Глава 6.

Утро 18 ноября встретило его серой пеленой дождя, который не столько лился, сколько висел в воздухе, пропитывая всё сыростью до костей. Алексей открыл глаза ещё до звонка будильника. В голове сразу всплыли вчерашние слова: «Москва, улица Большая Серпуховская, дом 17. Восемь ноль-ноль».

Кухня встретила его гробовой тишиной. На столе не было привычной тарелки с завтраком. Мать сидела, сцепив пальцы в замок, глаза опухшие, будто не спала всю ночь. Через распахнутую балконную дверь виднелась отцовская спина – он курил, хотя бросил десять лет назад после инфаркта.

– Я… поехал, – голос Алексея прозвучал хрипло.

Отец резко обернулся, швырнув окурок в мокрую темноту. Запах табака въелся в его свитер.

– Позвони, – только и смог выдавить он. – Как доберёшься.

Мать вдруг вскочила, сжала его в объятиях так, что хрустнули рёбра. Её слёзы текли за воротник, обжигая кожу.

– Сыночек… – шёпот разрывался на каждом слоге. – Как я тебя… Как же мы…

Отец осторожно оторвал её, прижал к себе. Алексей видел, как дрожат его руки на материной спине.

– Всё будет хорошо, – соврал Алексей, целуя мать в мокрую щёку. Её кожа пахла солью и валерьянкой.

Рюкзак у двери казался непозволительно лёгким для такого пути. Последнее, что он увидел, выходя, – отцовскую руку, сжимающую материно плечо, и её пальцы, впившиеся в его рукав. Дверь захлопнулась с глухим стуком, похожим на выстрел.

– Я пошёл. Не волнуйтесь.

Он выскочил из квартиры, едва сдерживая рыдания. Дверь лифта захлопнулась, отрезав последнюю нить к прежней жизни.

Дождь хлестал по лицу, но он бежал, не чувствуя холода. Алексей спустился в метро, протискиваясь сквозь утреннюю толпу. В голове крутился адрес: «Москва, улица Большая Серпуховская, дом 17». Он перепроверил его в телефоне, хотя помнил наизусть – как будто боялся, что цифры могут измениться.

Вагон метро был битком. Он стоял, вцепившись в поручень, чувствуя, как чужие локти впиваются в бока. Напротив сидела девушка с фиолетовыми волосами, уткнувшаяся в телефон. Рядом – бизнесмен в дорогом пальто, нервно постукивающий пальцами по кейсу. Обычная московская утренняя толпа. Только сегодня он ехал не на работу.

На Серпуховской вышло много народу. Алексей поднялся по эскалатору, протиснулся через турникеты. Улица встретила его серым небом и привычным городским шумом. Он достал телефон, сверился с картой – ещё десять минут пешком.

По пути попадались другие мужчины с рюкзаками. Они шли поодиночке или небольшими группами, все в одном направлении. Взгляды встречались, но никто не заговаривал. У всех было одинаковое выражение лица – сосредоточенное, немного отстранённое.

Дом 17 по Большой Серпуховской оказался ничем не примечательным административным зданием. У входа стояли несколько человек в форме, проверяли документы.

Здание сборного пункта оказалось ещё более монументальным и серым, чем военкомат. Высокий забор с колючей проволокой, массивные ворота с контрольно-пропускным пунктом. У ворот выстроилась очередь из мужчин, стоящих под моросящим ноябрьским дождём. Они передавали документы дежурному в будке, их лица были напряжёнными, плечи поднятыми от холода.

Алексей встал в конец очереди. Дождь постепенно усиливался, превращаясь в холодную пелену. Он чувствовал, как капли стекают за воротник, как коченеют пальцы в промокших перчатках. Люди в очереди почти не разговаривали, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Несколько мужчин курили, прикрывая сигареты ладонями от ветра и дождя, их лица освещались на мгновение оранжевыми бликами.

Наконец подошла его очередь. Дежурный – молодой парень в форме с потухшим взглядом – даже не поднял головы.

– Здравия желаю, – сказал Алексей, чувствуя, как голос звучит неестественно громко.

– Документы, – монотонно ответил дежурный.

Алексей протянул паспорт и военный билет. Бумаги уже успели отсыреть. Дежурный сверил данные со списком в потрёпанном журнале, оставив мокрые пятна на страницах.

– Алексеев Алексей Игоревич. Есть такой, – пробормотал он. – Проходите на территорию. Дальше вам скажут. Сумку на досмотр, вот сюда.

Алексей переступил порог. Перед ним открылся огромный пустынный плац, залитый дождём. Асфальт блестел, отражая серое небо. По периметру стояли одинаковые серые административные здания с облупившейся краской. Под непрекращающимся дождём уже собралась большая группа мужчин, ожидавших дальнейших распоряжений. Их тёмные силуэты казались размытыми в дождевой пелене.

