Глава 2

При ярком свете дня дом, в котором Константин побывал вчера вечером, показался ему не таким уж и мрачным – кирпичная четырехэтажка, построенная в середине пятидесятых, вполне добротная и респектабельная. Картину дополняли утопающая в зелени детская площадка, традиционные старушки у подъезда, трое алкашей с удивительно интеллигентными рожами, распивающих на лавочке бутылку вина со смешным названием «Крыжачок»… В общем, самый обыкновенный двор, чем-то неуловимо напоминающий тихие арбатские переулки.

Поднявшись на четвертый этаж, Константин внимательно осмотрел двери четырнадцатой квартиры – ничего такого, что внушало бы подозрение. Перед дверью – посеревший от пыли резиновый коврик. На нем – слой песка. Замок стандартный, обычная дверная ручка, «глазок» самый обыкновенный. Приложив ухо к дерматиновой обивке, прислушался. Из-за двери не доносилось ни звука. На какой-то миг ему показалось, что все произошедшее с ним вчера – не более чем игра воображения.

Терзаемый сомнениями, отошел к двери соседней квартиры и нажал кнопку звонка. Через пару мгновений до его слуха донеслись легкие, едва уловимые шаги, и женский голос спросил:

– Кто там?

– Из жэка, – соврал Константин, по опыту зная, что любой другой ответ вряд ли заставит хозяев открыть ему дверь. Послышался скрежет замков, и на пороге появилась тридцатилетняя белокурая женщина. Даже старенький выцветший халатик был не в состоянии скрыть достоинства ее отменной фигуры – высокую грудь, осиную талия, чуток широковатые бедра, точеные, словно вырезанные из мрамора, щиколотки. Мечта каждого мужика, да и только! Портили впечатление лишь порванные колготки да заношенные до дыр тапочки, «просящие каши». Перехватив взгляд Константина, женщина откровенно смутилась. И, чтобы скрыть неловкость, заговорила деланно резким голосом:

– Ну, наконец-то! Где вас черти носят? У меня говно уже через край льется! Соседи скоро счет предъявят… – И отступила назад.

Догадавшись, что его приняли за сантехника, Константин переступил порог и очутился в просторной прихожей. Похоже, что лет двадцать назад семья, проживающая в этой квартире, не знала нужды. Стены были оклеены моющимися обоями «а-ля кирпичик», модными в середине восьмидесятых, пол устелен паркетом. На стенах висели чеканки с изображением картинок из жизни грузинской деревни. Теперь же от прежней роскоши почти ничего не осталось – обои выцвели, паркет стерся до дыр, а панно стали тусклыми и почернели. В большой комнате, дверь в которую была распахнута настежь, оказалось не лучше – облупленная полированная мебель из ДСП; диван, протертый до дыр; такой же старый ковер… Стало нестерпимо горько, что такие красивые бабы, как эта блондинка, в целях экономии вынуждены носить рваные колготки, а свои лучшие годы проводить среди подобного убожества.

– Ну же, что вы там топчетесь? – послышался из глубины квартиры недовольный голос хозяйки. – Туалет у нас в конце коридора!

– Вообще-то я не сантехник, – признался Константин.

Блондинка вернулась в прихожую и смерила его настороженным взглядом:

– А кто?

– Знакомый семьи Дегтяренко. Они ведь в четырнадцатой проживают?

– Раньше проживали в четырнадцатой… Но теперь их там нет.

«Ага, значит, в справочном бюро ничего не перепутали!» – подумал Константин и уточнил:

– Они переехали?

Поколебавшись, блондинка кивнула.

– Знаете, куда?

– Нет. Адреса не оставили.

– Тогда ладно. Извините за беспокойство… – Константин собирался было уйти, но вдруг вспомнил о засоренном унитазе. Похоже, местные сантехники не очень-то и торопятся исправлять поломку. Оно и понятно – с женщины, которая не может заработать себе на колготки, навар небольшой. И им это известно гораздо лучше, чем кому-либо другому. Ну даст она им на бутылку, и что? Ради этого с говном полдня возиться?..

Тяжело вздохнув, Константин принялся расстегивать куртку:

– Я, конечно, не сантехник, но кое-что смыслю в этом деле… Идите, показывайте, что там у вас стряслось…

…Через полчаса ему удалось устранить поломку. Как оказалось, там не было ничего сверхъестественного – всего-навсего засорился унитаз. Вытащив из него кучу всякого дерьма, в прямом и переносном смысле слова, Константин заодно починил и текущие в ванной краны и прибил крючок для полотенец. От радости хозяйка потеряла дар речи. Когда Константин, вымыв руки, собрался уходить, схватила его за рукав куртки и попыталась сунуть ему в ладонь смятые купюры.

