Глава 6

… «Какой херней я здесь занимаюсь!» – вдруг зло подумал Тимур. Он сидел на дереве и уже, наверное, полчаса караулил коз, а они все не шли. Но не это разозлило Тимура. Он вдруг подумал, что вся его жизнь – черт знает что, а не жизнь. Вот он, молодой здоровый парень, сидит сейчас на дереве, караулит какую-то козу, чтобы поесть. Ну убьет он ее, будет у него кусок мяса – и что?

«И что?!» – подумал Тимур, наливаясь ненавистью. Голова кружилась. Пекло. По дороге сюда Тимур подвернул к зарослям конопли и набил ею две сигаретки. Одну выкурил по дороге, вторую – вот сейчас, на дереве. Его здорово торкнуло: мир стал другим, мысли стали другими.

Он вдруг вспомнил, как дядька спросил его про девчонку. Хоть и не показал Тимур в машине вида, а вопрос этот больно ударил его. Тимуру нравилась одна в соседнем селе, но она там была первая красавица и у нее без Тимура хватало ухажеров. Обычно Тимур сам перед собой делал вид, что не больно-то она ему и нужна. Но сегодня, после всех дядькиных речей, после воспоминаний о ПТУ, после напоминаний о детских пособиях, на которые мать кормит и его, Тимур вдруг вскипел.

– Твою мать! – зло сказал он. Девчонка эта даже не смотрела на него. «А вот приехал бы на нормальной тачке, показал бы пресс денег, тут бы эта курица мне все свои дырки подставила!» – подумал он, цепенея от вообразившейся ему картины. Кровь бросилась ему в голову. Он сглотнул слюну. Мгновенно ему стало не до коров и овец, и даже о козе он уже не думал. Дядькины слова «надо жить как человек, а ты как живешь?!» вдруг всплыли у него в голове.

– Я хочу жить как человек! – закричал он во все горло прямо с дерева, распугивая птиц. – Как человек!

Птицы шарахнулись с соседних деревьев в стороны.

«Лекции мне читать! – подумал Тимур о Федотове. – Много вас, лекторов. Ты лучше помоги материально! Дал бы денег неделю пожить в городе как в кино, потусить, побарагозить, девок помять – а потом бы и спрашивал. Я ведь ни хера в жизни не видел, а с такой жизнью и не увижу!».

Тимуру вдруг сделалось себя очень жаль. От обиды на жизнь хотелось плакать. Одновременно с этим Тимур чувствовал, что ненависть кружит ему голову. «Всех, всех ненавижу! – думал он. – Все, все виноваты! Пидоры! Дайте мне пожить, пидоры!».

Тут на солонец вышла коза. Тимур увидел ее, но понял, что не коза ему сейчас нужна. У него к тому же было всего пять патронов и теперь – он чувствовал, что именно теперь! – следовало дорожить каждым из них. Он еще не знал, чего хочет, но чувствовал, что способен на все. Душа его пела, удивительная свобода распирала его.

«Думали, суки, я вам вечно буду в ножки кланяться и за копейки благодарить?! – думал он, слезая с дерева и пробираясь потом куда-то, подсознанием зная, что идет к трассе. – А вот хер, это вы мне сейчас поклонитесь!». От этого ощущения – что он, Тимур Кулик, заставит сейчас поклониться весь мир – ему было радостно. От выкуренной конопли он так опьянел, что его шатало. При этом ему казалось, что лучше ему не было еще никогда. Мир вдруг стал для него прост и понятен. «вот пойду сейчас и все возьму! – подумал он с восторгом. – и мне все всё отдадут! А куда эти лохи денутся? Ружьишко-то у меня, а против ружьеца-то не попрешь!»..

Он счастливо захрюкал – смех не получался.

– Надо жить, как человек! Как человек! – проговорил он сам себе со смехом. – Сейчас мы поживем как человеки, правда, Тимурчик?!

Так, разговаривая сам с собой, он подошел к трассе и устроился неподалеку от нее в кустах. Дядькино ружье было с самодельным вкладышем под винтовочную пулю. Тимур снял ружье с предохранителя и стал ждать. Голова его кружилась. На дороге показалась машина. Тимур приложился к ружью, дождался, пока машина приблизится, прицелился и пальнул. Машина остановилась. Тимур удивился сам себе – неужто попал с первого выстрела?! Однако лобовое стекло было цело, да тут из машины еще и вылез водитель. «Вот лох, сам просится…» – хохотнул Тимур и снова прицелился. Он выстрелил, но человек в этот миг наклонился и поля прошла у него над головой.

