Балуев чувствовал, что, когда он говорит, Бихлис прислушивается и в ее глазах появляется что-то осознанное, но стоит замолчать, и перед ним появится женщина, лишенная чувств, мыслей, способная нажать на спусковой крючок, когда ей вздумается.

«Да она с ума сошла, – в отчаянии подумал Балуев, – с Умаром хоть договориться можно. Он знает, чего хочет. А с ней? С ней не договоришься. Нажмет на спуск и глазом не моргнет».

– Вот, обрез у записной книжки золотой, – пролистал страницы владелец студии.

Умар действовал быстро. Братья Магомед и Таус уже включили генератор, коридоры студии залил яркий слепящий свет.

– Включай прерванный фильм, – распоряжался главарь террористов в аппаратной.

– С какого места? – задал чисто профессиональный вопрос видеоинженер и, заметив непонимание в глазах Умара, пояснил: – Я могу отмотать так, чтобы конец фильма совпал с началом новостей.

– Мне по хрену. Делай как знаешь.

Погасшие мониторы ожили. На одном шел фильм, и цифры в черной рамке прыгали, отсчитывая время назад. На другом виднелась погруженная в полумрак эфирная студия.

– У вас титры на экран Тася заводит? Отсюда? – прищурился Умар.

– Да, она… пульт здесь… – растерялся видеоинженер.

Ему казалось, что, пробудь Умар на студии еще пару дней, он будет управляться с эфиром не хуже Балуева или продюсера.

Главарь террористов метнулся в кабинет, где сидела Тася. Он вошел так решительно, что девушка еле сдержалась, чтобы не закричать.

– Умар, ты что… – зашептала она, когда тот потащил ее за руку, – не надо.

Ей казалось, что ее тащат на казнь.

– Заткнись, дура, и слушай.

Тася уже рыдала. Умар пару раз несильно съездил ей по щекам растопыренной пятерней.

– Слушай, я сказал, – он протащил ее по коридору, втолкнул в аппаратную, буквально бросил на кресло, – запустишь поверх фильма титр: «Смотрите экстренный выпуск новостей». И пусть идет через каждые полминуты. Все ясно?

Былая решительность у девушки улетучилась. Пока занимались другими, она готова была сопротивляться. Теперь же она свободно могла набрать все, что хотела, после чего запустить это на экраны тысяч телевизоров: «Помогите!», «Нас захватили», «В студии террористы», «Освободите нас». Могла, но не стала делать. Ее пальцы, словно сами, без ее участия, набрали слова, сказанные Умаром.

Видеоинженер спросил:

– Готово? Ошибок не сделала?

– Готово. Все верно.

– Я поставлю четыре секунды на пробежку титра, как раз успеют прочитать.

– Да, четырех секунд хватит, – Тася механически прочитала слова, загибая при этом пальцы, читать и одновременно считать в уме она уже не могла.

– Пойдет с интервалом в полминуты.

– Давай ввод.

Они сработали слаженно, как делали это уже не раз во время эфира.

Бихлис, не сводя взгляда с Балуева, свернула глушитель со ствола, и тяжелый цилиндр с грохотом покатился по столешнице к хозяину кабельного канала, остановился, упершись в золотой обрез ежедневника.

Владельцу студии показалось, что Бихлис сейчас что-то скажет, но она только подняла пистолет и слегка качнула им.

– Сейчас, я сейчас, только номер посмотрю, – негнущиеся пальцы Балуева уже тыкались в клавиши.

Через полминуты он уже чувствовал себя не так скованно, появилось дело, и оно поглощало его целиком. Переговоры, звонки, встречи были стихией владельца «Ока», наполнением и даже смыслом его жизни, таким же непрерывным и суетливым, как сам телевизионный эфир, – важно только то, что происходит на экране в данную секунду. Завтра может передаваться совсем другая информация, другие люди примутся убеждать зрителя в противоположном, или те же самые, кто высказывался «за», с прежним запалом примутся агитировать «против».

