Читать книгу «Дежавю. Любовь» онлайн полностью📖 — Сергея Зыболова — MyBook.
image

Глава 2

БЕЛЫЙ

Пока Эйв и Ски мирно беседовали о физических возможностях горения тел муравьев – противников строя в различных странах, Ронд, прилежно исполняя обязанности дежурного, вертелся на кухне, словно сумасшедший бельчонок в нескончаемом крутящемся колесе. Молоденькая дикторша в «ящике» с безумно красивыми небесно-бирюзовыми глазами совершенно монотонно, словно это была не живая особь, а искусно выправленный кукольный муляж, озвучила очередной указ президента страны Сная по ужесточению мер к «государственным преступникам». Каждый задержанный на улицах крупных городов после одиннадцати часов вечера отправлялся без каких-либо судебных разбирательств на тяжелые работы на восток страны в город Дситеррум-44, где вот уже не один десяток лет проводилась разработка и переработка урано-фосфатных руд, что означало, практически, смертную казнь, уныло растянутую на несколько трудовых лет. Ведь в условиях этого далекого поселения ни один из муравьев не мог прожить более пяти лет, за исключением добровольцев, устраивавшихся на урановый завод ради хоть какого-нибудь мало-мальского «куска хлеба», ведь у них условия труда и жилья были многократно лучше, чем у подневольных ссыльников, но при этом, они также были, по сути, обречены – добровольцам, в лучшем случае, был отмерен Всевышним десяток лет. Бесспорно, одной из привлекательных привилегий добровольцев-уранозаводчиков была свобода передвижения: они могли бесплатно передвигаться во время блаженного ежегодного двухнедельного отпуска на электропоездах, самолетами или автобусами – в любую точку континента. Эту «космически-вселенскую привилегию», как иронично называл ее Эйв, они всецело использовали для того, чтобы, как они сами говорили, «проветрить свои одежды от урановой пыли, а заодно напрочь развеять монотонность серых будней, накопившуюся за напряженный рабочий год». «Добровольный выбор», по сути дела, для многих являлся единственным решением жизненных вопросов, так как загнанные в угол безработные были вынуждены устраиваться на завод после безуспешных попыток найти рабочее место.

В заключение обыденных «Вечерних страниц» диктор, снова как по шаблону, сообщила о сезонном наборе в технические бригады «лимонников», трудяг с уранового завода, получивших свое прозвище из-за цвета униформы: защитных касок и плащей. Но вот «говорящая голова» бесследно растворилась в океане радужных красок и на плоском экране, после короткой рекламной паузы нового медового напитка, выросло поле из сотни разноцветных квадратиков, которые перемигивались и изменяли окраску, вдобавок ко всему телевизор пару раз неприятно пискнул.

– Ронд, слушай, давай уже иди скорей, докладывай! Ти-ви тебя ждет! – Ски прокричал, призывая товарища к действию.

Когда дежурный Ронд весело прискакал с кухни, Эйв и Ски напряженно сидели возле телевизора, переливающегося всеми цветами радуги. Они энергично протянули левые передние лапки, на которых красовались персональные жетоны и синхронно переглянулись. «Что такое? Самая обычная ежевечерняя процедура проверки наличного состава на местах?» Ронд осторожно взял лапки своих товарищей и оттянул жесткие пластиковые жетоны. «Пи-пи-пи», – издал согласующие звуки телевизионный аппарат, – это скорострельно набрал код на передней панели дежурный и озорно подмигнул друзьям, и холодные плоские белые жетоны бесследно утонули в боковой стенке плоского монитора. Ронд щелкнул переключателем, нажал еще на три кнопки, и картинка на экране телевизора из многоцветной преобразовалась в однотонное нежно-розовое поле – проверка прошла успешно.

– Ну, вот, на сегодня и все! Хотел вам еще что-то сказать, буквально только что хотел, но забыл… Ладно, вспомню – скажу тогда! – с восторженным колоритом сказал Ронд и вычертил правой лапкой над головой какое-то неимоверное приветствие.