«А, сука! Не хочешь помирать?! – внутри себя возмутился Тимур. – ишь, блядь, не хочет!». он стал перезаряжать. Но человек, видать, услышал свист пули – он, выпрямившись, озирался, а потом, спохватясь, бросился к машине, вскочил на водительское место и рванул так, что Тимур только плюнул и в полный голос заматерился вслед.

«Ушел! Ушел!» – колотилось у него в голове. Странным образом то, что он только что пытался убить человека, не напугало его, а будто освободило. Оказалось – это не страшно. Оказалось, не страшнее, чем стрелять в козу. «ну человек… – подумал Тимур. – Человек. Пидоры все. Все пидоры. Всех бы кончил. Отсосите у меня, пидоры! Почему я должен их жалеть? Меня бы кто пожалел!».

Он встал из своей засады. Состоявшая из двух половинок гора попалась ему на глаза, но не насмешила, как было обычно, а разозлила. «Вот ведь, натурально в Жопе живем!» – вдруг с яростью подумал он. Солнце предзакатно пекло. Патронов оставалось только три. Тимур подумал, что с этого места он ни в кого не попадет – надо было «охотиться» там, где машины останавливались. Он знал такое место на берегу Перунушки (молодежь уже давно звала речку Порнушка и сейчас Тимур, усмехнувшись, про себя назвал речку так же). Он пошел к реке, соображая, попадутся ли по дороге заросли конопли – хотелось еще кайфануть…

Глава 7

Через два дня Федотов приехал на стоянку со сменщиком. К удивлению фермера, Тимура на стоянке не было. «Ушел, сучонок! – подумал Федотов. – ну подожди!»..

Пока со сменщиком считали скот, пока давали корма, Федотову было не до мыслей о Тимуре. Потом Федотов заметил, что и продукты, которые он оставил племяшу, не тронуты. «Ишь, сука, чем же он кормился?» – подумал Федотов. Он в общем-то знал, что Тимур время от времени берет его ружье, приспособленное под патрон – поди и сейчас охотился. Федотов пошел в кошару, залез под пол. Так и есть – мешковина, в которую он обычно заворачивал ружье, лежала отдельно, а само ружье было мокрое, в грязи и траве. «вот сволочь… – разозлился Федотов. – Попользуешься ты у меня еще ружьишком».

Он взял оружие, лопату и пошел за стоянку, в лес. Там была приметная лиственница, под которой Федотов и закопал ружье. Работа немного успокоила его, но все равно, решил Федотов, надо заехать к сестре, дать племяшу хоть подзатыльник – нельзя же бросать скотину без присмотра!

Все еще кипя от злости, от мыслей о том, что вот ведь делал племяшу только добро, а он, неблагодарный кусок навоза, вон как отплатил, ушел – и бери кто хочет хоть барана, хоть овцу, хоть корову угоняй – Федотов приехал в Перуновку.

– Привет… – многообещающе сказал он Марине, входя в избу. – А где же Тимур, племянничек мой дорогой?

– Вот ничего себе! – всплеснула Марина руками. – А не тебя ли я должна об этом спросить? Ты же его увез на стоянку.

– Ишь ты. Так нету его на стоянке! – развел руками Федотов. – нету. Убег твой захребетник.

– А куда же? – удивилась Марина.

– Да мне и самому интересно! – в сердцах сказал Федотов, бухаясь на стул и косясь на замершего у окна Козырева. – Как я понял, он почти сразу, как я уехал, и ушел. Два дня стоянка без присмотра! Это ж чудом ее не разорили! С кого бы и что я взял, если б скотину оттуда поугоняли? С тебя что ли, сестрица?

Он угрюмо смотрел на сестру. Он был старше ее на пятнадцать лет, его молодость пришлась на другие годы, он раньше научился горбатиться, чем пить, сестра же наоборот – в том он и видел причину всех ее бед. Всякий раз он думал, что, может, сейчас повезет Марине с мужиком, и всякий раз не только ей не везло, а еще оставался от мужика «подарочек».

