О немецкой педантичности и пунктуальности сказано много. Но то, что этот парень олицетворял все положительные качества, присущие этому народу, перечислить невозможно – боюсь что-то упустить. Просыпаясь в шесть утра, ровно час он отводил зарядке и гигиеническим процедурам, ровно в восемь открывал двери офиса. Изо дня в день этот график он соблюдал в точности, ни минутой раньше, ни минутой позже. Неужели и вправду такие прочные традиции? И приём назначал по точному времени, лично беседовал с каждым, тестировал на профессиональную пригодность, после оговаривал размер зарплаты, а уж потом заключал договор, в соответствии с которым каждый работник должен приступить к работе и закончить её в назначенные часы. Опоздание на минуту или переработка являются основанием для увольнения. Через каждые пятьдесят минут непрерывной работы необходим десятиминутный отдых, курение запрещено в течение всего рабочего дня. Любое нарушение требований договора могло служить основанием для увольнения без объяснений.

– Мы хорошо платим, – объяснял Томас Сергею, – зарплаты наших рабочих должны быть выше, чем в других предприятиях, тогда к нам пойдут хорошие специалисты. И качество работы тоже имеем право требовать лучшее, чем у других.

– Но у нас к такой дисциплине не привыкли, – возражал Сергей. – Чтобы на работе не курили, надо где-то комнату для курения отвести.

– Это неправильно, – горячо возражал немец, излагая свои мысли почти без акцента, – курилку не будем отводить. Рабочий день длится восемь часов, и это время каждый должен отработать с полной отдачей, а не половину того, что он может. Производительность труда курильщика не может превышать половины его возможностей. Кому нужна такая работа? А вот комнату для психологической разгрузки надо.

– Хорошо, надо только подумать о содержимом такой комнаты.

– Ты же сам доктор. Вот и подумай, как можно снимать утомления, как отвлечь от психологических и мышечных перегрузок.

– Ты удивишься, Томас, но можешь обойти всю страну, но комнату психологической разгрузки вряд ли увидишь. Курилку – пожалуйста!

– У вас вообще всё не так, всё наоборот, – изумлялся иностранец, – со времён феодального строя у вас вообще ничего не изменилось. Я смотрю, как ваше начальство относится к простому люду. Всё зависит от расположения духа. И я не удивлюсь, если завтра увижу, как на центральной площади какая-то капризная дама наказывает публичной поркой не оправдавшего ожидания молодого человека из простолюдинов.

– Вот куда занесло моего немецкого приятеля, – засмеялся Сергей. – Про публичные порки даже я ничего не знаю. Откуда ты это взял?

– О, это было популярно в России. Дамы, или как их там… светские львицы, часто заводили себе молодых любовников из простого народа. Но если потом он хотел создать семью, расстаться со своей покровительницей не получалось, проходил он через унижения и публичную порку.

– Ну, это было в прошлом или позапрошлом веке. А сейчас другие нравы и другая культура. И светские львицы, то есть проститутки из высшего сословия, тоже ушли в прошлое, как и то, что называли «свет». Но тебя же все принимают, никто тебе не отказывает?

– Наверное, моё иностранное происхождение в какой-то мере даёт пропуск в любые кабинеты. Но знаешь, что я тебе хочу сказать. Никто мне не отказывает, все согласны, но никто ничего и не делает. Почему свои обещания не выполняют даже ваши начальники?

– Да, мой друг, так заведено у нас. Обещают тебе, наверное, потому что иностранца обидеть не хотят. А для выполнения надо искать ресурсы, что-то делать самому, что-то кому-то поручать и так далее. Кому это надо?

Так уж заведено в человеческом обществе – если ты что-то хорошо делаешь, то добрая слава о тебе распространяется, и со всех сторон к тебе обязательно потянутся люди, среди которых много тех, кого твоё изделие радует. Но будут и такие, кто отнесётся к твоим успехам с завистью. Найдутся и те, кто захочет навредить.

Узнав о немецком предприятии, жители города обрадовались ещё одной возможности получить хорошую работу. Тем более что и рабочих принимали из местного населения, и медицинский персонал будущего коллектива планировался из своих специалистов.

Скептики сразу махнули рукой: «Не получится у них ничего! Не дадут!» Как ни жаль, но они-то и оказались правы. Это были времена, когда законы развалившегося государства перестали работать. А новые законы не могли работать по причине их отсутствия. В Законодательное собрание приходили люди со своими претензиями на финансы и ресурсы разрушенного государства. Преследуя личную корысть, саботировали иные предложения. Куда и когда им было думать о государстве или о народе?

