Король, как и многие серьезные мыслители его времени, твердо верил, что хорошее правление должно основываться на истинной вере. Первым важным условием для этого было, чтобы народ верил правильно и поклонялся Богу надлежащим, наиболее приличествующим Ему образом. Каким именно образом могла научить только церковь. К несчастью, раскол в Римско-католической церкви и народное сектантское движение с его сотнями различных спорных толков чрезвычайно усложнили в XVII в. понимание того, какое верование и какой образ поклонения были правильными.
Подавляющее большинство подданных короля, каких бы доктрин они ни придерживались, каким бы ни было их образование и их интересы, были людьми искренне верующими. Они не сомневались в бессмертии своих душ и верили, что Христос умер, чтобы искупить грехи людей. Некоторые из них помнили об этом постоянно, большинство – только в воскресенье, и совсем немногие, возможно, вспоминали об этом не больше одного-двух раз в год. Но это было основной истиной и в их жизни, и в их смерти. От уголовного преступника, идущего на виселицу с улыбкой на лице и с покаянными словами на устах, вплоть до аристократа (которых окажется скоро очень много в таком положении), поднимающегося по ступенькам лестницы на эшафот, все они встречали смерть с непреклонной верой в будущую жизнь. Аристократ вместе с последним вором разделял твердое убеждение, что сам Сын Божий ради искупления грехов человеческих прошел тем же самым путем. Умереть без этой надежды, умереть, как говорили, в «отчаянии», было ужасным делом.
Желание верить и способность верить были равным образом сильны. Это было верно, за небольшими исключениями, для всех подданных короля, несмотря на разницу в благосостоянии, воспитании, образовании, разделявшую их.
Среди подданных Карла были самые образованные и просвещенные умы Европы и самые недалекие. Ведущие ученые в университетах Оксфорда, Кембриджа, Сент-Эндрю в Абердине и недавно основанном Тринити-колледже в Дублине ничем не уступали лучшим ученым мира. Теология доминировала в учебных программах университетов, но преподавали также классические языки, философию, историю Древнего мира, математику и медицину. Фрэнсис Глиссон вел лекции по анатомии в Кембридже; он поддержал новую теорию Уильяма Харви о кровообращении, которую яростно критиковал шотландский ученый Александр Росс. Не удовлетворившись вызовом, брошенным Глиссону и Харви, Росс набросился на итальянского астронома Галилея, надеясь, что сотрет его в порошок, с ироническими комментариями в книге под длинным названием «Земля – это не блуждающая звезда, таковой она является только в блуждающих умах последователей Галилея».
Лондон был центром научной деятельности. В Грешам-колледже преподаватель астрономии Генри Геллибранд изучал магнитное поле Земли и объяснил, что такое магнитное склонение. «Барбер Сёрдженс компани» построила анатомический театр по чертежам Иниго Джонса, проводимые здесь публичные лекции привлекали широкую аудиторию. Иногда готовили обеды для слушателей; однажды после одного такого обеда представитель «Барбер Сёрдженс», к своему огорчению, обнаружил пропажу серебряных ложек.
Изучением анатомии и естественных наук занималось множество людей, как профессионалов, так и любителей. Сэр Кенелм Дигби работал над обширным трудом «Природа человеческих тел», в котором он обсуждал, наряду с другими вопросами, какая часть животного организма сформировалась первой, могут ли животные думать и «каким образом живительные токи посылаются из мозга в определенные части тела, безошибочно находя себе путь». Томас Браун, известный врач из Нориджа, собрал большое количество научных данных для книги, в которой собирался рассмотреть и правильным образом объяснить невиданное множество распространенных суеверий и грубых заблуждений в интересах научной истины. В Йоркшире не по летам развитой юноша Уильям Гаскойн вел постоянные наблюдения за звездами и усовершенствовал телескоп. Не прошло трех лет, как был опубликован посмертно труд врача и естествоиспытателя Моффета Insectorum sive Minimorum Animalium Theatrum («Театр насекомых»), положивший начало энтомологии.
Математики продолжали в одиночестве заниматься своими вычислениями. Джон Нейпир, сидя в родовом замке близ Эдинбурга, открыл новую эпоху своей публикацией первой таблицы логарифмов. В другом шотландском замке сэр Томас Уркхарт, родом из Кромарти, размышлял в своей эксцентричной манере над практическим применением тригонометрии и пытался создать универсальный язык. Математик Уильям Отред опубликовал учебник арифметики Clavis Mathematicae («Ключ к математике»). Джон Уилкинс, занимавшийся математикой в Кембридже, отвлекся на время от своих расчетов, чтобы поразмышлять, насколько пригодна для обитания Луна. Он подумывал также над изобретением прибора, который мог явиться прообразом телефона. Также в Кембридже молодой Сет Уорд занимался решением геометрических задач. Но его учебник был предназначен только для школяров. В купеческих бухгалтериях клерки продолжали использовать счетную доску абак для подсчетов денежных сумм, лишь немногие пользовались простейшей логарифмической линейкой, созданной Джоном Нейпиром, или, как ее называли, «костями Нейпира».