– Отлично! Все, так все! – не протестовал Эйв и с улыбкой сердечно добавил. – Как скажете, батенька…

Именные жетоны выпали из телевизора как за дальнейшей ненадобностью, и освободившиеся Эйв и Ски поднялись со своих мест.

– Да-а-а, програм-м-м-мы кончитас. И нам осталось только одно – попить чай. Чай, чай, чай! – сказал Ронд.

– Чай – это хорошо! Чай – полезный напиток! – поддержал его Эйв.

– Осталось совсем чу-у-уток, и меньше, чем через час вы должны лежать в постели и видеть сны! Ну, или не видеть сны, но что лежать – это уж точно! Хотя, сны – очень важны в нашей жизни, так что – постарайтесь их увидеть! – подуставший Ронд криво улыбнулся и почесал усиковую ямку, откуда выпирал скапус усика, и заезженные днями, неделями, месяцами, годами фразы, с каким-то пустынным воздухом вырвались из его уст. Следующие слова, впрочем, как и многие другие, словно древние пирамиды, прочно и всецело запылили их бытие. А ведь именно из мизерных капелек набирается целый океан, из маленьких слов, дней, событий и состоит вся жизнь… – Надеюсь… – Ронд споткнулся на полуслове, но тут же продолжил. – Надеюсь, что завтрашнее утро не омрачит наше счастливое существование. Через пару минут я накрою на стол, и давайте – подходите.

«Вот именно, „счастливое существование“? Разве оно, это наше „счастливое существование“, изначально может быть счастливым? Существование – это проживание, а не полноценная жизнь!» – молниеносно просвистело в сознании Эйва и кольнуло с болезненной неприятностью в самое сердце.

– Хорошо-хорошо, – тут у Эйва неожиданно закружилась голова, все безудержно поплыло в голове, он осторожно поправил на запястье лапки жетон, нервно вращая глазами, будто резвый косой заяц на солнечной майской лужайке в ожидании, откуда прилетит смертельная опасность, и снова приблизился к оконному стеклу, прислонив голову к тонкой прозрачности, разделявшей мир квартирный и мир запредельный.

Домашний вещатель – телевизор – под крохотным, ужаренным коготком Ски нашел заслуженное успокоение и крепко-накрепко уснул до утра.

Уставший, умаявшийся мураш уныло подступил к единоутробному ложу, угрюмо уместившемуся в правом ближнем углу комнатного убежища, что напротив окна, и, быстро скинув рубашку, будто бы освободившись от угнетающей уздечки, угрюмых оков, удерживающих униженного узника, убаюкиваемый умеренным узором уличного урагана, утомленно упал, упорхнул в универсальный мир, предвкушая сладкий сон, угасающие усики упредительно качнулись, и лишь умилительная улыбка украсила узколобый профиль утихшего муравья. Упоительная услада… Уик-энд улетно ужимался и ужимался… Упакованный под завязку субботний день упредительно уползал, ускользал неуловимым ужиком в бездонную временнУю пучину. «Уймись, уймись же уже, без всяких там утопий, и упорно упахивайся до улета сил… без ультрамодных умничаний, таков твой удел! Утро унесет упаднический настрой, утопи условности уже, утопи их…» – учтиво ущипнул сам себя Ски и устыдился усушенному унынию. – «Узкие узелки судьбы никто не развяжет!» Течение мыслей, вроде, утихло, но только вроде, и он вдруг устыдился беспомощному своему состоянию: «У-у-у… Что же муравьи могут упредить в судьбе? Что могут успеть сделать? Что я сам могу?..»

Буквально через минуту, точно по учрежденному Уставу, раздался звонкий голос Ронда, призывавшего к легкому ужину:

– Всё готово! Вэлком-вэлком! Вы обо мне не забыли?! Вас ждет чай и небольшие вкусности! Давайте пошустрее!

– Да идем, идем-м-м! – в один голос прожужжали Эйв и Ски, переглянулись, что-то между собой еще иронично хихикнули и направились на кухню.

