Глава 5

Москва. Перово.

Если бы меня не встретил секретарь парткома этого завода, больше похожего на депо, точно заблудился бы там и нашли меня только через пару лет… Но товарищ Блинов тоже знал об этом, поэтому перехватил меня сразу у проходной.

Тема лекции про научно-технический прогресс была мне знакома уже по всем отраслям, кроме локомотиворемонтной. Шёл, оглядываясь по сторонам, решая, как адаптировать материалы двадцать четвёртого съезда КПСС к здешним условиям.

Спросил Блинова, на чём сделать акцент?

– Какой акцент? – не понял меня поначалу.

– Ну, что для вашего коллектива было бы наиболее актуально? – уточнил я.

– А! Техника безопасности приёма горячительных напитков в непосредственной близости от железнодорожных путей.

– Что? – начал улыбаться я, решив, что это шутка.

– Да, уснул у нас тут один на рельсах перед майскими… Без ноги остался.

– Да вы что? – поразился я.

– Вот, так… И сам инвалидом стал, и нас всех подвёл. Комиссии за комиссиями все праздники. Такое ЧП!..

Только тут до меня дошло, что вокруг этого завода-депо железнодорожные ветки со всех сторон. Нетрезвому тут делать нечего, достаточно споткнуться неудачно на рельсах и привет, гипс! А уж какую расслабленную нервную систему нужно иметь, чтобы тут еще и решиться спать улечься, надравшись… Я бы столько точно не выпил, в таких-то условиях слишком стремно было бы. Вот это попадос…

Другими глазами посмотрел на парторга, который мне сразу показался каким-то нервным и дёрганым для достаточно молодого возраста. А тут станешь дёрганым…

– Но вы, конечно, читайте по утвержденной теме. Не хватало еще, чтобы кто-то из проверяющих потом сверил темы, и оказалось, что еще и лекция у нас прошла не та, что должна была быть. С них станется…

Рабочие в зале, куда он меня привёл, сидели мрачные и смотрели на меня исподлобья. Хорошо, что он меня предупредил, какое ЧП у них тут случилось. Представляю, какой это был стресс для всех, кто оказался поблизости, сколько кровищи… Ну и, само собой, куча народу, наверное, писала объяснительные. С кем пил пострадавший, кто за ним недоглядел… Чудесная, просто чарующая атмосфера для лекции про научно-технический прогресс!

Когда я объявил о теме лекции, люди в зале стали недоуменно переглядываться между собой. Ну да, я бы тоже предпочел обсудить что-то другое сейчас лучше, больше подходящее к ситуации, но Блинову и так хватает неприятностей.

Не стал ни на что отвлекаться, решил отчитать лекцию строго по методичке и отпустить людей побыстрее. Успел уже половину отработать, как в зал вошло несколько очень представительных мужчин и по-хозяйски посмотрели на собравшихся. Парторг бросился к ним, что-то выяснил и побежал ко мне на сцену.

– Товарищ лектор, из министерства опять приехали по поводу этого ЧП. Придётся вам закончить свою лекцию. Извините, пожалуйста.

– Очень сочувствую вашему коллективу, – сказал я собравшимся в зале работягам, чтобы не выглядело всё так, как будто меня выгоняют со сцены. Попрощался с ними и пожелал быть ответственными, в первую очередь, перед самими собой. – Перефразируя призыв «Лучший контролёр – это совесть», хочется сказать, что лучший гарант безопасности – это собственное благоразумие. Никто не позаботится о вас лучше, чем вы сами, товарищи. Продолжим лекцию в следующий раз.

Уступая трибуну прервавшему меня начальству, жестом пригласил их на сцену, символически передавая эстафету. Тут же поднялся один из них и проходя мимо, протянул мне руку таким коротким движением, как будто, и правда, эстафету принимал от меня. Едва успел её пожать.

– Спасибо, – проговорил он и встал за трибуну. – Поддерживаю предыдущего оратора…

Но я уже, перекинув пиджак через руку, выходил из зала.

– Это наш директор, – объяснил мне оказавшийся рядом парторг Блинов. – Спасибо вам за лекцию, уверен, она была бы очень интересная, если бы дали довести ее до конца.