Древние языки Востока и древности Британских островов интересовали многих ученых. Уильям Беделл, епископ Килмора, ведущий гебраист своего времени, посвятил себя, с тех пор как он переехал в Ирландию, изучению ирландского языка и начал переводить Ветхий Завет на ирландский. Абрахам Уилок, преподаватель арабского языка в Кембридже, который знал также и персидский, трудился над переводами трактатов Беды Достопочтенного на современный английский язык. Эдвард Покок, профессор арабского языка в Оксфорде, получил годичный отпуск для научных занятий и отправился в опасное путешествие в турецкие владения на поиски древних манускриптов в библиотеках греческих и сирийских монастырей.
Люди путешествовали не только в одном направлении; христианские беженцы из турецких владений иногда добирались до Англии. Критский ученый Натаниэль Канопис был приглашен в Оксфорд архиепископом Лодом, где он распространял свое учение и смешил своих коллег тем, как он готовил черного цвета напиток из жареных кофейных ягод.
Ученые устраивали библиотеки в университетах и у себя дома и упорно работали, в одиночку или в коллективе, над вопросами истории, археологии и этимологии, которые прежде не рассматривались. Это было время, когда впервые появились большие словари, новые монументальные научные труды, когда были заложены основы для будущих исследований в различных отраслях науки. Итальянско-английский словарь Джона Флорио; французско-английский словарь Рэндала Котгрейва; испанско-английский словарь и этимологический словарь на 11 языках Ductor in linguas, The Guide into Tongues («Доктор языков», «Путеводитель по языкам») Джона Миншеу (Minsheu) стояли на полках библиотек всех просвещенных людей Англии. Всем был известен фундаментальный труд историка Уильяма Кемдена Britannia («Британия»). Уильям Дагдейл занялся изучением церковной истории Англии, самым известным из его научных трудов стал Monasticon («Монах»). Генри Спелман издал первый том своего словаря юридических терминов. Додсворт, Арчер, Дьюс и другие пошли по стопам Роберта Коттона и Уильяма Лайла в исследованиях по истории англосаксов, о которой рассказывают названия населенных мест, в изучении истоков английского языка, обычаев и законов страны.
Случайный путешественник из любопытства мог свернуть со своего основного маршрута, чтобы увидеть огромный кромлех «Длинная Мег и ее дочери» в Камберленде. Все, кто переходил границу, останавливались, чтобы внимательно рассмотреть поросший травой большой бастион, который называли Стеной пиктов или Валом Адриана. Манил путешественников и Стоунхендж; Иниго Джонс утверждал, что его возвели древние римляне, но другие ученые оспаривали его мнение. Посетителей пещер Вуки-Хоул обычно поражало их удивительное эхо.
Лондон был городом книготорговцев и печатников, которые были прихожанами собора Святого Павла. Продавцы книг обычно выставляли свой товар на лотках напротив своих книжных лавок, книги, как правило, были открыты на самом интересном месте повествования. Все печатные издания проходили государственную регистрацию. В 1637 г. вышли в свет комментарии Томаса Гоббса к трудам Аристотеля, переводы Амвросия Медиоланского, Симмаха, Вергилия, Марциала и Петрарки. Также появились практические пособия, такие как The Complete Cannonie («Идеальный канонир») и The Husbandman's Practice («Советы земледельцу»). Вышли книги по навигации, медицине, акушерству, а также пьесы Джона Флетчера, Томаса Хейвуда и Джеймса Шерли. Появилось новое издание такого фольклора, как The Wise Men of Gotham («Готэмские умники»), сказки о Дике Уиттингтоне и «Старый дедушка Коль», а также новый перевод Апулея «Золотой осел», переведенное на английский язык «Руководство к благочестивой жизни» святого Франциска Сальского.
В пристанище литераторов Лондона «Дьявольская таверна», где их встречал Бен Джонсон в новом модном пабе «Роза» в Ковент-Гардене или в «Глобусе», где настенные росписи представляли Аркадию, молодые столичные джентльмены и гости из провинции обсуждали недавно появившиеся книги и пьесы. В сельских поместьях собирались общества образованных мужчин и дам, спорили о вопросах веры и философии, читали вслух свои сочинения, пели и танцевали под легкую музыку вёрджинелов и небольших, издававших низкие звуки органов, которые стали модными во многих домах. Некоторые собрания приобрели большую известность, создав себе имя. Так, в усадьбе Грейт-Тью собирался кружок сэра Фолкленда, в письмах современников описывались прелестные поместья и особняки, такие как Пенсхерст лорда Лестера, Сайон-Хаус лорда Нортумберленда, Комптон-Виньятс лорда Нортгемптона, Болсовер лорда Ньюкасла.