В центре уютной кухни располагался небольшой вычурный треугольный стол с аккуратно закругленными углами – рассчитанный как раз на всех обитателей однокомнатной квартиры, – объект авангардной мебели. Стеклянная матовая поверхность его столешницы слегка подсвечивалась встроенными нежно-зелеными неоновыми лампами, создавая по-домашнему теплое уютное настроение. Вечером можно было не включать верхний свет, а наслаждаться подсветкой стола, что делало чаепитие по-настоящему домашней интимной традицией.

На столе ароматно дымился чай, безмятежно заполняя всю кухню сладостной мятной свежестью. «Точно так же приятно сквозило всегда у нас в интернате!» – отметил про себя Эйв. Над столом сосульками свисали три ярко-зеленых колокольчика – простецки-незамысловатая лампа. Один из стеклянных самоцветных цветков садил приглушенным светом, растворяя вечерние посиделки. С какой целью Ронд ее включил, хоть и не на полную мощность, а всего на треть – было неясно.

Все трое аккуратно, чтобы случайно не обжечься, переливали душистое содержимое из одной кружки в другую, прямо-таки «пенсионерским способом», как язвительно заметил Ски. Безмолвная тишина. Всемирная тишина. Пожалуй, немного грустная… Слышно лишь дружное журчание охлаждаемого чая.

Ни с верхних, ни с боковых квартир не было слышно ни единого звука. В соседних квартирах, во всем огромном здании в эти минуты тоже наслаждались традиционным чаепитием. Да, именно во всем сорокаэтажном стеклянно-бетонном кубике. В многоквартирном доме, который принадлежал, впрочем, как были собственностью и десятки других, точно таких же строений, известному не только в городе, но и во всей стране промышленнику Тейку Ди. Чтобы устроиться на работу на его завод радиотехнических деталей, где пожизненно трудились Ронд и Эйв, и чуть позже появился Ски, или на известный автомобильный гигант, или на один из заводов оборонно-промышленного комплекса, достаточно было одного! Всего одного-единственного! Надо было просто-напросто родиться счастливчиком! Его рабочие были обеспечены всем необходимым для безбедного существования: им предоставлялась оплачиваемая жилплощадь и вполне приличный заработок! Оставалось только одно – самоотверженно трудиться не покладая лапок, не останавливаясь ни на минуту. Трудиться, трудиться и трудиться!

С раннего детства будущие рабочие индустриальных гигантов Тейка Ди добросовестно воспитывались в специализированных интернатах. За долгие годы, да можно точно сказать, что и за долгие столетия развития муравьиного общества, сама собой выстроилась стандартная схема заботы о тех, кого вырастили, воспитали, выучили, «выпустили в жизнь» – их полная и абсолютная самоотдача, их труд, не терпящий условностей. Родили, вырастили, дали мало-мальское образование, плюс специализированное для работы на фермерском хозяйстве или предприятии. Никто из воспитанников учреждений не знал, есть ли у них родители или нет. Именно в этих, широко распространенных, интернатах малолетним муравьишкам прививались навыки работы, как образа жизни-самопожертвования, полной и беспринципной самоотдачи: по несколько длительных (для детского неокрепшего, порой искренне-наивного сознания – просто бесконечных) часов в день они без устали орудовали суровыми инструментами, сначала с наивными ошибками, затем – постепенно нарабатывая навыки, а потом уже – «на автомате», проворно и с неподдельным энтузиазмом закручивая непостижимые детским умом деталюшечки; немного подрастая, мурашики проводили почти все «свободное время» (так называемое – «свободное от работы») на сборочном конвейере в цехах завода, выполняющего государственные заказы для оборонной промышленности, тогда-то они и впервые услышали непонятное слово «вооружение», и стали гордиться (ведь им именно так и сказали: «Гордитесь, вы работаете на великое дело!»), что помогают своим доблестным трудом любимой Родине в нескончаемой вековечной войне с враждебным агрессором, который был необозримо далеко! Дальше, чем казалось многим взрослым, и ближе, чем воспринималось детьми.