– Вы что? – возмутился Константин. – Да я вам от чистого сердца помог…

– Господи, первый раз встречаю такого человека… Тогда хоть чаю попейте… С пирожками…

Распивать чаи Константину было некогда, но, мгновение поразмыслив, он решил все же остаться – вдруг удастся узнать что-нибудь о Полине и ее дочери? Быть такого не может, чтобы ближайшая соседка не знала их нового адреса!

– Как вас зовут? – спросил он, глядя в небесно-голубые глаза женщины.

– Нина… – улыбнулась та. – А вас?

– Константин… Ну что, Нина, идемте пить чай!

Вытянутая, словно пенал, кухня поражала чистотой и убогостью. Старые подвесные шкафчики, казалось, вытащили из помойки и тщательно отдраили порошком – такой допотопной конструкции они были. А газовую плиту столь странной формы Константин видел разве что на фотографиях в книге о вкусной и здоровой пище, выпущенной в начале пятидесятых. Слава богу, что хоть тонконогая табуретка, на которую он опустился не без опаски, оказалась нерасшатанной. Иначе чаепитие пришлось бы отложить до неопределенного времени. Нина принялась суетливо расставлять на столе чашки, заваривать чай, подсовывать Константину на тарелку румяные, явно самодельные пирожки. Чтобы завязать разговор, он спросил:

– С чем пирожки-то, хозяюшка?

– С капустой… Да вы ешьте, не стесняйтесь! Сама пекла.

– А я и не стесняюсь!

Пирожки в самом деле оказались отменными. В последний раз точно такие же – с капустой – Константин ел еще тогда, когда была жива его мать. А с тех пор, похоже, и не пробовал. Все больше налегал на магазинную сдобу, искренне считая, что она ничем не хуже самопеченой. И только сейчас, попробовав Нининых пирожков, понял, что ошибался. Между магазинными булочками и этим шедевром кулинарного искусства была огромная разница. Может быть, потому, что пирожки все еще хранили тепло рук хозяйки, ее энергетику…

– Нина, вы прекрасно готовите! – от души похвалил Константин, уминая четвертый по счету пирожок.

От его похвалы женщина зарделась.

– Да бросьте! Пеку потому, что так дешевле выходит, чем покупать готовое… Зарплата-то у меня мизерная, а дочка очень любит всякие там булочки и пирожные. Вот и приходится выкручиваться…

– Сколько лет вашей дочке?

– Шесть. В этом году в школу пошла.

– Надо же, какая большая! Ровесница Юленьки Дегтяренко, если не ошибаюсь?

Нина опустила глаза и едва слышно ответила:

– В одну группу в детском саду ходили…

– Вы и вправду не знаете, куда они уехали?

– Нет… Может, к мужу? Он вроде бы где-то в России работал.

– К мужу они уехать не могли. Он погиб…

Бросив на Константина испуганный взгляд, Нина прикрыла ладошкой рот.

– Господи, это правда?

– К сожалению.

– В аварию попал?

– Не совсем. Но что-то вроде того… Я был с ним рядом до самого конца. Павел очень просил, чтобы я разыскал в Минске его семью. Боялся, что они нуждаются…

– Да, горя они хлебнули порядком… – Нина горестно вздохнула. – Пашка ведь не от хорошей жизни на заработки в Россию подался. Жили они тяжело – помогать-то некому, считай оба сироты, а на зарплату у нас не проживешь. Вот он и решил подкалымить. Вначале присылал деньги, а потом как отрезало – ни слуху ни духу. Полина, бедненькая, вся извелась. Думала, что он другую бабу нашел. Потом плюнула на него и стала как-то сама выкручиваться. Она ведь журфак закончила, так что язык у нее подвешен будь здоров. Пробовалась на телевидение, на радио. Никуда, правда, не прошла. Потом в какую-то газетку пристроилась. Вначале, конечно, трудно было – командировки, то да се. Потом вроде бы втянулась… Да и деньги у нее стали появляться: то кофточку себе прикупит, то курточку Юльке…

– А квартиру, в которой они жили, кто купил?

