Солнце припекало уже по-взрослому. «Черапунджи, Черапунджи! Там все время идет дождь!» – вертелось в голове у Танюшкина. Вот бы попасть туда минут на десять.
Примерно через час они вышли к шоссе и принялись ловить попутку. Завидев их компанию, одна за другой остановились несколько машин. К несчастью, бурная жестикуляция Танюшкина и частое повторение слова «Варанаси» ни к чему не привели – водители чесали затылки, качали головой и уезжали.
Подрулил веселый усатый мотоциклист и с широкой улыбкой предложил бесплатно подвезти любую из девушек. Усач был немедленно послан озверевшей Марианной и умчался так стремительно, что забыл прихватить с собой улыбку, и она еще несколько секунд продолжала висеть над обочиной в клубах меловой пыли, поднятой его мотоциклом.
Наконец после множества неудач рядом с ними с диким скрежетом притормозил древний, ярко разрисованный грузовик «ТАТА». Посреди бампера у него красовался синекожий бог, сидящий на тигровой шкуре с грозным и задумчивым видом. «Хоть здесь без слона обошлось», – устало подумал Танюшкин.
Он тяжело запрыгнул на ржавую подножку и, растягивая спекшиеся губы в отчаянной улыбке, в десятый раз прохрипел пароль: «Варанаси». И чудо случилось! Водитель, маленький толстый индус с большой круглой головой и оттопыренными ушами, приветливо закивал и махнул пухлой ладошкой – залезайте.
Внутри кабина роскошью не блистала. Засаленные сине-белые чехлы сидений, пятна на желтой обшарпанной обивке, гирлянды оранжевых ноготков по краям пыльной приборной панели. Трескучий вентилятор гонял по кругу резкий запах застарелого пота, грязных одеял и специй. Позади водителя располагались две полки. На верхней кто-то негромко похрапывал – наверное, сменщик.
Танюшкин подсадил девушек, они с облегчением рухнули на нижнюю полку. Сам устроился слева от водителя. Грузовик громко чихнул и резво рванул с места. Слава поерзал лопатками по жесткой спинке продавленного сиденья, собираясь уснуть, но поймал внимательный взгляд индуса. Выглядел тот странновато для работяги-дальнобойщика – объемистый живот, руки короткие, пухлые. Уши лопоухие, губы толстые, а нос – большая картошка на пол-лица. Вот уж кто точно не красавец! Однако во взгляде умных маленьких глазок было что-то приятное, располагающее.
– Вы не волнуйтесь, у нас есть деньги, – начал Слава, но его прервали.
– Не таким я тебя представлял, – грустно улыбнулся водитель, озабоченно разглядывая Танюшкина. Голос у него оказался тихий, глуховатый.
– Простите, – растерялся Слава, – вы…
– Нам нужно поговорить, герой, – лопоухий человечек оторвал от руля руку и почесал загорелую лысину, словно не зная, с чего начать, – и если ты, конечно, не против, я буду обращаться к тебе именно так…
Танюшкин непроизвольно поморщился.
– Не нравится? – слегка удивился водитель. – Впрочем, это неважно… – он по-стариковски пожевал пухлыми губами, – так или иначе, но ты уже попал на путь героя. – Попал? – непроизвольно вырвалось у Танюшкина. – Какой еще путь героя?
– Ах, да! Ты же ничего не знаешь! Тебе, герой, в скором времени предстоит битва с ракшасами…
– Извините, вы вообще о чем? Какие ракшасы? – попытался остановить поток непонятного бреда Танюшкин, но водитель не обратил на него внимания.
– Ракшасы – демоны, которые хотят напасть на священный город во время праздника Дивали. Помешать им способен только герой, выбранный линией судьбы для новой истории Рамаяны. Понимаешь?
Он выжидающе посмотрел на Танюшкина.
– А я тут причем? – удивился Слава.
– Ты и есть герой, которого выбрали, – огорошил его водитель.
