– А войны! Это вообще нечто особенное. Как один человек или даже группа людей может решать судьбу миллионов, которых и в глаза ни разу-то не видел. Сами никогда не выходят на поле боя, прячутся в уютных бункерах. Простой народ умирает за чужие интересы, за-ради чужой наживы. Если политикам необходимо, пусть соберутся и воюют. Избирали их для решения мирных проблем. Никто не давал им права на войну. Вот лично тебе есть хоть какое-то дело до установленных кем-то когда-то границ? – Аня внимательно слушала. – Вижу, что нет, как и большинству нормальных людей на планете. Находятся, конечно, выводки нацистов и им подобные, но их всего ничего. Основной массе населения даже интереснее, когда рядом живут множество национальностей со своей культурой, со своим мировоззрением. Сколько полезного можно почерпнуть друг у друга. Каждый хочет без всякой ненужной волокиты, по-первому зову сердца поехать в любой уголок родной планеты, а не мечтать о нем, как о чем-то божественном, доступном лишь избранным. В вас есть задатки великого, светлого. Но вы, почему-то пытаетесь это все искоренить, сформировать из себя существ, подобных машинам. Нет общей цели, и этим все сказано. Вы как в темноте, шарахаетесь из одной крайности в другую, ищите выход, не видя его у себя под носом. К чему вообще стремится ваша цивилизация? Ответа нет, а значит, все ложно. Отсутствует вектор, по которому нужно прилаживать силы и добиваться результатов. Ничего не объединяет всех, как одну семью. Топчетесь века на одном месте – шаг вперед, затем назад, и никакого продвижения, так и погибните в противоречиях, если ничего не предпримите. Это закон вселенной: или живые существа становятся мудрее, преодолевая трудности вместе, или они гибнут. Не нужно думать, что когда придет беда, вы объединитесь для ее разрешения. Начинать нужно с мелочей, в последний момент ничего не успеть.

– Слова, слова. Не будем философствовать. Пойдем лучше в парк, в это время он очень красив. – Остановила девушка разгорячившегося спутника.

И вправду Константину здесь понравилось. Ни шума, ни копоти автомобилей. Хоть где-то сохранилось то, что должно быть везде. Только тишина и зеленые деревья, да еще редкое щебетание птиц. Присев на одну из скамеек, Аня аккуратно, почти с трепетом, взяла его за руку.

– Я о тебе ничего не знаю? – тихо, не смотря в глаза, начала она. Ей хотелось сказать, узнать самое главное, но она не находила в себе сил и смелости сделать это. – Есть ли у тебя работа? Кто ты? Семья? – после последнего слова торопливо добавила, чтобы не выдать себя – Друзья?

– В твоем понимании ничего такого нет. Мы другие. – То ли жалость, то ли сожаление звучало в его голосе. Главного вопроса он, кажется, не заметил или делал вид, что не заметил.

Повисла тишина. Это было не то тягостное молчание, которое возникает между двумя малознакомыми людьми, и им приходится болтать о всякой ерунде, неважно, о чем лишь бы не было этой страной стеснительности. Им просто было хорошо вдвоем. Каждому наедине со своими мыслями. Никто не испытывал неловкости, словно их знакомство длилось уже не один десяток лет.

– Кем ты работаешь? – вдруг почему-то спросил парень.

– Не важно. – Отмахнулась она. – Мне моя работа совсем не нравится. Если бы я на ней не самообразовывалась, не читала книг, не занималась, хоть чем-то полезным, наверное, с ума бы сошла от понимания безнадежности, бесполезности потраченного времени.

– Смени ее.

– Хм, – усмехнулась девушка его наивности, – все не так просто. Сначала необходимо диплом получить. Пыталась учиться, только денег не хватило. У меня из родни одна бабушка осталась, – на ее лице появилась теплая, немного грустная улыбка, – пенсия и до прожиточного минимума не дотягивает. Правительство обещало повысить, а все одно копейки выйдут, цены гораздо быстрее вверх ползут. Ей помогать нужно.

Естественно пришлось объяснять, что такое прожиточный минимум, пенсия и еще множество попутных вопросов.

Выслушав и глубоко задумавшись, Константин решил уточнить некоторые моменты:

– Получается, это расчетные средства, необходимые человеку на месяц для элементарного выживания, так сказать, чтоб с голоду не погибнуть?

Аня, молча, кивала и покрывалась мелкой дрожью, предчувствуя новую волну негодования.

– Сейчас она получает меньше денег. Пока все правильно? – получив утвердительный ответ, продолжил. – Государство само назначает этот минимум, дает человеку еще меньше, значит, заведомо обрекает его на смерть?

Ей нечего было сказать.