Решение пришло как бы само собой. Неожиданное появление Томаса в поликлинике предвещало что-то нештатное.

– Привет, Сергей! – поздоровался немец и вопреки обыкновению, не дожидаясь приглашения, присел на свободный стул.

– Привет! – ответил Сергей, проводил очередного больного и подал Томасу руку. – Что-то случилось?

– Нет, ничего такого, но нам надо поговорить.

– Тогда рассказывай, – Сергей присел, дав понять, что готов выслушать. – Что такого необычного произошло, что ты так расстроился?

– Сегодня я был у вашего начальника, – начал Томас, сдерживая эмоции. – Как его должность теперь называется? У вас же всё изменилось?

– Не знаю, Том, – отмахивался собеседник, – их называли секретарями и горкомами, но всегда они были начальниками.

– Мы уже почти месяц занимаемся ремонтом помещений, в Германии готовят к отправке оборудование, а арендный договор ещё не подписан, – возмущался Томас. – На сегодня он назначил встречу по вопросу подписания договора, я пришёл в назначенное время. И что ты думаешь?

– Я ничего не думаю, Том. Они же не просто так забрали себе все здания и сооружения. Должны же из этого извлечь выгоду для себя. Думаю, мог он продержать тебя час в приёмной.

– Нет, Сергей, – с тенью сочувствия возражал немец, – вы тут привыкли к такому обращению. Но он меня принял вовремя и даже чаю предложил. А на столе лежал наш договор. Он взял ручку. Ну, думаю, вот момент настал, сейчас всё решится. Но он взял бумагу и написал число с пятью нулями, подвинул мне, а на словах добавил: «марок».

– Что я могу тебе сказать, Том… Я договор подписывал с хозяином этого здания. Потом все здания стали муниципальной собственностью. Теперь тот договор недействителен, надо заключать другой. Назавтра они придумают что-нибудь новое, или этих посадят, и опять у нас будут проблемы. И так – до бесконечности. Что ты решил?

– Что я могу решить, Сергей? Он даже не извинился! – негодовал немец. – Даже не понимал, насколько унизительно его предложение для него самого, уже не говоря о том, что наносит оскорбления мне.

– А ты его вызвал бы на дуэль, – неожиданный переход Сергея на шутку несколько смазал напряжение и поставил точку на этой теме.

Слов уже не требовалось. Томас понимал, что от местного начальства с бандитскими аппетитами можно ожидать что угодно, но только ничего созидательного им предложить нельзя. О своих открытиях он доложил в Германию. Те выразили своё сожаление о потерянных средствах и несвершившихся планах по созданию клиники с германским оборудованием в далёком городе на российском севере.

Томас собрал коллектив рабочих, объявил о закрытии предприятия, выдал неустойку соразмерно двухнедельной зарплате, выразил сожаление, надел свою выцветшую спортивную куртку и красную бейсболку и отправился в аэропорт, чтобы вернуться в свою Германию и никогда больше не думать о создании клиники с германскими инвестициями в далёком сибирском Магадане.

Перед отъездом он сказал:

– Ваше начальство, Сергей, непатриотично! Они не думают о своей работе, о своей родине, о своём народе. Россия сильно изменилась. Советские люди любили родину, трудились на благо родины. А сейчас кушать хотят все, а работать никто не хочет. Все воруют, а в тюрьму никто не идёт.

– Ладно, Том, ты не расстраивайся. Передавай большой привет друзьям, передай мои сожаления, что с клиникой не получилось.

Встань и иди. Ты можешь!

Стремительные перемены ураганом пронеслись по судьбам, сметая не только экономику страны, но и сложившиеся устои, не оставляя времени для раздумий. Третьего не дано. Либо ты ночами не спишь и выплываешь сам, либо тонешь без шансов на помощь или спасение. Никто тебе руки не подаст, никто спасательный круг не подбросит. Неудача с германской клиникой потянула за собой изменения планов. Отказ от аренды больших площадей уже не оставлял сомнений, но для продолжения работы нужен был хотя бы минимум помещений и оборудования. Тем временем здания и сооружения в городе переходили из рук в руки. Как следить за событиями, с кем договариваться, у кого арендовать?

Возможно, словосочетание «богатые профсоюзы» звучит несколько смешно и нелепо. Но советские профсоюзы со своими стабильными доходами от членских взносов (а в членстве состоял весь трудовой народ) да ещё отчислений из государственного бюджета, собственных доходов от многочисленных социальных и культурных мероприятий, без проблем содержали многотысячный управленческий аппарат и щедро оплачивали им высокую зарплату. Профсоюзы строили грандиозные здания и сооружения, финансировали строительство и содержание домов и дворцов культуры, стадионов и дворцов спорта, корпусов санаторнокурортных и лечебных учреждений и щедро оплачивали путёвки трудящихся на отдых и лечение.