В простых домах ученых, священников, горожан и джентльменов гость мог насладиться доброй беседой, и ему обязательно показывали какую-нибудь редкую или антикварную вещь. Ректор Итона сэр Генри Уоттон, будучи в преклонном возрасте, часто принимал у себя своих друзей, чтобы поговорить о живописи и литературе, полюбоваться на венецианские полотна, которые украшали стены его дома, и осмотреть диковинный «шестиугольный кристалл, приобретенный в Ретийских Альпах». Его друг Исаак Уолтон, лондонский торговец скобяными изделиями, вел со своими гостями беседы о литературе и тихих радостях рыбной ловли. Лондонец Сэмюэль Хартлиб собирал вокруг себя тех, кого интересовали вопросы образования, философии и новых методов ведения сельского хозяйства. Уильям Отред, когда он был викарием в Олбери, организовал для учеников математический кружок, но время от времени он удалялся на два-три дня в свой кабинет, отказываясь от пищи и общения, чтобы решить внезапно овладевшую его воображением задачу. Поэт Уильям Драммонд, ведя уединенный образ жизни в поместье Хоторнден, затерянном среди холмов Лотиана, обсуждал вопросы поэзии и политические проблемы со своими домашними и друзьями. Поэт Генри Кинг, декан Рочестерского собора в графстве Кент, сочинял стихи, писал проповеди и собрал богатую библиотеку, которую завещал кафедральному собору.
Таково было приятное времяпрепровождение образованных дворян, священнослужителей, джентри и горожан. Чего нельзя было сказать об остальном обществе. Нравы в сельской местности довольно грубы. Разговоры велись о собаках, охотничьих соколах, лошадях, перспективах на урожай и местных земельных спорах. Вместо книг – пособия по землепользованию и охоте, учебник права, Библия, «Книга мучеников» Фокса; возможно, во время последнего посещения Лондона фермер мог купить популярные рыцарские романы «Ги из Ворвика» или «Пальмерин Английский».
Англию можно было назвать образованной страной. Школы с преподаванием латинского языка и старые образовательные учреждения, такие как Итонский колледж, Вестминстерская школа, Винчестерский колледж, недавно основанный Чартерхаус и школа при соборе Святого Павла принимали для обучения сыновей горожан и джентри, священников и лиц свободной профессии, иногда дворян. Однако чаще всего дворяне брали домашнего учителя для своих детей. Более состоятельные джентри отдавали своих сыновей в дом частного учителя; он брал обычно пять-шесть учеников, и на время они становились частью его семьи, он учил их и уделял им все свое внимание. Из таких образовательных учреждений королевства выходили выдающиеся люди.
Уроки были продолжительными, занятия начинались обычно в шесть часов утра. Еще задолго до того, как наступал день, школяры уже шли в школу, завтракая на ходу – поедая ломоть хлеба с сотами или куском сыра. Латинский язык был в основе обучения в школе; мальчики средних и старших классов, после того как овладевали латинским языком, продолжали изучать другие предметы, в том числе Закон Божий на латинском языке. Дин Ноуэлл составил «Всеобщий катехизис» для учащихся старших классов на латинском языке, который вошел в учебную программу школ с преподаванием латинского языка. Историю, географию, философию, поэзию и прозу изучали на основе трудов древней и современной латинской классической литературы. «Хроники Холиншеда», написанные на английском, или вновь опубликованные книги по истории Европы предназначались для чтения в свободное время. Объемный труд Рали «Всемирная история» был любимой книгой среди пуритан. Оливер Кромвель рекомендовал ее своему сыну Дику.
Несмотря на то что латынь продолжала оставаться универсальным языком для образованных людей и все без исключения книги были написаны на ней, это не мешало учащимся получать современные знания. Напротив, даже помогло знакомиться с европейской культурой и великими мыслителями эпохи Возрождения и Реформации. В школах с преподаванием латинского изучали труды Эразма Роттердамского, Меланхтона, Томаса Линэкра и Джорджа Бьюкенена. В некоторых школах рекомендовали изучать труды итальянского врача и философа Марчелло Палиндженио и голландского педагога Корнелиуса Шонеуса XVI в., отдавая им предпочтение перед языческими поэтами Вергилием и Луканом, комедиографом Теренцием или философом Сенекой. Большое значение имели произведения Джорджа Бьюкенена для молодых людей Англии и Шотландии. Он написал «Историю Шотландии», был автором трагедий, эпиграмм и пасторалей. Вкладом в политическую философию был его трактат De Jure Regni apud Scotos («О праве королевства среди шотландцев»), в котором он утверждал, что источником власти является народ, и выдвинул теорию ограниченной монархии.
