Палата, в которую определили майора Бутусова, разительно отличалась от тех, в которых находились курсанты и сержанты. Здесь было все необходимое для больного человека – умывальник, отдельный туалет и даже небольшой телевизор, который разрешалось смотреть до полуночи. Да и место у дальневосточного гостя было самым лучшим, как принято говорить в больницах и госпиталях, «козырное» – у окна. Тут тебе и свет, и прохлада, особенно летом, когда в помещении стоит невыносимая духота, как сейчас. Вторая кровать пустовала. Майор оказался единственным старшим офицером, угодившим в госпиталь.

– Подфартило тебе, майор! – произнес Лавров, присаживаясь на угол койки.

Бутусов раскрыл глаза, отвернулся от стены и посмотрел в лицо десантника. На его губах заиграла улыбка, узнал:

– Думал, вновь медсестра со шприцем. Искололи задницу – не знаю, как сидеть потом буду.

– Как здоровье? – Батяня скосил глаза на загипсованную ногу офицера.

– Ерунда, врачи сказали, что через неделю смогу стать на костыли, а потом все срастется в лучшем виде.

Лавров с любопытством всматривался в лицо Бутусову. Вчера он так и не вспомнил, где встречал этого человека, даже начал сомневаться, мало ли бывает просто похожих. Теперь же, при тусклом освещении, он точно припомнил, что знал его раньше. Правда, где он с ним пересекался, оставалось пока для Лаврова загадкой.

– Ты чего так в лице изменился? – сказал Бутусов, ощущая на себе придирчивый взгляд Лаврова.

– Ты ведь «Рязань» заканчивал?

– А что же еще? Десантуру только там учат, – в недоумении ответил майор. – С тобой точно все в порядке? А то смотришь на меня, как новобранец на министра обороны.

– Ты в какой учебной роте был?

– В девятой. У нас еще ротный командир с еврейской фамилией. Как там его… – офицер из Дальневосточного округа нетерпеливо щелкнул пальцами.

– Капитан Берштейн, – как-то само собой всплыло из глубины памяти и слетело с языка у Лаврова.

– Вот-вот, – закивал Бутусов. – Погоди, и ты его помнишь?

В памяти Батяни словно прорвало дамбу воспоминаний. Человек, которому он спас вчера жизнь и который сейчас находился перед ним, был его однокурсником по Рязанскому военному училищу.

– Ты еще отличником был, тебя начальство в пример ставило.

Бутусов громко засмеялся – повстречать через много лет своего однокурсника при подобных обстоятельствах дорогого стоит.

– Точно. А ты в какой роте служил?

– У ротного Рылеева.

– Ну и зверь… – выругался Бутусов.

– Ты тоже, когда тебя командиром отделения назначили, своих любил погонять, – неожиданно припомнил Лавров, – тебя даже побить собирались. Или побили?

Бутусов изменился в лице и, немного помешкав, ответил:

– Побили. Но командованию я так и не сказал, кто. В жизни всякое бывает, – он не стал переводить разговор на другую тему.

Десантники добрый час вспоминали своих общих знакомых, ротных командиров, смеялись над курьезными случаями, происходившими во время их учебы в Рязанском училище ВДВ. Майор Бутусов и майор Лавров нашли в своей теперешней карьере много общего и уже вели себя так, словно знали друг друга всю жизнь.

– Ну, и как там у вас в Уссурийском крае? – спросил Батяня, не переставая при этом смеяться.

Бутусов приподнялся на локтях, его лицо вмиг сделалось серьезным.

– Знаешь, Андрей, неважно, – причмокнул он, – в скорой перспективе китайцы заселят всю территорию нашего Дальнего Востока. Они, как саранча – все на своем пути переваривают. Ползут и размножаются, размножаются и ползут. Когда количество населения КНР превысит критическое число, они начнут искать новые земли. А это большая часть востока России, – на одном дыхании говорил Бутусов, – даже третья мировая война может начаться. Пусть наши политики и военные твердят, что самый наш злейший враг США и Европа, но на самом деле все наоборот. Америка и европейские страны – единственные наши союзники в борьбе с китайцами. Только вместе мы сможем остановить эту чертову миграцию саранчи…

– Да брось ты, – махнул рукой Лавров, – мы все равно до этого времени не доживем, да и наши дети тоже. А там и у китайцев бум рождаемости окончится. Чем богаче люди живут, тем у них детей меньше.

Офицер из Дальневосточного округа чуть подался вперед и заглянул в глаза Батяни. Лавров мельком отметил в его взгляде азиатскую хитрость, с такой же с экрана телевизора смотрели восточные дипломаты и политики – гости России.

– Не знаешь ты реальной ситуации у нас на Дальнем Востоке. По телику такого не покажут, а по радио не расскажут. Просто никто об этом пока еще всерьез не задумывается, – ухмыльнулся Бутусов. – У нас в некоторых поселках и райцентрах – больше половины китайского населения! В Хабаре на рынках уже ни одного славянского рыла. Кто нелегально живет, кто вид на жительство за деньги покупает…

Лавров выставил правую руку вперед, поднялся с койки и распахнул форточку. В душную палату ворвался поток свежего ветра.

