7.

– Добрый доктор? – переспрашивает Лева. – А мой скорее безумный ученый. Но глаза такие же мерзкие.

Они стараются говорить шепотом, хотя сидят в Никиной комнате за плотно закрытой дверью. Предосторожности, конечно, лишние: тетя Света не Шурка, подслушивать не будет.

– Значит, тебя спрашивали то же самое? – уточняет Ника.

– Ну да, – кивает Лева. – Как погибла Зиночка, откуда взялся Федор, а потом фульчи и упыри…

– Куда девались пистолеты, из которых их убили…

– И откуда они там появились…

– Короче, – говорит Ника, – то же самое, что полтора года назад.

– Ну, я им и отвечал как договорились: Зиночку задрали зомби, и, чтобы она не превратилась в упыря, Федор застрелил ее из своих пистолетов. Нас он подобрал в лесу, когда мы заблудились, – а потом погиб, защищаясь на литорали от упырей.

– А потом появилась мама Гоши, а упыри исчезли. И нас подобрали спасательные вертолеты.

– Кстати, – говорит Лева, – есть единственный вопрос, который я уже давно хочу кому-нибудь задать. Откуда там вообще взялись эти вертолеты, если мы их не вызывали?

– Вот лишних вопросов лучше не задавать, – говорит Ника. – Хорошо еще, что на те, которые есть, можем ответить.

– Это Марина молодец, все так хорошо продумала, – говорит Ника.

Лева кивает. Как же он все-таки соскучился по Марине! Да не только по Марине, по ним всем – по Гоше, по Нике, по временам, когда они были все вместе, вчетвером, как герои любимых детских книг. Один за всех и все за одного, вот именно. Когда они были уверены, что справятся с любой бедой, – потому что они друзья и всегда будут вместе.

А теперь… разве ж они вместе? Марина уехала, Гоша где-то пропадает, да и сам он – словно предал кого-то.

Хотя разве это предательство? Он ведь просто перешел в другую школу, если честно – в лучшую школу на свете! И разве он виноват, что домашка там такая сложная и больше ни на что нет времени?

Может, они просто выросли, и их дружба осталась в прошлом, как остались в прошлом любимые детские игрушки, без которых когда-то ни лечь спать, ни пойти на прогулку? Игрушки убрали на антресоль, а куда убрать старую дружбу – спрятать на самое дно памяти, извлекать на свет только по особым случаям?

– Надо позвонить Гоше, – говорит Лева, – предупредить его.

– Давай, – кивает Ника, – я сейчас телефон принесу.

Через минуту она возвращается с большим аппаратом на длинном проводе. У Левы дома было два телефона, и каждый раз, когда он звонил кому-то, Шурка бежала подслушивать. Приходилось кричать: «Шурка, положи трубку» – и только после этого говорить. Оба аппарата стояли на своем месте, провод у них был короткий – наверное, родители не хотели, чтобы аппараты таскали по квартире. Видать, мама боится – вдруг кто-нибудь споткнется о провод и упадет.

Левина мама вообще опасается самых невинных вещей – Леве даже смешно: тот, кто пережил фульчи-атаку, уж точно может выходить на улицу без шапки и кататься по перилам.

– Давай лучше Марине сначала, – говорит Ника, – а то я… ну, короче, я Гоше уже много раз звонила.

Лева пожимает плечами: да пожалуйста, можно и Марине.

Милые бранятся – только тешатся, думает он. И не надоело им ругаться? В прошлом году они с Мариной то и дело их мирили, а сейчас, похоже, и мирить некому.

Крутит телефонный диск – почти такой же, как у того самого интердвижка, который и вызвал к ним Орлока, – слышит гудки в трубке, потом голос Марининой мамы.

– Добрый день, тетя Наташа, – говорит Лева, и тут Ника нажимает на рычаг. – Ты чего?

– Не надо по телефону рассказывать, – говорит Ника. – Я слышала, Учреждение все прослушает и даже записывает.

– По-моему, ты начиталась книг про шпионов, – пожимает плечами Лева, – но как хочешь. Давай я просто скажу, что мы зайдем?

Ника кивает. Лева снова набирает номер.

– Марина, привет, – говорит он, – как дела?

– Нормально все, – отвечает Марина, – только устаю в новой школе. И без вас скучаю.

Скучает она, думает Лева, как бы не так! Сама ни разу не позвонила!