– Не знаю… Да и не думаю я, что Полина ее продала. Ведь главный квартиросъемщик Пашка был – ему эта квартира от родителей по наследству досталась. Как же без его согласия она могла бы ее продать?.. Нет, скорее всего она эту хату кому-то сдала…

– Вы видели, как они уезжали?

– Откуда? Сама узнала об этом случайно. Около месяца назад забежала к ней по-соседски за хлебом. Звоню-звоню, а мне не открывают. Собралась было уходить, как вдруг какой-то молодой парень из двери высовывается. Белобрысый такой, рожа противная до омерзения. Я спрашиваю: «Полина где?» А он отвечает, что Дегтяренко здесь больше не проживает. Уехала, мол, из Минска, а куда – не знает… Я тогда, помню, здорово обиделась. Надо же, думаю, Полька, нахалка, даже не попрощалась. Нет, близкими подругами мы с ней никогда не были. Но друг дружке помогали. Когда она уезжала в командировки, всегда приводила ко мне Юленьку. А если брала девчонку с собой, тоже заходила – ключи оставить…

Константин нахмурился – учитывая то, что вчера вечером творилось в четырнадцатой квартире, скоропалительный отъезд Полины выглядел очень странно. Хорошо, если Нина права и Полина просто-напросто сдала свою жилплощадь, а сама на время переселилась в другое место. А если нет? Если она вынуждена была уехать?..

Занятый своими мыслями, Константин только сейчас заметил, что все это время Нина продолжала о чем-то возбужденно рассказывать.

– …одно утешает, что не одну меня Полина так нагло проигнорировала. Недели две назад приходила ее закадычная подружка Женя Томашевская. Они вроде бы в одной редакции работали. Тоже о Полине спрашивала. Я ей рассказала все, что знала. Женя, как сейчас помню, здорово расстроилась… Оказывается, Полина обнаглела до того, что вовремя не сдала какую-то там статью. Они пару деньков подождали, а потом стали ей на мобильник названивать. А мобильник-то отключен. Тогда стали домой звонить. Нарвались на какого-то мужика, которому недавно поменяли номер – дали тот, что раньше был у Полины… Ума не приложу, зачем она от телефона-то отказывалась?

Константин отчетливо помнил, что вчера, когда он торчал в четырнадцатой квартире, его спугнул телефонный звонок. Значит, телефон там все-таки остался, только номер почему-то поменяли.

– А где Полина работала? – спросил он.

– Да писала статьи под заказ для разных там газетенок. Где больше заплатят, туда и пишет. В последнее время хорошо платили в «Свободе». Есть у нас такая газета оппозиционная. Дрянь всякую про президента печатает, но людям нравится…

– Адрес редакции не подскажете? И, если можно, телефон Полининой подруги. Жени, кажется?

Нина смущенно улыбнулась и развела руками:

– Чего не знаю, того не знаю. Мы с Полиной, конечно, хорошо ладили, но телефоны своих подруг она мне не давала. А если мне надо было с ней самой связаться, то я звонила на сотовый. Ей в редакции его выдали… А что до адреса, то сейчас в газете посмотрю. Они всегда на последней странице свои координаты печатают…

Вытерев руки, Нина кокетливо улыбнулась и упорхнула из кухни. И хотя после всех услышанных новостей аппетит совершенно пропал, Константин взял с тарелки пирожок и машинально надкусил его. Да-а-а, сложившаяся ситуация выглядела более чем странно. Полина выехала из квартиры, не попрощавшись с соседкой. Более того – подвела людей, которые рассчитывали на ее статью. Отключила мобильник, прервав связь с внешним миром, из вещей, похоже, взяла самый минимум. Столь поспешный отъезд очень напоминал бегство…

«Надо идти в милицию! – решил он. – Только примут ли у меня заявление? Я ведь не родственник, не коллега по работе… Нет, вначале, пожалуй, стоит заглянуть в редакцию. Может, там чего знают?..»

– Ну вот, адрес я вам нашла – улица Чкалова, дом двенадцать, четвертый этаж… – Нина положила на стол газету и, чуток помявшись, протянула ему фотографию. – А вот это мы в прошлом году с Полиной снимались… На празднике города…

Затаив дыхание, Константин взял снимок. На фотографии были изображены четверо – двое детей и двое взрослых. Дети – смешливые девочки с огромными белыми бантами, – крепко обнявшись, весело хохотали, без стеснения демонстрируя полное отсутствие передних зубов. Справа от них с застывшей улыбкой на красивом лице стояла Нина. Рядом с ней, кокетливо поправляя волосы, прямо в объектив улыбалась тоненькая черноволосая девушка с родинкой-мушкой над верхней губой. Короткий ярко-красный топик, едва прикрывавший миниатюрную грудь, множество цепочек на шее, тяжелый, серебряный браслет на тонком запястье – на первый взгляд Полине Дегтяренко можно было дать не больше восемнадцати. Особенно в сравнении с Ниной – степенной мадам. Даже не верилось, что у такой юной девчонки может быть шестилетняя дочь.