– Я тебе в сотый раз говорю, я очень маленький, ничего не значащий человек, не спрашивай…

– Так не бывает. Маленьких людей нет. Бывают низкие существа, и это те, кто давят на вас, заставляя считать себя никем, чувствовать ничтожеством. Они забирают у вас самое главное – осознание своей значимости, а значит, убивают волю к жизни, стремление к великим свершениям. Заставляют жить не так, как вам хочется, а как им нужно… А на кого ты училась? – переменил он тему разговора. От его высказываний Аня совсем повесила голову и вся ссутулилась.

– На химика, – оживилась она. – Мне это очень по душе. Часами могу говорить об этой науке. – Потому, как светились ее глаза, можно было сделать вывод, что это действительно могло стать делом всей ее жизни.

– Давай я тебя всему научу, работай кем хочешь?

– Моих знаний в этой области более чем достаточно. Диплом нужен, деньги.., – снова расстроилась девушка.

– Если ты все знаешь и умеешь, а у тебя всего лишь нет какой-то бумажки, ты и работать не можешь?

– Не бумажки, а пластика, – оставалось только смеяться с таких нелепостей, так они легче переносятся. Как объяснить чистейшему младенцу, что такое предательство, ложь, выгода? – Чего ты добиваешься?

– Пытаюсь вас понять.

– Ну и как успехи? – Ироническая усмешка чуть коснулась ее губ.

Константин лишь отрицательно покачал головой и немного погодя добавил:

– Вы и сами себя не понимаете, вижу, и понять ничего не стремитесь. Каждый выдумывает тесные мирки, где только ему хорошо, совсем не пытаетесь сделать уютным общий дом, то, что происходит за вашим окном вас уже не касается. Жизнь заключается в нескольких квадратных метрах ваших квартир и заканчивается за их дверьми. Все, что в не ее, враждебно, уничтожающе кошмарно. Пока мы с тобой гуляли, удосужился прочитать несколько мыслей мимо шагающих людей. Один из них думал о предстоящем техосмотре своего транспортного средства. Цитирую: «как же все усложнили: месяц, если не больше придется простоять в очередях, пока все закончится. Лучше дам денег и документы, через десять минут все будет готово». – Вот и объясни мне, пожалуйста, зачем нужна эта служба? Чтоб взятки брать? Машина-то поедет в любом случае, даже без проверки. Можно ее просто упразднить. От этого больше аварий не будет. Думающие люди сами на неисправном автомобиле не поедут, а дураки так и так заплатят и попадут или в аварию, или в другую скверную историю. Другой подсчитывал свою выгоду от обмана рабочих, что-то там с зарплатой, большинство же не знало, чем накормить семью. «Где еще подработать? И так уже на двух работах,… а денег все равно не хватает». Самое время поставить вопрос: разумны ли вы? Люди ли вы вообще? То, что вы на изобретали всякой всячины не делает вас высшими существами, как вы сами считаете. Что делает человека таковым? Доброта, сострадание, помощь ближнему? Где же ваша молодая цивилизация успела это все растерять, не успев толком приобрести? Даже животные чувствуют свою вину острее вас. Готовы покорно принять заслуженное наказание, пусть и от более слабого. Люди же, зная свою вину, приложат все усилия, чтобы не понести наказание, даже себя убедят в собственной невиновности. Хотя задумано ваше общество неплохо. Только все, что предписано не имеет силы. Если бы выполнялось все как должно, было бы сносно для большинства. Только не ясно если: механизм не работает, его нужно отменить, выбросить или починить, а люди довольствуются разрушенной системой, конца которой не видно.

– Наверное, ты прав. Я тоже боюсь этого мира. Боюсь всего: показаться глупой, смешной, выразить свои мысли на людях. Вдруг кто-то их осудит, высмеет. Мне этого не пережить. Мечтаю.., ты даже не поверишь о чем я мечтаю, – развела она руками, – о старости. Хочу быстрее выйти на пенсию и спрятаться от всего мира. Понимаю, что желаю себе смерти, но ничего не могу с собой поделать. Это ужасно, знаю. Готова пожертвовать своими лучшими годами жизни. Но и мои знакомые влачат такое же жалкое существование, если не сказать, чахлое прозябание. И думают так же, просто вслух об этом не принято говорить. Им приходится набивать дни всякой всячиной лишь бы куда-то деть время и придать осмысленность своему бытию. Для них жизнь обуза, невидимое ярмо. Одни занимаются коллекционированием, другие игрой в карты, третьи еще какой-нибудь ерундой, имеющее все поглощающее значение для их жизни. Многие находят утешение в детях. Ты не подумай, ничего против детей не имею – это прекрасно. Плохо то, что большинство заводят их для упрощения своей жизни. В какой-то степени – это слабость или эгоизм, не знаю. Сами в свое время добиться ничего не смогли, опустили руки, завели семью. Появилась лишняя отговорка, оправдание: не до великих свершений, карапузов кормить надо. Вот я их воспитаю, а они пусть совершают чудеса. Проще всего бездумно, уперто как баран, механически выполнять какие-то обязанности, выматываться физически до потери сознания. Гораздо труднее пытаться менять себя и общество. То, что нам не под силу, а в большинстве случаев просто лень, мы перелаживаем на плечи своих потомков, они в свою очередь на своих… Я даже не боюсь смерти. При необходимости легко пойду на нее не мешкая, ни секунды. Зато до паники, до дикого ужаса трепещу перед представителями власти в любом их проявлении: чиновники, милиция, просто начальство на работе. Все они имеют на меня невероятное, гипнотическое влияние. Когда они кричат, угрожают, я не в силах что-то возразить, теряю дар речи. Зато потом горю гневом. Выстраиваю огромные предложения, фразы, которые нужно сказать в ответ и знаю, что никогда не смогу их произнести вслух. Следующая ссора, если ее так можно назвать, закончится как всегда молчаливым согласием.