Вместо того чтобы следить за дорогой, он повернул короткую шею и не сводил глаз с Танюшкина, а грузовик в это время с ревом несся вперед, то и дело вырываясь на встречную полосу и обгоняя попутный транспорт. Лопоухий без остановки жал на клаксон. Жутковато дребезжала кабина, и тревожно раскачивались гирлянды оранжевых ноготков, подвешенные по краям лобового стекла.
Танюшкин только молча шевелил губами и пытался проглотить комок в пересохшем горле. Язык онемел и не слушался. Ситуация выглядела совершенно дурацкой.
Водитель с минуту помолчал и, не дождавшись вопросов, неожиданно спросил:
– Кстати, у тебя сладкого не завалялось?
Танюшкин сморгнул и отрицательно помотал головой. – Жаль! – огорчился лопоухий. – Люблю, знаешь, сладкое, особенно такие шарики из риса с кардамоном… Ну чего молчишь? Задавай вопросы!
– Это гипноз? Вы кто? – прохрипел Танюшкин первое, что пришло в голову.
– И для кого я все это рассказывал? – расстроился собеседник, и его гладкий лоб сложился в обезьянью гармошку. – Что, совсем ничего не понял?
Танюшкин помотал головой и зажмурил глаза, пытаясь избавиться от навязчивой галлюцинации. Не вышло. – Вы кто? – снова спросил он.
– Я – Ганеша! Сын своего достойнейшего отца, Разрушителя Вселенной Шивы, и его божественной супруги светлой Парвати, – буднично произнес водитель и почесал морщинистое слоновье ухо. – А это моя ездовая вахана Мушика.
Очертания кабины стали растворяться в воздухе, и Танюшкин обнаружил себя на солнцепеке посреди большого серого ковра. В следующее мгновение ковер ожил и зашевелился. Танюшкин обмер – он сидел на спине мыши, огромной, как пожарная машина, и горячей, как батарея.
Мышь грозно топорщила усы, длинные, как бамбуковые удочки, и неслась по шоссе гигантскими прыжками, перемахивая через встречные и попутные машины, которые сверху казались игрушечными. Под жестким ворсом ходили поршни огромных мускулов. Танюшкин отчаянно цеплялся за жесткую, словно стальная проволока, шерсть, а голова его с разинутым ртом качалась на шее как фарфоровая головка китайского болванчика.
Прыжок, еще прыжок, его подбросило вверх, пальцы разжались, и навстречу ему всеми своими смертельными трещинами и выбоинами рванулась полоса раскаленного асфальта. Танюшкин зажмурился, нелепо растопырившись в воздухе, но в последний момент пухлая рука Ганеши ухватила его за плечо и с нечеловеческой силой вдавила в жесткую спинку пассажирского сиденья.
«Слон!!!» – взорвалось в мозгу у Танюшкина, и его сознание скользнуло в спасительную темноту.
Танюшкин прекрасно помнил день, когда к нему прилипло это дурацкое прозвище – Герой.
Славе только что стукнуло тринадцать, и он стал серебряным призером на детско-юношеском турнире по боксу. Проиграл единственный бой и занял второе место. А до этого случая и на районных, и на городских соревнованиях получал только первые, но боев не выигрывал, да и вообще не дрался. Такой вот парадокс! А весь секрет в том, что драться было не с кем.
К тринадцати годам из Танюшкина вымахал здоровенный лоб под метр восемьдесят, и весил он слегка за семьдесят. Поэтому-то в его возрастной категории не находилось противников соответствующего веса. Танюшкина заявляли на соревнования, и он, не выходя на ринг, занимал первое место. Медали, правда, за это не полагалось, но тренер Михалыч получал нужную галочку.
Однако во всем этом они оба чувствовали подвох, и честный Михалыч сочувственно похлопывал Славика по спине: «Ничего, парень! Будет и на твоей улице праздник! Главное, тренируйся, а бои придут!»