– Да уж, – сочувственно взглянул я на него. – Ну, приглашайте ещё раз, когда у вас тут улягутся страсти…

***

Москва. Детский дом № 19.

– Александра Мироновна! – ворвалась в кабинет директора детского дома Женя Брагина. – Уже можно забирать Ларису?

– Женечка, нет ещё! – улыбнулась директриса. – Праздники же были. Сегодня только заседание комиссии прошло. Официального решения ещё несколько дней ждать. На следующей неделе заберёте.

– Жаль, – глубоко разочарованная Женя сразу поникла. – Пойду, найду её.

– Жень, не говори ей, пока, ничего, – серьезно глядя на неё, сказал Александра Мироновна.

– Почему?

– Давай сперва получим решение на руки, а потом и скажешь. Один раз мы с тобой уже думали, что оно у нас в кармане. Так-то мне все тогда тоже говорили, что ситуацию понимают и не видят препятствий. А они раз – и появились вдруг…

– Хорошо, Александра Мироновна, – кивнула понимающе Женя.

Больше всего её мучило, когда им отказали, что переживает ребёнок. Женька тогда поспешила и поделилась с ней своей радостью… Всё правильно, нельзя было этого делать.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, – прошептала она. – Это отец так любит повторять, – пояснила она в ответ на удивлённый взгляд директрисы.

***

Вернувшись домой, заглянул к Ирине Леонидовне, поинтересовался, как у них дела и сел ужинать, попутно просматривая записочки на трёхканальнике со звонками за день. Увидев, что звонил Мещеряков, сделал пару глотков чаю и поспешил на улицу к телефону-автомату, ничего никому не говоря.

Андрей Юрьевич только спросил, буду ли я дома, мол, он хочет подъехать. Договорились, что буду ждать его во дворе через полчаса. Похоже, у него появилась какая-то информация по Быстровой.

Через полчаса я уже сидел на лавке у подъезда, пока мой пёс прогуливался сам по себе во дворе. Мещеряков подъехал и, выйдя из машины, направился ко мне. Мы поздоровались, и он сел рядом.

– Ну, выяснили мы, кто новый любовник Быстровой, – с ходу начал он. – Главный инженер трикотажной фабрики «Луч» Головин Юрий Степанович. Тридцать пятого года рождения. Женат. Двое детей.

– И что нам это даёт? – спросил я.

– Да есть уже некоторые мысли, – ответил Юрич. – Ну то, что недолго девушка страдала, потеряв любимого, отправленного в ссылку, это мелочи. Такая уж она, как ты и говорил – расчетливая деваха. Я решил походить за этим Головиным. Мало ли, на кого он нас выведет. Хотя есть догадки, что на гагаринских. Очень уж шикует этот инженер для зарплаты в две сотни с небольшим. Машина новенькая, цветов привез любовнице рублей на сорок так навскидку, да еще и квартиру ей снимает. Сомневаюсь, что дети и жена у него послушно голодают, пока он свою зарплату на Регину тратит. Значит, на фабрике есть левак, скорее всего. И учитывая, с кем водилась Регина, выйдем, скорее всего, на гагаринских. Либо еще кого обнаружим, это тоже полезно знать.

– Вот-вот, тоже хотел вам предложить, – кивнул я. Он поднялся и протянул руку, прощаясь.

Проводил взглядом его «Жигули», выезжающие со двора… Что-то любовник у Регины в этот раз совсем невысокого полёта птица. Но связи, похоже, имеет, раз смог через ЦК ВЛКСМ Гусева наклонить. Так… И что же теперь делать?

Подозвал Тузика и повёл его прогуляться, на ходу лучше думается.

Оставлять всё, как есть, категорически нельзя. Надо избавляться от Регинки, и как можно скорее. Это мина замедленного действия, рванёт так или иначе.

Есть вариант сообщить Гусеву, кто именно его подставил. Но что это даст? Гусев очень осторожный товарищ, серьезные разборки – это вообще не про него. Его толкают – он наклоняется, его роняют – он поднимается и молча отходит в сторону, кукла-неваляшка, блин. Неваляшка…

А что, если?.. Регина, значит, скорее всего, ищет информацию для гагаринских, чтобы с этого что-то поиметь для себя. А если ей подкинуть достаточно специфическую информацию, на которую она клюнет?