– Куда идти? – спросил Алексей у ближайшего мужчины, заметив, как его собственный голос дрожит от холода.

– Вон туда, кажется, – тот неопределённо махнул рукой в сторону одного из корпусов. – Сказали сначала в тот.

У входа в указанное здание толпилась ещё одна очередь. Когда Алексей вошёл внутрь, его встретил огромный зал с голыми бетонными стенами. Пол был холодным и липким от грязи, принесённой сотнями ног. В воздухе стоял густой запах – смесь пота, сырости, металла и чего-то ещё, что он не мог определить. Гул голосов, топот ног, металлический лязг где-то в глубине здания – всё сливалось в один непрерывный шум.

– Куда вставать?! – крикнул кто-то справа.

– Что делать?! – раздался вопрос слева.

– Кто последний?! – прозвучало совсем рядом.

Алексей прислонился к стене, чувствуя, как холод бетона проникает даже через куртку. Его руки дрожали, но было непонятно – от холода или от напряжения. В кармане он сжал мобильный телефон, последнюю ниточку связи с прежней жизнью, но доставать его не стал.

Хаос. Абсолютный, всепоглощающий хаос. Алексей судорожно сжимал лямки рюкзака, чувствуя, как нарастает паника. Он замер на месте, совершенно не понимая, куда ему следует двигаться. Вокруг сновали десятки людей, сталкиваясь плечами, создавая беспорядочное движение, словно муравьи, чей муравейник кто-то разворошил палкой.

Внезапно сквозь общий гул пробился хриплый голос из рупора:

– …Именем старшего лейтенанта Иванова! Подходите к столам пофамильно! Строимся по три человека! Вещи – вдоль стены!

Алексей заметил несколько столов с людьми в форме, к которым уже потянулись вереницы призывников. Он поставил рюкзак у стены, оставив на сером бетоне мокрый след от подошв, и огляделся. Вокруг – лица, лица, лица… Испуганные, злые, растерянные, безразличные. Кто-то пытался шутить, но шутки звучали фальшиво, кто-то сидел, закрыв лицо руками, пальцы которых дрожали.

Он ждал. Минуты тянулись мучительно долго, каждая секунда отмечалась громким тиканьем часов где-то под потолком. Наконец:

– Алексеев!

У стола молодой сержант с тёмными кругами под глазами бегло проверил документы, оставив на них жирный отпечаток пальца.

– Контрактник. Хорошо. Сейчас пройдёте медкомиссию. Кабинет 14, вон там. Потом вернётесь.

– Ещё раз медкомиссию? – удивился Алексей, чувствуя, как в горле пересыхает.

– Так положено. Быстро пройдёте.

«Быстро» оказалось относительным понятием. Очередь растянулась на двадцать минут в душном коридоре с облупившейся краской. Когда он вошел в кабинет, врач, не поднимая глаз от бумаг, пробормотал:

– Жалобы есть?

– Нет.

– Годен. Следующий.

Абсурдность ситуации была поразительной. Как будто проверяли пригодность к космическому полёту, но делали это в туалете на вокзале – грязном и пропахшем хлоркой.

Вернувшись в зал, Алексей нашёл свой рюкзак по потёртому брелку с иконкой и подошёл к следующему столу, где сидел старшина с потухшей сигаретой в углу рта.

– Размер? – буркнул тот, не поднимая глаз от бумаг.

– Сорок третий, наверное…

– Держи. – На стол швырнули смятый комплект формы, от которого пахло нафталином и казармой. – Переодевайся там. Вещи – в мешок и сдаёшь.

Форма оказалась тяжёлой, грубой, словно сотканной из наждачной бумаги. Камуфляжный пиксельный рисунок резал глаза неестественной яркостью. Раздевалка представляла собой грязное холодное помещение с разбитой лампой и лужами на полу. Несколько мужчин уже переодевались, стеснённо отворачиваясь друг от друга, их спины покрывались мурашками от холода и смущения.

Алексей снял свою гражданскую одежду – джинсы с потертыми коленями, мягкий свитер, который мама купила ему на прошлый день рождения, футболку с едва заметным пятном от кофе. Последние частички обычной жизни. Он аккуратно сложил их в выданный полиэтиленовый мешок, словно хоронил самого себя.

Форма сидела нелепо – брюки болтались, как на пугале, а куртка сдавливала грудную клетку. Сапоги, жесткие и негнущиеся, скрипели при каждом шаге, оставляя на бетонном полу черные следы.

В мутном зеркале с трещиной отражался незнакомец. Лицо того же парня, но теперь – в пиксельном камуфляже, с неестественно прямыми плечами. «Алексей-айтишник» исчез. Остался только номер в списке.

Вернувшись в зал, он увидел, как индивидуальность растворяется в серо-зеленой массе. Десятки одинаково одетых фигур, одинаково опущенных плеч, одинаково растерянных взглядов.