6

Виктор Иванович Чесноков к встрече с бывшим взводным, начальником караула, готовился основательно. Проследил по документам весь служебный недолгий путь Федотова от училища до тех самых семи часов вечера, когда в него вошли две пули. Курсантом Федотов был средненьким, но дисциплину не нарушал, задачи, которые перед ним ставили, выполнял, пусть не образцово, но вовремя. Мог ли он вступить в сговор с преступниками? В части офицер успел прослужить полтора года, двадцать лет назад это было, и его бывшие сослуживцы – Чесноков нашел и их – только плечами пожимали: трудно об этом судить, Федотов всегда слыл тихим, незаметным. Но, в конце концов, все они предположения делали одинаковые: вряд ли. Ведь если человек с гнильцой, то за полтора года эта гниль вылезла бы, проявилась. А о Никифоре Яковлевиче и слова плохого сказать нельзя. Тихоня.

И все же окончательные выводы, конечно, делать рано. А вдруг! Известно же: в тихом омуте черти водятся… Можно ведь предположить, что бандиты решили сэкономить на обещанной доле… Однако в данном конкретном случае – вряд ли.

Когда Федотов ушел, Чесноков откинулся на стуле, забарабанил пальцами по столу, прикрыв глаза:

– И что скажешь, Костя? «Глухарь» полнейший? Или есть какие-то мысли?

– На уме у меня пока только одно, Виктор Иванович. Надо звонить майору Веретенникову, чтобы узнать чуть больше об этом бандите, Дешериеве. Служил ли он срочную, а если служил, то где. И вообще, попробовать его разговорить.

– Ход твоих мыслей понятен и правилен, – согласился Чесноков. – Судя по возрасту, Дешериев мог быть тем солдатом, у которого, как выразился бывший взводный, волчий взгляд. Вполне можно допустить, что именно он убил сослуживцев, спер мину… Только не верю я в такие совпадения и в такое везение, что мы сразу на нужного нам типа выйдем. Хотя, чем черт не шутит!

Веретенников по Дешериеву отчитался быстро, так как уже собрал о нем всю доступную информацию. Срочную экстремист, да, служил, но двумя годами раньше, чем произошла пропажа «ядерного ранца», и на Урале. А разговорить его уже никак не удастся: полтора часа назад главарь банды умер, так и не приходя больше в сознание. Не успели вытрясти информацию из мерзавца…

– Ну вот, – сказал Чесноков, – поскольку первая версия у нас отпала, делюсь с тобой, Константин Иванович, дополнительной информацией. В расстреле караула и пропаже ранца осталось много загадок, которые нам с тобой никто не поможет разгадать. Как ты понял, казарму с «ружпарком» подпалили, она сгорела дотла. Когда подъехали пожарные, полиция и представители инженерно-саперного батальона, на пепелище обнаружили семь трупов, опознать которые было уже невозможно, и пять автоматов, которыми были вооружены бойцы.

– Погоди, Виктор Иванович, – перебил его Молодцов. – Почему – семь трупов? Их всего семь человек там было, пять солдат, старший лейтенант Федотов и гражданский, ученый или кто он там. Но офицер оказался на улице и выжил, а кто-то из этого количества людей в него стрелял и ушел с ранцем… Значит, погибших должно быть максимум пятеро!

Чесноков продолжал выстукивать барабанную дробь:

– У меня, товарищ подполковник, по математике твердая четверка в школе была, во всяком случае, считать до семи я тоже могу. Повторяю, сгоревших трупов обнаружили семь. Что еще удалось установить – убитых облили бензином, а потом подожгли. Документов при них не сохранилось – обгоревших по приметам не опознать, а жетонов у солдат-срочников тогда не было, про ДНК эксперты тогда вообще имели слабое представление, к тому же – это ведь Кавказ… Официальное расследование знаешь чем закончилось? Удовлетворением интересов всех сторон! Во как! Было записано, что на военный городок напали вооруженные бандиты, солдаты оказали им мужественное сопротивление, погибли при исполнении… Ну, в общем, милиция преступление раскрыла, но преступников не нашла, на славный батальон черное пятно тоже не легло – сражались бойцы. А пропажа «ранца» нигде даже не оговорена. Будто его и не было…

– А как он туда вообще попал – об этом что-нибудь известно? С чего вдруг у обычных саперов появился «ранец»?