Моё лицо само расплылось в широкой улыбке. А что, если соблазнить гагаринских поднять руку на ту самую Мебельную фабрику имени Первого мая, которую Межуев прикрывает? Как же мне забыть ту первую встречу с ним, последовавшую после того, как я Анну Аркадьевну предупредил, что на фабрику могут наехать?

Вернувшись домой, застал вернувшуюся с работы жену. Я улыбаюсь довольно, а она вообще со счастливой улыбкой на губах.

– И что у нас такого хорошего случилось, дорогая? – поинтересовался я, глядя в её сияющие глаза.

– Меня пригласили фотографироваться для плакатов Торгово-промышленной палаты, с которыми они поедут на международные выставки! – восторженно ответила она.

– О, как, – приятно удивился я. – Детка, чувствую, ты станешь знаменитой!

– Может быть, – улыбнулась она. – Буду, как Диана, в конкурсах разных участвовать от Советского Союза.

– Ну, ты поговори, сначала, с Дианой, как всё это даётся? И сколько надо потратить на каждый конкурс времени и сил. Мне кажется, ты вполне способна сделать более интеллектуальную карьеру, чем демонстратор одежды.

– В этот раз мне предложили демонстрировать не одежду, – возразила она. – Им нужна реклама советского технического стекла. Они задумали посадить меня на него, чтобы продемонстрировать его прочность.

– В смысле посадить на стекло? – забеспокоился я.

– Ну положат его между двух опор, а меня посадят сверху и буду сидеть, болтая ножками на весу.

– Галия, мне это совсем не нравится, – возразил я с озабоченным видом. – А если оно лопнет? Не забывай, что у тебя двое детей.

– А причём здесь дети? – удивлённо посмотрела она на меня.

– Дорогая, с кем мы останемся, если с тобой что-нибудь случится?

– А что со мной может случиться?

– Это очень рискованные съемки, на мой взгляд. Всей душой хочу верить, что стекло достаточно прочное, ну а если нет? Я категорически против того, чтобы на тебе это проверять. Представь, что там окажется скрытый дефект или микротрещина? И стекло лопнет под тобой. Хорошо ещё, если тебя просто засыплет мелкими осколками. А если они будут такими же, как у оконного стекла, острыми и длинными? Ты будешь падать с высоты с десятком, фактически, острейших лезвий! Тут уже порезами не отделаешься, тут уже и с жизнью можно расстаться! Где гарантия, что ты в скорой по дороге в больницу кровью не истечёшь?

– Что ты такое говоришь? Почему стекло должно подо мной треснуть?

– Я же уже сказал, скрытые дефекты. Ну и не забывай про человеческий фактор, дорогая. Нести его будут к месту съёмок простые грузчики. До этого его будут везти в машине. Сколько раз его тряхнёт и стукнет, пока ты решишь на него свою прекрасную попку водрузить? Я совсем не против съемок, но нормальных, без риска для твоей жизни. А то можно подумать, что без этих двадцати рублей, что тебе сунут за этот плакат, мы и не проживем… Если стекло разобьется, это же не только риск для жизни, но и заметные шрамы останутся от каждого пореза. Потом что, даже на пляже не раздеться?

Она все еще расстроенно смотрела на меня, но аргумент про шрамы ее вразумил. Ну, на то был и расчет. Женщина боится шрамов не меньше, а то и больше, чем умереть.

– Но я уже согласилась, – наконец произнесла она.

– Вали всё на меня. Скажи, муж сатрап и тиран, и не разрешает. А если кто-то начнёт возмущаться, отправляй его ко мне. Поверь, я объясню и обосную ему свою позицию.

– Не сомневаюсь в этом, – наконец, улыбнулась она.

Ну а я пошел к себе в кабинет, качая по дороге головой. Эх, какая же ты еще у меня наивная! Именно к тебе обратились, вот радость-то! Небось, все штатные манекенщицы их с таким лакомым предложением рисковать жизнью и здоровьем подальше послали, вот они и начали рыть землю в поисках других вариантов. Найти молодую и неопытную, да запудрить мозг, в чем проблема вообще? Нет, товарищи, мою жену я вам на опыты не отдам!