– Так искать же надо его, Миша! – слезливо заговорила Марина. – Поехали, поищем…

– Вот уж нет, сестра! – стукнул он по столу. – Не дитя, сам придет. Медведей в округе нынче нет, не загрызет его никто. А и пропадет – так ты уж извини, у тебя еще в запасе трое!

– Что ты говоришь?! – воскликнула Марина.

– Да что есть… – насмешливо ответил Федотов. – Или, не дай Бог, уже четвертого ждешь?

Он покосился на Козырева.

– Как, получается у него? – кивнул он Марине. – Ждать мне еще нового племяша или племяшку?

– Да иди ты! – закричала Марина, разозлившись.

– Да я-то пойду… – сказал Федотов. – Но чтоб ноги больше твоего Тимурки в моем доме не было.

Он встал и пошел к выходу.

– Эй, малохольный… – окликнул он Козырева. – Может, ты знаешь, где Тимурка?

– Разве он мне докладывается? – по-змеиному нагнул голову над столом Козырев. – Он у нас старшенький, уходит, приходит, ничего не говорит. Чем занимается – рекбус, кроксворд…

Эти слова – «рекбус», «кроксворд» были еще одной любимой присказкой Козырева. Всякий раз, произнося их, он улыбался во весь рот, а потом начинал хохотать, как и в театре редко кто умеет: громовым «ха-ха-ха!», заливаясь словно Шаляпин какой. Захохотал он и сейчас. Федотов угрюмо посмотрел на это, сплюнул и пошел из хаты прочь.

Глава 8

Тимуру же было в этот момент хорошо, очень хорошо. Он был счастлив, или думал, что счастлив – а это собственно одно и то же. Он сидел в большой блестящей машине. Играла музыка. Было сколько хочешь пива и водки. Двое приятелей, с которыми Тимур пил уже второй день, заглядывали ему в рот.

– Семе-ен… – лениво растягивая слова, сказал Тимур. – Дрын, твою мать, хватит спать! Сходи, купи еще бухла и чего-нибудь пожевать…

С заднего сиденья поднялся Семен Дрынов, по вполне объяснимому прозвищу Дрын, худой, короткостриженый, в спортивном костюме, от которого исходил тяжелый запах блевоты. Еще не так давно он разговаривал с Тимуром сквозь зубы – но вот уже два дня был у Тимура на побегушках, с того самого момента, как Тимур почти ночью приехал к дому Дрынова на этой самой машине, в которой они сейчас сидели.

– Откуда машина? – удивленно спросил тогда Дрынов.

– Откуда… откуда… – проговорил задумчиво Тимур. Он показался Дрынову пьяным (а он и был пьян – в голову уже ударил выпитый коньяк, который Тимур нашел в машине, да и много чего еще ударило Тимуру в голову). Тимур внимательно посмотрел на Дрынова и вдруг сказал, со вкусом выговаривая каждое слово:

– Короче, мочканул тут одного лоха, его лохушку, да еще двоих… А машина – ихняя.

Дрынов помнил свои ощущения в этот миг – ему стало страшно. Но тут же он вспомнил завиральные басни Тимура про его учебу в ПТУ и подумал, что и здесь, поди, то же самое. Правда, тут же появилась у Дрынова мысль – откуда же тогда машина, но он отбросил ее – проще было думать, что Тимур снова врет. К тому же он разглядел глаза Тимура – прежде таких глаз он у него не видел никогда. Дрынов понял, что если Тимур и не убивал, то уж точно добыл эту машину каким-то таким способом, о котором лучше не знать.

– Поймают же… – как-то жалко пробормотал Дрынов.

– Да поди нет… – Тимур пожал плечами как-то так, будто и не сомневался – не поймают, не боись.

Тут Дрынову в голову пришла мысль: если Тимур убил ради этой машины четверых, то ведь и его, Дрынова, замочит, если решит, что Дрынов способен его сдать. Дрынов побледнел как полотно. Тимур посмотрел на товарища, полез на заднее сиденье и вытащил оттуда недопитую бутылку коньяку.

– На… – сказал он. – Прикинь, у них полная тачка бухла!