Следователь ФСБ горестно вздохнул и сложил руки на груди:

– Представляешь, Константин Иванович, даже в то дурное время, когда в ротах неучтенные портянки и подштанники находили, шеи за это мылили старшинам и ротным, – не пропадали такие «изделия». Это же ядерное оружие! Разбирались по полной программе, ведь переполох поднялся бы, даже если бы автомат пропал или лишним оказался, а тут – «ядерный ранец», ценнейшее и секретнейшее изделие, за которым вроде бы тысячи глаз следить должны!

– Плохо, что тысячи, – заметил Молодцов. – Известно ведь, что у семи нянек дитя без глазу.

– Странно все это… Возможно, командование батальона было вообще не в курсе охраняемого груза – секретность… Но кто его туда отправил?

– Во, точно. И ведь что интересно, по документациям – не мог этот «ранец» в «ружпарке» храниться, поскольку был отправлен, грубо говоря, на переплавку. Что отправлен – есть такая бумага, а что уничтожен, согласно всяким там конвенциям, – этого документа нет. Что секретный снаряд в «ружпарке» этой роты делал, батальонное начальство ответить на этот вопрос нам не может. Сам комбат погиб в Первую чеченскую, из двух старших офицеров батальона один умер, второй на пенсии, и об этой мине – ни сном ни духом. Допросили уже…

– И инженерная служба про изделие, которое у них находилось, тоже ничего не знает. Так? – дополнил Молодцов.

– Само собой, – кивнул Чесноков. – Инженер части едва дара речи не лишился, в предынфарктном состоянии пребывал, когда я ему на допросе рассказал, что мы ищем. Значит, история с миной или на очень высоком уровне проворачивалась, или на глупейше низком, что тоже бывает: советских прапорщиков сбрасывать со счетов тоже нельзя. Типа по ошибке завезли, оставили… Ну, вроде как в продуктовом магазине: просишь докторскую колбасу, а тебе сырокопченую взвешивают и продают по дешевой цене. Крайне редко, но бывает и такое.

– Хороший пример, – усмехнулся Костя. – Только с колбасой проще, колбасу разыскивать не надо. А здесь… А что с прапорщиками батальона?

– Картина такая же, как и с руководством: двое погибли еще в Первую чеченскую, один оставшийся начсклада тоже опешил – впервые слышит. Но мы его еще поколем…

– Фамилии погибших бойцов вам удалось восстановить, Виктор Иванович?

– Удалось. Но времени мало было, чтоб покопаться там как следует, потому придется немного подождать: мои товарищи попробуют разыскать и по Интернету сбросить сюда их фотографии. Дело, как понимаешь, сложное и хлопотливое. Надо дембельские альбомы сослуживцев пересмотреть, официальные снимки найти, которые три на четыре, но они мало что подскажут. Федотов запомнил лоб и глаза убийцы, следовательно, нужен крупный план, особый ракурс…

7

В гостинице, куда их поселили, всем достались хоть и маленькие, без изысков, но одиночные номера.

Вечером к Молодцову заглянул Вячеслав Калинин, спросил, знает ли он этот южный город и не составит ли ему компанию – хочется осмотреться, прогуляться и поговорить.

А почему бы и нет?

Зимы здесь не было еще и в помине, вместо снега по аллеям парка шуршал под ногами настил нападавших листьев. Но ветер дул со стороны реки уже далеко не ласковый, колючий, прогулке не сопутствовал, и они заглянули в маленькое пустое кафе, выпили по бокалу домашнего вина. Через стеклянную стену этой забегаловки наблюдать за осенью было куда приятней.

– Слава, а ты, случайно, не знал того ученого, который был здесь, на Кавказе, ответственным за вашу ядерную мину?

– Я даже не знал, что здесь был «ранец», – покачал головой Калинин. – Мое дело – изобретать, а эксплуатировать – это уже иное.

– Совсем иное? – спросил Костя.

– Может быть, не совсем… Ну, вот, к примеру, Сергей Палыч Королев был генеральным конструктором, но космические корабли не сам придумывал и не летал на них.

– Не летал, но, думаю, не отказался бы полететь, если бы ему разрешали. Только разрешения никто не давал: вдруг какая-то неточность в расчетах, строители что-то напортачат, стечение обстоятельств – и генерального конструктора не станет.

