Цитаты из книги «Учитель Дымов»

. Сопротивление ученицы было сломлено, и тогда Андрей смог приступить к настоящей работе. Не имея опыта преподавания, он на ходу изобретал собственную методику: чередуя творческие задания («опишите жизнь вашего города в том стиле, в котором Хармс описывал Ленинград») и подробные экскурсы в тексты, повлиявшие на Хармса или с ним связанные, Андрей за несколько занятий развернул перед своей ученицей завораживающую панораму мировой литературы, в центре которой возвышались знакомые горные хребты школьной классики, а ближе к горизонту клубился первозданный хаос и пропадала зыбкая грань, отделяющая абсурдные и бессмысленные тексты от мистических откровений

Когда он начинает рассказывать, Зара сбрасывает его руку с плеча, а чуть позже встает и ходит по комнате, а Андрей сидит на подлокотнике пустого кресла, говорит сбивчиво и путано, а сам думает, что главное ему сейчас не разрыдаться, и даже не потому, что мальчики не плачут, – глупости все это, – а просто не он должен плакать сегодня вечером, не его любовь отвергли, а Зары, и, сам себя перебивая, он говорит, какая Зара на самом деле прекрасная и дело вовсе не в ней, и она так резко машет рукой – прекрати! – и Андрей снова рассказывает про Аню, про их переписку, разговор по скайпу, что он все время о ней думает и что Зара достойна мужчины, который будет любить ее так, как она этого достойна, и от двух «достойна» в одной фразе у самого Андрея сводит скулы, хотя тут уж не до стилистических тонкостей, особенно если учесть, что его колотит, он сидит весь бледный и жалкий, на лбу сверкают капли пота, шея нелепо вывернута, будто Зара все еще сидит рядом и он боится на нее посмотреть

– Нормальная девчонка эта твоя Зоя, – сказал он, – только стеснительная очень – краснеет то и дело. А так умненькая, просто в школе химию вообще не умеют преподавать. По их дурацкому учебнику я бы сам ничего не выучил. Вообще, даже не думал, что все так запущено. Ну, я тут немножко посидел, разобрался… кажется, теперь знаю, как все школьные знания уложить в эту юную прелестную головку. Пусть еще приходит, если не боится. Зоя не боялась; через месяц она привела подружку, которой тоже нужно было подтянуть химию. Они прозанимались весь год, в мед не поступили, но по химии обе получили пятерки. Через месяц, в сентябре, у Владимира Николаевича было уже девять учеников

Буровский рассмеялся: – Люди андерграунда живут так, будто советской власти не существует, и занимаются чем хотят – как ты.

Возможно, потому за двадцать без малого лет Валера ни разу не столкнется с ученическими психозами, самоубийствами и безумием, проклятыми спутниками всех наставников, начинавших свою работу в глухом советском подполье

Уйти надо не для того, чтобы не участвовать, – перебивает его Алла, – а чтобы идти своей личной дорогой. Главное только знать – куда. Вот о том же и Буровский говорил, вспоминает Валера. Пока не знаешь, зачем живешь, не имеет смысла обсуждать – как.

– Не знаю, нового или старого… вы просто послушайте. Я преподаю в университете. Это – моя работа, как у Жени – лечить детей. Если я буду считать, что не имеет никакого значения, кто поступает в университет или за что студенты получают зачет, я не смогу преподавать. Я мог бы сказать, что для того, чтобы Валера к нам поступил, нам пришлось бы не брать какого-то другого абитуриента, который лучше его, – но дело даже не в этом. Просто, если отметки, зачеты или поступление не связаны со знаниями, не имеет смысла ни учиться, ни учить. Поставить зачет по знакомству – значит оскорбить всех, кто нормально готовился к этому зачету. Это значит признать: все, чем я занимаюсь, – какое-то надувательство, обман, фальшь. И мне надо немедленно уволиться, а лучше – пойти и утопиться. – Это просто значит, что тебе дороже твоя работа, чем наш сын, – ответила Оля. – Вот и всё. Я, собственно, так и считала, ничего нового ты не сказал. Володя снова пожал плечами, поднялся и вышел из кухни. – Я его просила, – сказала Женя после долгой паузы. – Еще до того, как Валера отказался поступать в университет.

– Они – не твоя семья! – Гриша хватает ее за плечи. – Они – своя собственная семья, а ты, ты живешь у них как приживалка, как бедная родственница!

– А вообще – что там есть, в этом Грекополе? – Ну, военно-морская база, – сказал Володя, – порт. – А какие-нибудь вузы? – Не помню, – пожал плечами Володя. – Хотя, кажется, кто-то говорил, что года два назад там открыли филиал Одесского политеха. Оля еще раз вдохнула, а потом спросила хитро и улыбчиво: – А как ты думаешь, химики там нужны?

– Но ты их учишь химии? – Я преподаю химию, а учу я – мыслить, потому что это единственное, чему можно научить. Можно преподавать физику, математику, немецкий язык, да хоть историю древнерусской литературы – тема не важна, важен метод и, как сказали бы немцы, рефлексия о нем. А поскольку для умного человека нет ничего интересней, чем мыслить, умным студентам со мной интересно. Вот и все