Дрынов выпил прямо из горла. Коньяк для него был как вода. Но уже через минуту мир для него изменился – стало хорошо.

– Ну что, понеслась? – с предвкушением спросил Тимур.

Дрынов кивнул и полез в машину. Они покатили. Чем дальше, тем лучше становилось Дрынову. «вот ведь, говорил Тимурка, что заживет, и зажил!» – хмельно думал Дрынов, уже и не помня, не думая, какой ценой «зажил» его товарищ.

– Тимур, дай порулить… – попросил он.

– А ты умеешь? – иронически, свысока, спросил Тимур.

– У меня ж права!

– На трактор «Беларусь» у тебя права! Права у него… – издевательски протянул Тимур и посмотрел с насмешкой на товарища: – А это-то – тачка, настоящая. Педальку чуть вдавил – и полетела!

Дрынов с удивлением видел, что Тимур какой-то другой – такие лица были у разных больших начальников, иногда приезжавших к ним в село, да у тех мужиков, которые, вылезая из своих «Ленд-Круизеров», покупали у местных молоко. Это были люди из другого мира, подробности жизни которого можно было только попытаться угадать: большие дома, новая одежда, сытая жизнь, насыщенная теми удовольствиями, которые показывают в кино и в существование которых Дрынов не сильно-то и верил (так, изрядно сомневался он в существовании стрип-баров – в чем смысл? – думал он). Тимур смотрел сейчас будто издалека и свысока. Глаза его были полуприкрыты. Дрынов по недалекости не все и уловил: Тимур сейчас видел себя еще и со стороны и от этого получал отдельное удовольствие: ведь все сбылось – он на тачке, он при деньгах, он повелитель жизни!

Он уже почти не помнил, что было с ним за час до этого. Не подстрелив первого мужика на трассе, он вспомнил, что есть место, где туристы останавливаются на ночлег – туда и пошел. По дороге сорвал еще конопли, набил сигаретку, покурил – стало еще лучше. «Учиться, говоришь, надо… – пробираясь по лесу, вспоминал Кулик разговор с дядькой. – Плиточником, говоришь… Совсем ебнулся дядя Миша – плиточником! Сам всю жизнь в говне, и мне свое же говнище предлагает»…

Был уже десятый час вечера, когда он добрался, наконец, до нужного места на берегу Перунушки. Еще на подходе он понял, что угадал – тянуло костром. «есть! Есть!» – думал он, смиряя сбившееся от быстрой ходьбы дыхание. Тихо – этому хорошо научился за жизнь – он пробирался между деревьев. Скоро слышны стали голоса. Он подошел к стоянке вплотную и устроился за старой толстой сосной. На берегу стояла большая черная машина – у Кулика перехватило дух при ее виде. Женщина доставала что-то из сумок, а высокий, раздетый по пояс, жилистый мужик рубил на дрова валежник. Тимур решил, что первым надо убивать мужика – вон какие мускулы, да и топор… К тому же, патронов было три – «на мужика хватит, а с бабой уж как-нибудь, хоть руками…» – весело подумал Тимур – ему все это казалось чрезвычайно смешным.

Он начал целиться. Как сквозь вату, до него доносились голоса.

– Ну что тебе, трудно, скажи – я тебя люблю… – говорила женщина смеющимся голосом.

– Нет ни слов таких, ни чувств! – отвечал ей мужик, громко ухая топором в ствол дерева. – Есть одно влечение полов для продолжения рода.

– Ах, для продолжения?! – засмеялась женщина. – Мы свой род продолжили, так что теперь и не подходи ко мне!

Она отошла. Мужик выпрямился и повернулся в ее сторону.

– Алина! – позвал он. – Алинчик!

Тимур выстрелил. Сделанный в охотничьем ружье вкладыш был под трехлинейный патрон – большая пуля попала мужику в спину и ударила его, словно палка. Мужик, издав странный звук, – словно кашель, – упал. Женщина мгновенно обернулась и, остолбенев, смотрела на него. Тимур, не торопясь, прицелился и выстрелил ей в грудь. Она рухнула на спину. «Во как! Во как! – думал Тимур. – У Тимурчика глаз – алмаз!». Он встал из своей засады и пошел к машине, как кладоискатели идут к сундуку с золотом.