– У нас ошибки быть не может, – жестко произнес Вячеслав. – Если бы я в этом городе собирал свою мину и ошибся, не было бы не только меня, но и города.

Молодцов бросил на него быстрый взгляд:

– А если бы… Если бы «ранец» оказался в эпицентре пожара, он мог бы взорваться?

– Нет, – ответил Калинин. – Хотя, если быть точнее, от одного пожара мина бы не ожила. Но… Я не знаю точной конструкции пропавшего изделия, их ведь было, я уже говорил, несколько модификаций. При одной допускалось, что мина может сдетонировать, если при высокой температуре рядом раздастся взрыв определенной мощности… А эта, пропавшая, что, горела?

– Нет, ее успели вынести до пожара.

Ожил мобильник Калинина, и когда он посмотрел на экран, суровое лицо ученого подобрело.

– Оля, я не знаю, когда приеду… Правильно питаюсь, правильно! И горло берегу. К тому же здесь теплынь. Я привезу рыбы, орехов и меда. Дети как?… Прекрасно, привет им. Целую!

– Жена, – отключившись, пояснил он Косте.

– Разборки не устраивает?

– Ну, что вы! Привыкла. Я езжу в командировки часто. Только все боится, что я заболею – я ведь кормилец своей большой семьи! Но подвержен, знаете ли, простудам. Мороз, жару переношу хорошо, а вот такие пограничные погоды…

– Она тоже физик?

– Нет, преподает литературу в институте, гуманитарий на сто процентов. Для нее мои формулы и опыты – темный лес. Как для меня особенности прозы Гоголя… – рассмеялся Вячеслав. – Я ее очень люблю. И троих наших детишек. Старшенькая в первый класс пошла. А у вас есть дети?

– Пока холостякую… – Молодцову стало неудобно от этого признания. – Но в скором времени… надеюсь…

– Да, в вашем возрасте уже пора обзаводиться семьей и детьми…

Ха! Да у Кости был прекрасный шанс обзавестись семьей еще перед выпуском из училища. Он уже полгода проводил увольнительные с симпатичной студенткой из мединститута. Маша, модельная девочка, умничка, высокая, под стать ему, была дочерью зама главы администрации района и проректорши университета. Молодцов был вхож в их дом и оценен как достойный жених. Но время было неспокойное, особенно для военных, и будущий тесть сказал как-то за ужином:

– Константин, в моих силах – есть связи – сделать так, чтобы ты снял погоны. Ты же и юристом можешь работать, это я тоже устрою.

Потенциальная теща добавила:

– Да, Костик, да! Мы не хотим, чтоб дочь поседела, ожидая тебя из горячих точек. Юристы хорошо получают, к тому же с квартирой мы вам сразу поможем. Ты посоветуйся со своими родителями…

Маша сидела с умным видом и молчала. Она не хотела перечить папе с мамой и ее устраивала та перспектива, которую они нарисовали.

Костя ни с кем советоваться не стал. У него было свое мнение и видение будущего. Когда пришло время вместе с товарищами бросать в рюмку первые лейтенантские звездочки, он позвонил Маше и сказал:

– В Магадан меня распределили. Поедешь со мной?

– Ну что ты! Там ведь зимой морозы за пятьдесят! – охнула она.

Это был их последний разговор.

Молодцов на семейные темы разговоров не любил и круто поменял тему, затронутую Калининым:

– Вячеслав, с сегодняшнего вечера ты занимаешься со мной ликбезом. Будешь учить меня, как можно надежно обезвредить вашу мину.

– Зачем? – удивился тот. – Я же сюда и направлен как раз, чтобы…

– Зачем ты направлен, я знаю, – перебил его Костя. – Но это Кавказ. Здесь блюда острые подают, желудок прихватить может с непривычки, и потом, горло подведет в самый неподходящий момент. Погода видишь какая? Сырая и промозглая. И такой будет еще долго. И потом, ты ведь в горы не ходок…

– Нет-нет, – запротестовал ученый. – Ничего со мной не случится! И в горы я студентом ходил, в походы…

– Прекрасно, что ты меня понял. – Молодцов будто бы и не слышал Калинина. – Значит, так. Рисуешь подробнейшие схемы знакомых тебе модификаций ядерных мин, завтра к тебе придет местный инженер-рукоделец, и вы с ним смастерите макет этой самой «Р-Я шесть». И каждый день, слышишь, каждый день будешь учить меня уму-разуму…