– Вот она, Полина, во всей своей красе! – В голосе Нины отчетливо читалось пренебрежение, смешанное с легкой завистью. – А вот это Юлька, ее дочка… – Она ткнула пальцем в темноволосую малышку, неуловимо напоминающую Пашку, каким он был лет пятнадцать назад, – такая же широкая улыбка, такой же лукавый взгляд.

– Можно мне взять эту фотографию? – спросил Константин.

Нина пожала плечами.

– Конечно, берите… Но зачем?

Поколебавшись, он признался:

– Мне почему-то кажется, что Полина попала в беду. Хочу зайти в милицию – пусть объявят розыск.

– Ой, не смешите меня! – Нина натянуто улыбнулась. – Сразу видно, что вы ее плохо знаете. Полька – черт в юбке. Сама кого хочешь до беды доведет!

Решив не спорить, Константин сунул фото и газету в карман куртки и стал прощаться. Нина не скрывала своего разочарования – похоже, в глубине души она рассчитывала, что Константин задержится у нее еще на пару часиков. И не просто для того, что попить чаю с пирожками.

– Вы уж заходите как-нибудь вечерком, если узнаете что-нибудь о Поле… – щебетала она, провожая его до двери. – Все-таки не чужая – семь лет рядом прожили.

– Обязательно, – кивнул Константин. Несмотря на обещание, он очень сомневался, что в ближайшие несколько дней у него найдется время заглянуть к этой красавице. Все, что ему было нужно, он уже узнал. А крутить роман, пусть даже и с такой симпатичной женщиной, как Нина, у него не было никакого желания. Не для того он сюда приехал…

* * *

Вначале он решил, что ему померещилось и темно-красная «Вольво», держащаяся чуть позади такси, просто едет по тому же самому маршруту. Но интуиция, мирно дремавшая все утро, вдруг встрепенулась и сладким голосом стала нашептывать ему на ухо всякие гадости: «Тебя ведут, олух!.. А если ты этого не замечаешь, значит, ты – полный кретин!»

В очередной раз оглянувшись и увидев, что «Вольво» по-прежнему висит у них на хвосте, Константин поинтересовался у водителя:

– До Чкалова далеко?

– Минут через двадцать будем на месте.

– Пожалуй, я здесь выйду.

Таксист, ничуть не удивившись переменчивости клиента, снизил скорость и принялся искать место для парковки. «Вольво» совершенно внаглую повторила этот же маневр. Теперь Константин не сомневался, что за ним ведется наблюдение. Причем те, кто его вели, не считали нужным скрывать свои намерения. Расплатившись с водителем, он выскочил из такси и внимательно огляделся. Города он совершенно не знал, но не сомневался, что при желании сможет легко оторваться от «хвоста». Особенно на такой людной улице, как эта. Взглядом пробежавшись по вывескам, мысленно отметил про себя, что совсем рядом находится ГУМ – огромное серое трехэтажное здание со множеством входов и выходов. Закурив сигарету, он рассеянно оглянулся по сторонам. Приказывая себе не оглядываться, не спеша двинулся вперед, изображая из себя праздношатающегося. Когда до входа в ГУМ оставалось не больше метра, резко выбросил недокуренную сигарету в урну и слился с толпой людей, входящих в универмаг.

На одном дыхании взбежал на второй этаж и, спросив у продавца, где находится отдел мужской одежды, бросился туда. Слава богу, что в отделе крутилось довольно много народа. Константин снял с вешалки первую попавшуюся куртку и ринулся к примерочной кабинке. Быстро переоделся и только после этого взглянул на себя в зеркало. И… едва сдержался, чтобы не расхохотаться, – куртка, которая сидела на нем довольно ладно, оказалась до неприличия молодежной. Капюшон, белые вставки, карманы-кенгуру… Наверное, на подростке она смотрелась бы вполне уместно, но то-то и оно, что свое шестнадцатилетие Константин отпраздновал больше двадцати лет назад…