– …Аллочка, – кричал Балуев в трубку, – я знаю, что лучше звонить на мобильный, но твой шеф на совещании, постоянно отключает аппарат, вытащи его оттуда. Он не отвечает… Я понимаю, что если бы хотел со мной говорить, поговорил бы, но скажи ему, что он не пожалеет…

И случалось чудо, очередного программного директора, заместителя генерального директора, продюсера… вытаскивали из-за стола, прямо с совещания. И он, стоя в приемной, прикрывая микрофон ладонью, говорил с Балуевым. Владельцу «Ока» верили на слово, не требовали пространных объяснений. А потом были звонки исполнителям: завести сигнал кабельного канала на аппаратную и, включив запись, ждать новостей, назначался и человек, ответственный за то, чтобы, если новость окажется горячей, запустить ее в эфир.

И вот уже на разных студиях мигала на запасных мониторах в аппаратных одна и та же картинка с логотипом «Ока» в правом верхнем углу, а по экрану через каждые полминуты шла бегущая строка, набранная Тасей: «Смотрите экстренный выпуск новостей».

Умар уже успел передать бразды правления Рамзану. Сам он перешел в студию, где ярко пылал свет. Пожилой оператор стоял, держа камеру за ручки, и всматривался в пока еще пустующее кресло. И хоть все ему было ясно до последней детали, он мог бы приходить на студию и за пару минут до начала новостийного выпуска, оператор делал вид, что чрезвычайно занят. Умар ему не мешал. Террорист мало понимал в «кухне» телевидения, но как умный человек не лез в работу профессионала.

– Вы один будете выступать или с… – оператор замялся, не зная, как ему назвать террористов, не товарищами же, не подручными, – … еще с кем-нибудь? – нашелся он.

– Я сяду в кресло, а за мной двое моих людей с оружием, стоя, – гордо ответил Умар.

– Это другое дело. Тогда придется менять точку, – оператор откатил камеру. – Я привык работать, когда диктор сидит один. Если сработаю по старинке, то голов ваших людей видно не будет. Можно хотя бы одного человека там поставить?

– Подойди, – Умар позвал худого бойца с зеленой повязкой на голове, – стань за креслом.

Оператор остался недоволен:

– Я не хочу никого обидеть, но вы смотритесь не лучшим образом.

Боец перевел взгляд на Умара. Если бы командира тут не было, он бы выпустил в оператора очередь.

– Что такое?

– Он один, сам по себе, выглядит хорошо. Но по сравнению с вами мелковат. Или поставить его на возвышение, или… Понимаете, есть законы профессии…

– Понимаю. Приведи Магомеда.

Оператор постарался забыть, к чему именно он готовится, уже решил для себя, что просто будет работать, чисто и профессионально, так, чтобы не было потом стыдно за картинку на экранах телевизоров.

Возле дикторского кресла уже крутился и звукорежиссер, подключал микрофон. Взволнованный Рамзан забежал в студию в то время, когда Умара приводила в порядок девушка-гример.

– Вам надо лицо припудрить, иначе блики в кадре пойдут. Будто вас жиром намазали.

Главарь террористов поморщился, раньше он и в страшном сне не мог себе представить, что его напудрят, словно он – женщина.

– Умар, снаружи появились люди…

– Кто?

– Не успел понять, то ли ОМОН, то ли просто милиция. Только что они камеру над входом отключили.

– Значит, не только милиция, – криво усмехнулся Умар, – они уже поняли, с кем имеют дело.

* * *

В плохо освещенном сквере и вокруг него происходило движение. У ворот эвакуатором растаскивали со стоянки легковые машины, особо не заботясь о том, чтобы после их смогли отыскать владельцы. Автомобили бросали где попало: во дворах, если там находилось свободное место, на тротуарах. Их место заняли автобусы с голубыми номерами и грузовики, крытые тентами. Солдаты внутренних войск и наспех собранная милиция рассыпались цепью и, наконец, выход из бомбоубежища окружили. Кольцо оцепления стояло на солидном расстоянии от освещенного крыльца.

Капитан – командир роты внутренних войск препирался с милицейским майором, пытаясь отстоять свои интересы. Солдатам, конечно же, достался участок, где приходилось стоять по колено в снегу, милиция, приехавшая первой, заняла три расчищенные аллейки. Конфликт уладил моложавый полковник:

– Мы не на учения приехали. Капитан, посмотри, все милиционеры, кто в туфлях, кто в ботинках, а твои бойцы в сапогах.