– Ты знаешь, – говорит он, – мы бы к тебе заехали. Скажем, в воскресенье утром. У нас, понимаешь, образовались некоторые проблемы.

– Очень даже понимаю, – отвечает Марина, – у меня тут тоже образовались некоторые проблемы. Но я лучше при встрече расскажу, ладно?

8.

Для Марины «некоторые проблемы» начались с черной машины, которая утром того же самого дня ждала ее около школы. Ей бы, конечно, и в голову не пришло, что машина – полированная, с темными стеклами, с серебряной звездой в круге на капоте – ждет именно ее, но когда Марина выходила со двора вместе с Люськой и еще двумя одноклассницами, клаксон тихо квакнул. Они обернулись – из раскрытого окна Марине помахал дядя Коля.

– Это за тобой? – с уважением спросила Люська, затягиваясь мертвой сигаретой.

– Ну да, – кивнула Марина, словно это в порядке вещей, что за ней присылают черную машину с затемненными стеклами. – До завтра.

Сама не зная почему, она не рассказала девочкам, как сидела за одним столом со «старпомом Валентином» и «студентом Лео», которого, как знали все, кроме нее, на самом деле зовут Илья Гурамов. Уже потом Марина вспомнила, что когда-то видела и другие его фильмы – «Сын подпольщика», «Неуловимый», еще какую-то ерунду.

В жизни Илья оказался гораздо красивей, чем в кино, – Марина до сих пор злится, что не смогла его сразу отшить. Эх, увидеть бы снова – она бы ему показала!

– Вот, Маринка, проезжал мимо, решил заодно тебя забрать, – говорит Николай Михайлович. – Володька разрешил, можно с тобой в кафе-мороженое съездить, побаловать, так сказать, любимую племянницу.

– Спасибо, дядя Коля. – Марина улыбается, но не верит ни единому слову: не такой человек ее дядя, чтобы на ровном месте приехать за ней на служебной машине.

До центра доехали быстро, минут за пятнадцать, дядя Коля сказал: «попали в зеленую волну». Было приятно так ехать, обгоняя редкие легковушки и неповоротливые троллейбусы, засыпанные снегом, валившимся на город. Марина смотрела на дворники, сметавшие белые хлопья с лобового стекла, и думала, что, в общем-то, вполне неплохо работать в Министерстве, даже если и не ездить в Заграничье, все равно – куда приятней на машине, чем на метро или троллейбусе.

Звезда в серебряном круге рассекала воздух, словно форштевень корабля: служебная машина Учреждения ехала сквозь город, как «Посейдон» сквозь суровые воды океана. Впереди по курсу не предвиделось никаких айсбергов – разве что в витрине кафе-мороженого «Подводный мир», где пластмассовые рыбы покачивались в воздухе, а сверху висели плавучие ледяные горы.

Впрочем, как известно, пассажиры «Посейдона» тоже не ожидали столкновения.

Себе дядя Коля заказал пятьдесят грамм коньяка, а Марина в конце концов взяла крем-брюле с клубничным вареньем. Мороженое принесли в высокой хрустальной вазочке, напоминающей большой бокал: внутрь поместилось три шарика, бежевых, в ярко-красных клубничных разводах.

Крем-брюле, разумеется, холодное, и Марина думает: что за дурацкая идея есть мороженое в первую неделю зимы?

С другой стороны, куда еще дядя Коля ее позовет – не в ресторан же?

Она откладывает ложечку и выжидающе смотрит на папиного брата. Мол, спасибо за приглашение, все очень вкусно, но давайте уже к делу.

Дядя Коля выпивает коньяк, закусывает лимончиком и небрежно спрашивает:

– Понравилось у нас на празднике?

– Да, спасибо, – отвечает Марина, – было очень клево. То есть интересно, – тут же поправляется она.

– Ты понравилась Юрию Устиновичу, – говорит дядя Коля с такой интонацией, будто весь мир знает, кто такой Юрий Устинович и какая это высокая честь – ему понравиться.

– Спасибо, – отвечает Марина и не спрашивает, чем занимается этот не очень-то симпатичный человек со стальными глазами, сверкающими из-под седых бровей.

– Это, Марина, открывает для тебя особые возможности, – говорит дядя Коля. – В том смысле, что после десятого класса ты можешь поступить в специальную Академию при Учреждении.