На одной из центральных улиц города возникло пятиэтажное нежилое здание с ярко окрашенными стенами и не менее ярким фасадом. У центрального входа красовалась отштампованная золотым шрифтом вывеска «Школа советских профсоюзов». Поначалу не возникало никаких сомнений, кого и чему собираются обучать в этих шикарных многочисленных классах и аудиториях, на оборудование которых денег не пожалели, ведь «Профсоюзы – школа коммунизма».

Пока ураган перемен не долетел до профсоюзов, Сергей успел заключить договор аренды. На втором этаже в двух помещениях вели приём врачи-специалисты. В огромном актовом зале, предназначенном для конференций, Сергей проводил занятия в школе народной медицины. Интерес к этому новому течению возрастал с каждым днём, запись на курсы велась на месяц вперёд.

Шёл набор в дневную группу обучения, когда в аудиторию вошли две женщины, волоча на своих плечах третью, посадили за парту, с облегчением вздохнули и удалились.

Был вводный урок, вопросы заданы, ответы получены, слушатели разошлись переваривать полученную информацию. На своём месте осталась одна Светлана – так звали девушку, которая, очевидно, без посторонней помощи ходить не могла. Девушка, как-то скукожившись, пряталась за партой, чтобы, не дай бог, её не обнаружили, и ужас охватил её, когда в её сторону направился человек, который в начале занятий представился и рассказал, что он врач и учитель, а теперь будет обучать их методам народной медицины.

– Вас Светланой зовут? – спросил он тоном, внушающим спокойствие, и присел в полповорота. – Можно узнать о ваших проблемах?

Щёки девушки налились багровой краской, по телу пробежала дрожь, на лбу выступили капельки холодного пота, сильно заломило в пояснице, что-то надо было ответить, но никакие слова на ум не приходили.

– Расслабьтесь и чувствуйте себя свободней, не волнуйтесь, с вами ничего плохого не случится, – продолжал разговор доктор, не дожидаясь ответа, понимая, что девушке трудно найти слова.

– Ничего определённого не говорят о моих проблемах. А вы можете что-нибудь сказать? – с трудом преодолев смущение, она выдавила вопрос, который, наверное, долго репетировала.

– Я смотрю, у вас с почками проблемы, да и печень долго загружали лекарствами, – говорил он, как бы размышляя вслух, потом повернулся лицом и спросил: – Вы принимали гормональные обезболивающие?

«Я лгала бы неуклюже, – подумала девушка, чувствуя себя на допросе, где нельзя ничего скрывать, – если бы сейчас ответила, что всё хорошо и никаких проблем с почками нет, да и печень работает безупречно. Однако тогда лишилась бы доброго расположения человека, на которого робко возлагаю надежды. Не задавайте мне вопросов, доктор, я на них не могу ответить», – пробегали мысли в голове девушки, звучать вслух они не хотели.

Вскоре она каким-то чувством поняла, что в его голосе звучит не пустая любезность, с такой уверенностью говорит человек, который на себя берёт ответственность. В памяти со скоростью быстрого кино пробегали картины из тех лет. Что только она не пробовала, и всегда теплилась надежда – а вдруг на этот раз ей помогут? Конечно, она помнила названия лекарств, среди которых гормональных тоже давали немало.

– Что вы делаете? – спросила она дрожащим голосом.

– Пытаюсь просмотреть ваши органы, вы не возражаете?

– Нет, я не возражаю, но у меня сильно болели ноги, а когда вы стали водить руками, боли прекратились.

– Это замечательно, что прекратились боли, надо привыкать к состоянию без боли, – бархатным голосом доктор пытался вызвать к себе доверительное отношение.

Девушка загрустила, радостное выражение лица изменилось, исчезла улыбка, чёрные серпообразные брови опустились, глаза закрылись, пряча слёзы.

«Если бы ваши слова, доктор… – подумала она. – Если бы вы знали, доктор, как я мечтаю об этом. Как я устала проливать слёзы ночами…»

– Расскажите о своих проблемах. Как долго они вас мучают, с чего началось, чем лечились? – доктор прервал мысленную прогулку девушки.

– О, это долгая история, доктор. Заболела я ещё в детстве, мне тринадцать лет только исполнилось, и до сих пор никто не может понять, что со мной. А что вас ещё интересует?

«Хорошая манера заканчивать диалог вопросом», – подумал доктор и продолжил свои мысли:

– Сразу, как только исполнилось тринадцать, я имею в виду, сразу после дня рождения?