Солдаты в тяжелых бронежилетах, касках, с автоматами приминали сапогами снег, отвоевывая у зимы пятачки, на которых можно было согреться. И хоть входы в сквер перекрыли, любопытные все же проникали через дырки в ограде. Сперва их выводили, а потом махнули рукой. Лишь изредка покрикивали на них, когда слишком близко подбирались к кольцу оцепления.

Горожане любят поглазеть, когда происходит что-то необычное. Столкнутся ли машины, загорится ли киоск, прорвет ли теплоцентраль.

Дама с замерзшей собачкой на руках, уже допрошенная милицией, не спешила уходить домой, возле нее собралась небольшая толпа, и женщина уже по десятому кругу рассказывала, как видела террористку, стрелявшую по милицейской машине. Ее рассказ обрастал все новыми и новыми подробностями.

Разговоры мигом стихли, когда оцепление пропустило на аллею автобус с надписью «разминирование». Самые нервные из зевак тут же попрятались за фонарные столбы, а самые любопытные привставали на цыпочки, чтобы получше рассмотреть, чем займутся саперы. Из салона выбрался уже экипированный в странные для непосвященных доспехи мужчина. Из-за них сапер казался составленным из двух шаров, огромного – нижнего и меньшего – вверху. Он шел, раскачиваясь, похожий на детскую игрушку «ванька-встанька».

У микроавтобуса он остановился, сунул под днище штангу с камерой и фонариком на конце. Изучал недолго, затем штанга нырнула через отодвинутую дверцу в салон. Сапер ухватился за поручень и неуклюже поднялся в салон.

– Бомбу нашел, – зазвучали возбужденные голоса.

– Ясное дело, заминировали, иначе бы тут автобус не бросили.

– Ловушка.

– А кто вам сказал, что здесь террористы? – пытался разобраться в ситуации свежеприбывший пенсионер, – может, учения проводят накануне Нового года? Вот у нас во дворе…

– Ага, на учениях милицию не убивают, – и старика тут же направили к женщине с собачкой, чтобы тот сам у нее обо всем расспросил.

Под общее «ох!» сапер выбрался из машины, к нему тут же подбежали двое его товарищей, помогли освободиться от доспехов.

– Чисто.

Среди зевак то и дело звонили мобильники – знакомым и родственникам тоже было интересно, что происходит возле телестудии «Око».

– Нет. Скучно здесь пока. Даже бомбы не нашли. Когда Белый дом расстреливали, было поживее… – беззаботно говорил в трубку мужчина со слегка испитым лицом, а тут они сами не знают, что делать. Еще полчаса потусуюсь и, если ничего не произойдет, пойду домой. По телевизору покажут, чем кончилось.

– Пустите! – внезапно прорезал морозный воздух женский крик.

Солдаты внутренних войск успели догнать стройную девушку, которая, проскользнув между ними, устремилась к входу в бомбоубежище.

– Куда вы? Нельзя.

– У меня жених там работает, он на дежурстве, – Таня, как только узнала от соседей о заварухе, тут же бросилась к студии.

– Нельзя, – молоденькие, но крепкие пареньки из роты внутренних войск могли бы спокойно удержать взбесившегося здоровяка, но хрупкую девушку хватать крепко они побаивались, еще немного, и она бы вырвалась.

На выручку им уже спешил моложавый полковник.

– Успокойтесь, гражданка. Может, его там сейчас и нет.

– Он звонил мне.

– Все равно, вы там ничем ему не поможете, – полковник повел Таню к выходу из сквера, – мы делаем все возможное… – он заговаривал ей зубы, пока не сдал на руки медикам из машины «Скорой помощи».

У старого кирпичного постамента, на котором когда-то гордо возвышался бетонный пионер с горном, а теперь угадывались лишь следы его каменных сандалий, сошлись двое мужчин в возрасте. Один подтянутый, в военном бушлате без погон, молодцеватый, но с густыми синими прожилками под глазами, другой толстый, с красным, абсолютно круглым лицом, полы его непомерно длинного пальто мели снег. Они не были знакомы раньше, не сговаривались, просто нюхом определили друг друга среди зевак и отошли в сторонку.

– Здешний? – поинтересовался бушлат, сразу выдав военный командный голос.