– Ты не справедлива к себе. Желаешь тихой, спокойно яркой жизни. И все это сейчас тебе недоступно. По какой-то причине, думаешь в старости все задуманное придет. Может и так. Смотря чего хотеть. Твоя неинтересная, бессмысленная работа раздражает тебя, выматывает как каторга. Таких как ты миллионы и вы растрачиваете лучшее годы, огромные силы на абсолютное ничто. Начиная от вооружений, заканчивая любыми мелкими учреждениями, которые строят свое существование на куче бумаг. Их так много, что единой системы управления нет нигде. Все так далеко зашло, что уже никто не знает как должно быть, как правильно. Тратите драгоценное время, простаивая в очередях к чиновникам ради какой-то бумажки, подписи, печати. Сколько в этом занято народу? Зачем? Если ваш мир сугубо материален, что тоже не лучший вариант,.. они ведь ничего не производят, и другим приходится работать за себя и за кого-то еще. Платите кучу налогов. Честно заработанные тружениками деньги улетучиваются в неизвестных направлениях.

С ранних лет и до самой смерти вы живете только в запретах, каких-то нелепых правилах, рамках, которые не облегчают, а усложняют существования. Но поверь мне, ваше строение общества – не догма, бывает иначе. Людей из года в год заставляют… сразу учиться, не тому, чему хотелось бы, а тому, чему кто-то решил вас научить. Кому-то, кого вы даже не знаете, виднее, чему вас учить, а чему не стоит. Затем работа за гроши. Это очень выгодно, зарабатывать на чьем-то труде миллионы, чтобы не жить в воздвигнутых для большинства рамках. Ваши великие вершители судеб, как вши на теле – отъедаются пока не лопнут, но до этого момента не одну душу утянут за собой в пропасть. Потому и мечтаете о старости, о смерти, ведь трудно осознавать всю бессмысленность такого существования. Ежели случается чудо, виднеется свет в конце тоннеля, с воодушевлением берешься за работу, планируешь, жертвуешь всем, но когда доходит до оформления документов, начинаются подводные скалы, которые зачастую разбивают корабль мечты и ты тонешь из-за нехватки подписи, денег на взятку и другой мелочи, без которой прекрасно можно обойтись. Оправдываетесь, мол по-другому нельзя, или кричите, покажите нам как и мы сделаем. Реально не ищите ни компромиссов, не хотите видеть – уже показывали, как и не раз. Когда случиться увидеть – следующая отговорка: не умеем. И так до бесконечности. Но верь, так не будет всегда. Люди очнуться от сна. Наступит время страшной переоценки ценностей и жизни вообще. Не может горстка людей владеть планетой, и уж тем более им не подвластны умы миллионов. Будет час, и все люди в одно мгновение поймут свою значимость. В мгновение ока исчезнут бедные и богатые, рабы и господа, порок и преступления. Осознание единства вселенной исключат убийства и воровство. Ведь глупо воровать у себя самого.

– Аня, – его голос стал ласков как пение птиц вокруг, – мне нужно кое-что тебе сказать.

В его глазах и так было все сказано, но девушка как никогда хотела ошибиться.

«Так не должно быть, – твердило сердце, – я его ждала всю жизнь».

– Мне пора улетать, – прозвучало как гром.

Константин говорил еще долго, но она его уже не слышала. Ей стало жаль себя, жаль своей судьбы, которая снова ее обманула, оставив наедине с болью. Выпустила надежду и, не дав насладиться, забрала обратно.

– Ты не обижайся, скажу еще кое-что. В своем мире ты обречена, быть несчастной. Твоя чистота здесь – порок. Хорошие люди у вас никому не нужны, они изгои. Есть, конечно, выбор: или превратиться в зомби, слившись с остальными, или в одиночку сражаться с тем, что не суждено побороть. Во всяком случае, ты не сможешь, система тебя сломает. И в то же время кто-то должен начать драться, добровольно пожертвовать своей жизнью во благе, стать белой вороной. Обречь себя на лишения и обиды, такова участь мучеников. Но так или иначе, выбор всегда остается за тобой.