– Не понимаю я тебя, Игорь, – покачал головой Батяня, запуская руку в темный пакет, с которым пришел в госпиталь, – отчего ты на них зло держишь? – ему не хотелось продолжать скользкую тему.

Со славянином, может, и продолжил бы, но на него глядели раскосые глаза.

– Я сам кореец, родился в Казахстане: туда Сталин еще до войны всех корейцев сослал, – Бутусов тяжело вздохнул, – родители потом вернулись под Хабару. Ты не смотри, что у меня глаза все время щурятся, да и кожа не совсем белая. Можно кем угодно по крови родиться. Но я российский офицер в душе, и этим все сказано.

– Вот за это давай и выпьем, – торжественно заявил Лавров, извлекая из пакета бутылку «Столичной», – все мы граждане одной страны.

– Ты просто читаешь мои мысли, – радостно отозвался Бутусов, – со вчерашнего дня мечтал. Как только запах спирта на ватке почувствовал, сразу понял, чего мне здесь не хватает.

Батяня понимающе кивнул и незамедлительно разлил спиртное по пластмассовым стаканчикам.

– Погоди, а как же? В спецназ ГРУ всех претендентов через сито просеивали. Сам помню. В анкете приходилось писать, не было ли родственников на оккупированных территориях. А у тебя, по сталинской терминологии, предки – враги народа. При Советах об этом до последних лет не забывали. Да и брали в десант только славян: русских, украинцев и белорусов.

Офицер ухмыльнулся и принял из рук Лаврова стакан.

– Не ты первый задаешь мне этот вопрос, – ни на йоту не обидевшись, произнес Бутусов, – все очень просто. Еще с начала восьмидесятых в ВДВ начали создавать небольшие мобильные группы диверсантов, которые в случае локального конфликта с КНР должны были забрасываться в тыл врага, – офицер залпом осушил содержимое пластмассовой емкости и продолжил: – Группы в основном комплектовались из монголоидов. Естественно, бурятов, корейцев, удэгейцев в ВДВ было очень мало, потому такие люди и ценились на вес золота. Можно сказать, мне повезло. Из-за «морды лица» и приняли. А потом снова стали негласно учитывать «чистоту крови», вот и засиделся в майорах…

Батяня был настолько поглощен рассказом Бутусова, что чуть не забыл про внеплановые занятия по рукопашному бою, которые он обещал провести в своей группе курсантов.

– … в ЗабВо и ДальВо офицер-десантник с монголоидными чертами лица и знанием китайского был элитой. Повезло, – закончил свой рассказ Игорь.

– Интересно, – Лавров бросил взгляд на настенные часы, – давай еще по пятьдесят, и я побегу.

– Наверное, я тебя утомил, – Бутусов всмотрелся в задумчивое лицо майора Лаврова.

– Нет, что ты, – проговорил Батяня, пряча в пакет початую бутылку водки и засовывая ее за стопку журналов в тумбочке, – такое не каждый день услышишь. За твое здоровье! – подняв стакан, сказал он.

– За ВДВ! – откликнулся Игорь. – И за тебя. Ты ведь мне жизнь спас.

* * *

Как всегда бывает после ЧП, тут же приняли запоздалые меры безопасности. После случая с нераскрывшимся парашютом отменили сдачу нормативов последней группой офицеров. Со складов доставили новые парашюты, по нескольку раз их перекладывали, перепроверяли стропы, искали на материи малейшие дефекты, дабы не повторить печальный подвиг офицера из Дальневосточного округа. Хотя печальным он был отчасти, майор-то выжил.

Но, несмотря на общее напряжение и волнение, сдача нормативов окончилась без чрезвычайных ситуаций. Когда экзамены завершились и Поволжье покинули последние гости, военная часть зажила привычной жизнью: учения по рукопашному бою, стрельбище, изнуряющие тренировки, прыжки…

На майора Лаврова навалилось много дел. Но он все-таки улучал несколько свободных минут в своем плотном графике и обязательно заезжал к Бутусову в госпиталь. Сидя на краешке больничной койки, он выслушивал истории из жизни дальневосточного офицера, делился своими. Через две недели майору Бутусову наконец разрешили стать на костыли, и он отбыл поправлять здоровье по месту службы в Хабаровск.

Летели месяцы, проходили годы. Многое случилось в жизни нашего героя. Батяня все так же воспитывал и тренировал курсантов, изредка ходил с медсестрой в кино. А через пару лет даже чуть было на ней не женился. Казалось, чего еще надо хотеть от жизни? Разве что более высокой должности и очередного звания. Но Лавров не рвался делать карьеру. Для себя решил, что лучше быть хорошим комбатом, чем плохим командиром полка.