Глубокое влияние трудов Бьюкенена в школах обеспокоило короля Иакова, и архиепископ Кентерберийский попытался популяризировать в шотландских школах стихи Артура Джонстона, недавно назначенного ректором университета в Абердине. Джонстон, который был настроен более благосклонно к королевской власти, чем Бьюкенен, снискал себе славу стихотворными переводами псалмов на латинский язык.
Латинский язык, на котором велось преподавание в XVII в., не помог добиться единообразия научного знания и мировоззрения. Большинство школяров, обучавшихся на латыни, не запомнили ничего из языческой классической литературы, кроме пары крылатых выражений. Их знания, философия и мировоззрение основывались на трудах писавших на латыни авторов предыдущего столетия. Лишь незначительное меньшинство дворян и богатых джентри разбирались в античной литературе, выезжали за границу. Они были очарованы цивилизацией Античного мира, которая пережила возрождение в эпоху Ренессанса. Им нравилось творчество латинских поэтов, присущее им живое воображение, мудрость и благородство. Они цитировали «Метаморфозы» Овидия, «Сатиры» Персия Флакка, реже – Ювенала, но больше всего – «Фарсалию» Лукана, поскольку она была проникнута стоическим и республиканским мироощущением. Сенека, популярный в Елизаветинское время, теперь вышел из моды, а Вергилий уступил место Лукану.
Новые методы обучения только обсуждались, но не применялись на практике. Сэмюэл Хартлиб готовил к публикации на английском языке труды чешского педагога Яна Коменского, и некоторые образованные люди надеялись, что известного теоретика педагогики удастся уговорить остаться в Англии.
В грамматических школах – школах с преподаванием латинского языка не учили письму и чтению. Дети дворян учились этому дома. Но нельзя сказать, что бедняки в Англии, особенно на юге страны, совсем не умели читать и писать. Работающие женщины оставляли своих детей под присмотр надомных работников – сапожника, ткача, портного, плотника. Чтобы дети сидели тихо и не баловались, их заставляли читать вслух букварь. Некоторые доморощенные учителя проявляли изобретательность: например, плотники вырезали буквы на деревянных брусках, другие для более быстрого их запоминания придумывали простейшие рифмы, выдавали призы за успехи в учебе и чередовали физический труд с занятиями. Так обучали в основном мальчиков, девочкам приходилось помогать матерям в работе. В глухое захолустье, где фермы и деревушки были разбросаны на большом расстоянии друг от друга, наведывались разъездные учителя. Эти «бродяги» обычно проводили пару месяцев в одном небольшом поселении и шли дальше. Через три или четыре года они приходили вновь и учили грамоте новое поколение учеников. Мастеровые, которые содержали школу, получали от полпенни до пенни в неделю за каждого ученика. Учитель столовался у того или иного йомена и получал подарки от благодарных родителей. Система была очень простая и примитивная, но работала достаточно исправно. Женщины-работницы были в основном неграмотны, но большинство мужчин умели читать.
Читать-то умели, но читать было нечего. В большинстве семей настольной книгой была только Библия. Многие читали также «Книгу мучеников» Джона Фокса, одну из самых популярных исторических книг в Англии. В приходской церкви хранился ее экземпляр вместе с Библией. В равнинных областях Шотландии всеобщее признание в народе снискала «История Реформации» Джона Нокса. Люди мало читали, тяжело воспринимали печатное слово, долго над ним размышляли, но зато помнили его хорошо. В приличных семьях всегда имелся катехизис, и родители заставляли своих детей тщательно его изучать. Более того, во всех школах и почти в каждой семье все пели. Женщины пели за вязанием и прядением, на скотном дворе и на кухне; мужчины – за столярным верстаком, ткацким станком, в кузнице и за плугом. Популярный учебник для обучения пению, в первую очередь псалмов, перепечатывался в течение столетия 235 раз.
Там, где было много деревень, где были города с развитой торговлей, большое влияние оказывали на жителей псалмы и Библия, книга Фокса и «История» Нокса. У простых людей в большей части Англии и в южной части Шотландии важные понятия и идеи прочно запечатлелись в душах еще в пору детства. Ветхий Завет они знали лучше, чем Новый, и неосознанно обрели мировоззрение избранного народа. К таким чертам характера англосаксов, как уверенность в себе, самонадеянность, напористость, добавился еврейский фатализм и непоколебимая вера в Бога, который стоял на их стороне в противостоянии миру.
О проекте
О подписке