– И на кого там учат? – спрашивает Марина.

– Ну, там разному учат. – Дядя Коля откидывается на спинку кресла, – В частности – методам перехода Границы и технологиям работы в Заграничье.

Тут как раз хорошо выдержать паузу – и Марина съедает еще ложечку, а потом неуверенно говорит:

– Я как-то никогда об этом не думала.

Конечно, думала. Еще когда они вытащили Майка оттуда – думала. И когда вернулась Гошина мама – тоже. И каждый раз, когда надевала мертвые вещи или слушала мертвую музыку.

Думала: хорошо бы оказаться там – но никогда не думала, что это может быть профессией. Скорее, мечтала, как все получится само собой, почти случайно.

Впрочем, может, это и есть – само собой? Прийти на праздник, познакомиться, получить приглашение?

Само собой – может быть. Но никак не случайно. В такие случайности Марина не верит.

И поэтому она катает в вазочке тающий шарик, глаза опустила, тихоня тихоней.

– А ты подумай, – говорит дядя Коля. – Это, между прочим, редкий шанс.

– Я только не пойму, – отвечает Марина, – почему я? Я ведь самая обычная девочка.

Дядя Коля смеется:

– Скромница ты наша! Обычная девочка! Да мы за тобой давно следим! У тебя выдержка, сила воли, лидерские качества… талант, в конце концов!

Давно следим? Насколько давно? Последний год? Последние полтора?

Именно этот вопрос и нельзя задавать – и поэтому Марина (выдержка, сила воли, лидерские качества) молча отправляет в рот еще ложечку подтаявшего мороженого.

– Ты думаешь, я просто так тебя на праздник позвал? – продолжает дядя Коля, – Конечно, нет! И не только для того, чтобы тебя с Юрием Устиновичем познакомить, но и чтобы показать все наши возможности. Хочешь проводить время с музыкантами и кинозвездами – пожалуйста. Красивые мертвые вещи – сколько хочешь, законно и не по ценам «черного рынка». Хочешь съездить в Заграничье – оформляй командировку и вперед. Не работа – мечта.

Дядя Коля довольно смеется.

Странно, думает Марина. Люди, которые взаправду любят свою работу, никогда ее так не расхваливают.

– Вот, скажем, Илья Гурамов. Он тоже тобой заинтересовался и даже телефончик спрашивал. Дать ему, кстати, или не надо?

С такими вопросами, думает Марина, мороженое скоро закончится, и паузу будет нечем занять. Она пожимает плечами и с деланным равнодушием говорит:

– Да, конечно, если просит – дайте, пожалуйста.

– Хе-хе! – улыбается дядя Коля. – Ты, племянница, своего не упустишь, это я вижу! Короче, ты подумай насчет Академии, время еще есть.

Он подзывает официантку – худощавую блондинку на высоких каблуках, в накрахмаленном фартуке, вроде как у парадной школьной формы, – и заказывает еще пятьдесят коньяку.

– И мне еще шарик пломбира, – говорит Марина.

Что-то подсказывает: разговор только начался.

За окном падают крупные хлопья снега. Ника уже пришла домой и один за другим набирает номера Гоши, Левы и Марины: хоть бы кто-нибудь уже пришел! Лева сидит в кабинете легендарного Овсянникова, смотрит в серо-стальные глаза и растерянно повторяет: «Да я и не помню уже… у меня был шок… я так испугался… представляете, они все как ломанутся!»

Снег валится на город – точь-в-точь как два года назад, когда они вчетвером стояли на крыльце школы, глядя на чистое белое поле и уже догадываясь, что вот они, четверо, – настоящие друзья, друзья на всю жизнь.

Дядя Коля выпивает вторую рюмку и, подмигнув Марине, говорит:

– А что ты меня не спрашиваешь, как это я так много пью за рулем?

– Действительно – как? – вежливо говорит Марина.

– А с моими номерами машину не останавливают – едешь, как хочешь, ни один инспектор палочку не поднимет. Тоже – маленькие прелести работы в Учреждении.

Марина аккуратно перекладывает пломбир в подтаявшее крем-брюле – теперь мороженое напоминает айсберг, в который врезался «Посейдон». Ложка, видимо, должна изображать ледокол.

– Кстати, Маринка, давно хотел тебя спросить, – говорит дядя Коля. – Кто же из вас убил Орлока Алурина – ну, там, на Белом море?