***

Москва. Возле гостиницы «Мир».

– Ань, ну что ты решила? – озабоченно спросил Озеров, убирая выбившуюся прядь с её лица. – Ты остаёшься?

– Да, – подставила она ему лицо и закрыла глаза. Он тут же поцеловал её в нос.

– Значит, завтра идём к Орехову насчёт убежища?

– Нет, – тут же открыла она глаза и надула губки. – Я боюсь.

– Ань, надо что-то решать, – настаивал Александр в смятении. – В любой момент Роберт или Питер, или, вообще, Воздвиженский, наткнутся на твою перемычку. Все же сразу поймут, что всё это не случайность. Ань, риск с каждым днём всё больше!

– Я понимаю, но я боюсь. А вдруг мне не дадут политического убежища?

– Это почему?

– Ну, какое отношение я имею к политике?

– Да это, мне кажется, не важно…

– А если важно? Если ваши решат меня использовать в борьбе с США? Заставят рассказывать какие-нибудь гадости? Как я всем своим друзьям, родственникам и знакомым в глаза смотреть буду?

– Никак. Ты же здесь останешься.

– Я не знаю, что делать!

– Надо определяться, Ань, – настаивал Александр. – Долго тянуть нельзя.

***

В пятницу решил съездить на кожгалантерейку. Вечером тренировка… Передать списки оборудования с ЖБИ вечером с Сатчаном? Или отвезти их пораньше, может, начнут уже думать над ними? Глядишь, на следующей неделе уже можно будет дать команду своим, с каким из этих списков в своё министерство идти.

Со вчерашнего дня меня занимала идея натравить гагаринских на Мебельную фабрику имени Первого мая. Даже придумал уже, как это сделать. Напишу анонимное письмо, как будто возмущённый рабочий жалуется на безобразия, что там творятся. Партии продукции, что изготавливаются неведомо для кого, и тут же исчезают. Так… Конверт будет нужен для правдоподобности… И мне нужна гарантия, что оно попадёт именно в загребущие руки Регины… Тут мне без помощи Гусева не обойтись. Согласится? Должен… Особенно, если ему пообещать, что после этого никто за Регину больше никогда ни о чём не попросит… Конечно, он разозлился, когда его из ЦК ВЛКСМ нагнули… Против кого серьезного побоится пойти, но на девушку-студентку его должно хватить.

Но ключевой пункт всего моего плана – это письмо. Тут надо действовать очень аккуратно, чтобы не спугнуть гагаринских. Они-то, в отличии от Быстровой, не дилетанты. Тут каждая фраза может стать решающей…

Благо, я уже столько этих писем прочитал, что могу прикинуться и простым рабочим, и мастером цеха… Надо подумать, какое выбрать амплуа? Просечёт ли простой рабочий махинации с реализацией части товара налево? Вряд ли. Тут надо более тонкое что-то придумать. Спешить точно не буду. Шанс у меня будет всего один.

***

Святославль.

– Александр Викторович, – вошёл к Шанцеву в кабинет Щербаков. – Проверили мы вашу информацию по Левичевым, что у них ещё есть дом в Шамордино, кроме однокомнатной квартиры в Святославле. Ну, они развод с женой оформили в прошлом году. Он в однушке прописался, а она с дочкой в Шамордино.

– То есть, всё законно?

– Было. Но сейчас-то он будет прописан в трёшке один, а это, безусловно, нарушение. Я уже разбираюсь, как этот обмен допустили? Выговор точно влеплю за такое головотяпство! А если выяснится, что имела место взятка, то и уволю.

– Отлично, Кирилл Иванович.

– Тут, понимаете, какая тонкость… Семье же год даётся, чтобы избавиться от излишков жилплощади…

– Но у него же нет семьи, он один, в разводе.

– Если они с женой сейчас подадут заявление в ЗАГС и принесут справку… Понимаете, о чём я?

– А ведь да, это же такой ушлый паразит… Он принесёт, с него станется, – с досадой произнёс Шанцев. – Но попытка не пытка, Кирилл Иванович. – Вызывай его и Якубовых. Вдруг нам повезёт, и Левичев придёт без справки из ЗАГСа. Аннулируешь быстренько новые ордера, а потом пусть Левичевы делают, что хотят, пусть хоть заявление из ЗАГСа забирают…

***

Сделал несколько звонков из телефона-автомата, отъехав от дома на соседнюю улицу. Договорился о встрече с директором кожгалантерейки Филатовым и позвонил Сатчану, спросил, не собираются ли они с Бортко обедать опять в кафе?