– Когда тебе уходить? – пыталась скрыть она тоску, его слова Аню сейчас вообще не волновали. Перед глазами уже стоял завтрашний день без него. День, как и тысячи других, похожие один на другой как единоутробные близнецы. В них нет ни радости, ни счастья лишь презренное одиночество, тянущее вниз.

– Уже скоро.

– Прогуляемся в последний раз.

Он с готовностью поднялся с лавки и подставил ей свою руку.

Шли медленно. Ни о чем не разговаривали, да и о чем теперь им было говорить – двое такие близкие и такие далекие. При расставании навек любые слова звучат глупо и не нужно, лишь заглушая обостренные до предела чувства, затуманивая сердце разумом. Так, сами того не замечая, подошли к концу парка. Зелень плавно переходила в городскую поликлинику. Это новое здание со своими сияющими стеклами и блестящей крышей не совсем гармонировало с окружающими липами и каштанами.

– Мне нужно зайти, – кивнула она на поликлинику, – подождешь?

– Подожду, – как-то растеряно ответил парень и отстранился в тень деревьев.

На самом деле, срочности в визите к врачу не было. Просто Ане нужно было перевести дыхание, побыть наедине, а то еще немного и она бы разрыдалась.

Ветром ворвалась в коридор, пропахший лекарствами и людскими страданиями, машинально свернула за угол и очутилась возле двери с зеленой табличкой. «Кабинет №10 Юров Андрей Александрович – семейный врач» – значилось на ней.

Людей было порядочно. Спросив край, девушка уселась на жесткий табурет и принялась рассматривать потолок. Ей не хотелось выходить наружу, она оттягивала расставание и не знала, как это сделать. В голове бились различные варианты отсрочки неминуемого события. Но все было не то. Из ступора вывела потревоженная чем-то очередь больных.

– Тут все с температурой и, тем не менее, не лезут без очереди. Ждите как все!

Подошедшие позже всех пациенты не желали ждать. По их общению было ясно – отец и сын. Да они и похожи были. Оба маленькие, пухленькие. Солидно одетые. Только у отца в отличие от сына, была небольшая залысина на голове. Парень же обладал величавой белокурой шевелюрой. Постоянно переговариваясь с кем-то по мобильным телефонам, с важной, распущенной походкой поочередно отходили от кабинета на несколько шагов. Впрочем, это не затрудняло, при желании, слушать, о чем идет речь.

– Нет, еще в больнице. Сейчас скупимся и приедем… Что? Уже все собрались, скоро будем. Накрывайте.

– Стас, – подозвал сына поближе, когда тот тоже положил трубку, – очередь большая… Ну да ничего.

Набрал номер и коротко перекинулся с кем-то парочкою фраз. Сразу из кабинета раздался голос врача,

– Фабрикин, следующий заходит. – Уперев глаза в пол люди молчали.

С видом победителя, в порыве превосходства и брезгливости к окружающим, юнец зашел в распахнувшуюся дверь но, гордясь, забыл прикрыть ее за собой.

– В общем, больничный я тебе выписал. Пусть у меня побудет, хоть это и не положено. Через десять дней придешь заберешь… Все печати я поставлю…

Аня все так же незамечено покинула здание, как и вошла в него. Было далеко за полдень и коридоры давно опустели. Ее собственные шаги мягко и противно раздавались где-то в области затылка.

– Везде же такое происходит. Неужели и вправду этого не замечала. И другие не хотят видеть. Легче закрывать глаза и считать, что все так и должно быть. Повсюду маленькая злость, вранье, жестокость и другие пороки, суммируясь, приводят к всеобщему страданию.

Константина нигде не было. На стволе липы, под которой он стаял, маячил белый листок бумаги. Аня дрожащими руками сорвала его со шпильки и поднесла к лицу. Крупные слезы, больно обжигающие щеки, застлали глаза, мешая читать. Смахнула их рукой. Сквозь белую пелену начали проступать строки.

– Прости, я не умею прощаться. Тебе так легче. Как бы ты не уговаривала, я не вправе остаться. Люблю тебя всем сердцем. Твой Константин.

Больше Аня не сдерживала слез. Громко всхлипывая, ни на кого, не обращая внимания, брела обратно по парку.

– Твой Константин, – бесконечно повторяла она, и слезы с новой силой срывались с длинных ресниц.

В небе что-то громыхнуло.

– Я не сдамся, не превращусь. Я буду бороться. Слышишь ли ты меня, – закричала она что было мочи, подняв голову к темнеющим небесам.

Полил дождь. Запахло озоном.