– Откуда вы знаете? Да, так и было. После дня рождения.

Доктор давно привык к тому, что простые вопросы и выводы пациенты часто воспринимают за его необычную проницательность, подозревая в нём дар ясновидения и прочие таинственные способности.

– Нет же, – поспешил он объяснить, – конечно, я не знаю. Но так часто бывает. Болезни у детей часто появляются рядом с днём рождения. Накануне или сразу после. С тех пор вы лечитесь и терпите боли?

– Бывают иногда ремиссии, я даже между делом школу закончила и даже институт. Но лечусь постоянно. Доктор, а почему я сейчас боли не чувствую? Это гипноз, да? – в тоне девушки звучали тревожные нотки.

– Раз в медицинской терминологии преуспели, может, скажете, и какой диагноз ставили вам?

– С этим не всё однозначно. Здесь у нас ставили одно, в Москве другое, но все пришли к тому, что у меня обменная миопатия рецидивирующего течения да ещё что-то типа астенического синдрома.

– Во как! Я же сразу понял, что вы в медицинской терминологии преуспели. Астенический синдром, значит… Консультировались у психиатра?

– А что, доктор, значит, я сумасшедшая? – улыбнулась девушка.

– Все немного сумасшедшие, – улыбнулся он в ответ. – Рассказывайте своими словами о своих ощущениях. Не старайтесь подбирать медицинские слова. Вспоминайте с самого начала – с чего всё началось, в какое время суток начались первые боли.

– Вы точно угадали, доктор. Шестнадцатого отмечали день рождения, а семнадцатого я заболела, ночью почувствовала сильные боли, а утром с постели встать не могла. Никто не верил, что у меня что-то болит, врачи смотрели и говорили, что я здорова, а боли всегда были нестерпимые, таблетки давали, а они не помогали. Потом положили на обследование в больницу, но точно диагноз поставить не могли, лечение тоже не помогало, через год дали направление в Москву.

– Ночью вы заболели… А точно не помните – сразу после полуночи?

– Да, наверное, так и было.

Пока доктор и Светлана увлечённо обсуждали проблемы девушки, к двери подошли две женщины, тихонько приоткрыли и заглянули в щель. Увидев, что в классе кроме этих двоих нет никого, виновато прикрыли дверь и решили подождать.

– Вы заболели, когда вам исполнилось тринадцать, а теперь вам двадцать четыре – двадцать пять… Значит, лет двенадцать уже лечитесь, – рассуждал доктор. – Вам поставлена инвалидность?

– Да, и на этот раз вы угадали, доктор. Мне действительно скоро исполнится двадцать пять, а инвалидность мне установили сначала второй группы, и уже три года, как я инвалид первой группы.

– Вы хотите навсегда избавиться от своих проблем?

Неожиданный вопрос, заданный уверенным тоном, угодил по ее мозгам и перевернул все её внутренности. Лицо снова налилось лиловой краской, в висках застучало, что-то изнутри давило на глаза. Заломило в пояснице. Сильно сдавливая, по ногам проползали какие-то змеи, проникая где-то в пояснице, устремлялись вниз, кусались и кололись миллионами игольчатых жал. Обгоняя друг друга, мысли переплетались в голове. На мгновенье она вспомнила о своих мучениях, мелькали лица родственников, белые халаты, перемешались местные и столичные доктора и академики, уколы, медсёстры и разведённые руки, боли, боли, боли. Это кошмарное кино прокручивалось к финальному разочарованию. Наконец она вспомнила о вопросе доктора.

– Хочу, – тихо ответила девушка.

– Встаньте на ноги, – снова скомандовал доктор строгим тоном.

«Вот этого больше всего я боялась. Ведь доктор видел сам, что я ходить не могу… А ещё это волнение, всё тело дрожит. Да где же они, почему за мной не приходят?»

– Встаньте, не бойтесь! Встаньте и выходите из-за стола, – прервал он сумбурные размышления девушки и сам поднялся.

«Легко сказать. Думаете, я этого не хочу? Если бы я могла, давно бы пошла сама», – снова мысли стали путаться в голове.

Между тем она почувствовала какую-то силу, необычное состояние. Слова доктора, отдающие эхом где-то в мозгу, переплетались с её мыслями о том, что она ходить не может, сменялись другими мыслями, что это возможно, что всего-то только надо встать и сделать шаг, это естественно, она может, она это делала всю жизнь.

– Встаньте, не бойтесь, вы можете ходить! – утверждал доктор. – Вы можете, встаньте и идите!