– Хочешь присоединиться? – серьёзно спросил он. – Не планировали, но сейчас запланируем, если что-то срочное.

– Да мне только списки на оборудование передать, могу просто подъехать и оставить.

– Ну, смотри сам, – озабоченно ответил он и мы попрощались.

Что у него там происходит? Весь какой-то замороченный. Ладно, приеду, узнаю.

Андрей Дмитриевич, директор кожгалантерейки, встретил меня приветливо, поздороваться встал из-за стола и сделал мне несколько шагов навстречу. Со всем почтением отнесся. Можно подумать, я представитель министерства какой-нибудь.

– Как у вас столовая, заработала? – спросил я.

– Да, уже третью неделю работает.

– Ну отлично. План выполняете? – он развёл руки, мол, обижаете. – А с дополнительной партией как?

– Там тоже всё в порядке.

– Андрей Дмитриевич, а вам уже говорили, куда пойдёт эта партия? Помнится, ту партию только на пробу взяли? Не слышали, как там наша продукция, пришлась ко двору? Будут ещё брать?

– Пока ничего не говорили.

– Хорошо, уточню… А насчёт розничного магазина что решили?

– Какого магазина?

Так… Я что здесь не объяснял про розничную продажу некондиции? А откуда у меня дежавю про пряжки отдельно, ремешки отдельно и мастер тут же в магазине с заклёпочником заклёпки ставит за отдельную плату?

Слово за слово, выяснилось, что он ни сном ни духом. Ну, дела… Заработался вконец. Объяснил ему идею, привёл примеры, как хороший товар превратить в некондицию, и велел подумать, где они могли бы открыть свой розничный магазинчик.

– Будете все сверхплановые излишки там продавать, и сбыт дополнительной продукции больше не будет для нас головной болью, – объяснял я.

Озадачив его, попрощался и поехал в Пролетарский райком, благо, тут совсем недалеко.

Сатчан был у себя в кабинете, вид его мне не понравился, он был весь какой-то взвинченный и нервный.

– У тебя всё нормально? – поинтересовался я.

– Да Римму сегодня в роддом отвёз…

– Да ладно… Уже пора?

– Не пора. Ещё две недели.

– Ну, это не считается. Так, спокойно. Позвони в больницу, может она уже и родила.

– Да не, не родила. Она сама звонила.

– И?

– Вроде болел живот, потом прошло… Ложные схватки сказали.

– А-аа… И что теперь?

– Сказали, в больнице уже оставят до родов.

– Ну и правильно, если честно. Две недели, говоришь? Дружище, две недели ты так не протянешь. Давай-ка, успокойся. Жена под наблюдением врачей. Всё будет хорошо. Расслабься и наслаждайся последними спокойными деньками.

Он рассмеялся, глядя на меня, налил себе воды из графина и залпом выдул полстакана.

– Ладно, что у тебя? – решил он, видимо, отвлечься на дела.

Передал ему списки оборудования для ЖБИ со своими пояснениями.

– Им, конечно, хочется, чтобы всё оборудование было ГДРовское. Но понимаю, что возможно, мы губу слишком раскатали, прикиньте, что реально получить, ладно?

– Угу, – записывал он карандашом мои комментарии, не надеясь на свою память.

– По кожгалантерейке вопрос. У них в этом месяце дополнительную партию заберут? Кто-то узнавал, как там обувщикам наши ремни понравились?

– Не знаю, – устало ответил он. – Но я узнаю, узнаю, – поспешно пообещал он в ответ на моё искреннее удивление.

Когда ехал сюда, хотел ещё с ним поделиться тем, что Регина Быстрова опять в непосредственной близости от меня появилась, но подумал, что его голова сейчас не в том состоянии. Вот же какой интересный случай… С девками в сауне гуляет почем попало, а за жену по-настоящему волнуется… Впрочем, я однолюб, никогда всего этого не понимал…