Это приводит обратно к тому, что мы говорили о праджне — способности видеть мир таким, каков он есть. Во все времена нам нужны люди, которые будут бороться с ветряными мельницами, но сущность Дон Кихота — на каком-то уровне — состояла в том, что он знал, что это были ветряные мельницы. Бесстрашный проводник перемен не ожидает чуда, он выстраивает союзников и получает мудрую поддержку в самом простом подходе к изменению, которого ищет. Творческий человек, выполняющий свою миссию, способствует прогрессу, обращает в свою веру немногих и выстраивает группу единомышленников. А слепню, наоборот, нравится его роль надоедливого прихлебателя, который ни за что не отвечает и, в сущности, уклоняется от компромиссов, которые в конечном счете привели бы к какому-то реальному результату.