Танюшкин всем своим видом изображал огорчение, но, если по-честному, совершенно не расстраивался. Бокс он не любил, физическую боль не то чтобы совсем уж боялся, но откровенно недолюбливал. Однако тренировать силу и боевой дух его год назад отправил старший брат, и этот подарок судьбы обжалованию не подлежал.
В конце концов вышло, что Михалыч как в воду глядел! Обещанный тренером праздник на улице Танюшкина наступил неожиданно. Однако самое печальное заключалось в том, что морально к этому пиршеству боксерского духа он оказался совершенно не готов!
Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что неприятности Славика Танюшкина начались задолго до того. В шестом классе он сильно вытянулся и раздался в плечах. Высокий рост и крупная фигура заметно выделяли его среди одноклассников и, к несчастью, сделали удобной мишенью для ребят постарше. Некоторые из них заметно уступали ему в росте, однако, зная, как говорила сестра, «телячий» нрав Танюшкина, при встрече с удовольствием отрабатывали на нем увиденные в кино каратистские приемы.
Иногда он неловко отмахивался от обидчиков, но чаще дело сводилось к тому, что Танюшкина зажимали в угол сразу двое, а то и трое старшеклассников и метелили почем зря. Ему оставалось только прикрывать лицо и живот руками да глотать слезы от бессилия.
Дома Танюшкин помалкивал, справедливо полагая, что от родителей помощи ждать не приходится. Отец работал заместителем главного инженера, но дела у его завода в то время шли хуже некуда, и ему явно было не до Славиковых проблем. К тому же Танюшкин и так знал – спроси он совета, отец предложит взять в руки что-нибудь потяжелее, вроде табуретки, и проучить школьных хулиганов.
Танюшкин не сомневался, что, окажись батя на его месте, так бы и сделал. Ну так то отец, человек старой закалки! А маманю вообще грех расстраивать. Она разрывалась на двух работах, а по вечерам суетилась на кухне, маленькая, едва живая от усталости.
Короче, все так и шло, больно и обидно, но, к счастью, без серьезного членовредительства. Синяки и ссадины не в счет. Танюшкин помаленьку рос и учился выживать. Иногда, зная, что у выхода из школы его поджидает целая компания любителей бесплатных развлечений, он покидал школу по-английски, через окно туалета первого этажа. И этот день становился для него по-настоящему счастливым.
Наконец сестре Наталье надоело лицезреть его вечно разбитую физиономию. Воспользовавшись случаем, когда их старший брат Димка, курсант третьего курса Рязанского воздушно-десантного, приехал в отпуск, она с чисто женской непосредственностью вывалила на того весь ворох проблем Славика, приукрасив собственными догадками. Сестрица в ультимативном тоне потребовала от лихого десантника пойти в школу и по-мужски решить вопрос, то есть, как минимум, поговорить с директором, а как максимум – начистить рожи обидчикам бедного Славика. Причем последнее, по ее мнению, выглядело предпочтительнее.
Старший брат оглядел поникшую фигуру младшего, с удивлением заметив, что тот почти сравнялся с ним ростом, хмыкнул:
– Запущенный случай! Ладно! Разберемся!
Велел ждать и ушел переодеваться в гражданку. Жаль! Славик уже живо представил, как Димон при полном параде – голубой берет заломлен на затылок, сержантские лычки сверкают золотом – небрежно держит за шиворот дылду из девятого «б» и лениво так спрашивает: «Послушай, как там тебя? Сидоров? Вот что я скажу тебе, Сидоров… Если еще раз ты, Сидоров…» Сцена наказания врагов, явившаяся ему во всей красе воображения обиженного подростка, была восхитительна и поражала натурализмом деталей…
«Запущенный случай»! Славу несколько покоробило вмешательство сестры, а особенно описание неприятных подробностей, вроде разбитого носа и фингала под левым глазом. Выглядело так, что при этом разговоре случилось некое, хоть и неумышленное, но крайне обидное, умаление его взрослой личности, способной самостоятельно решать свои проблемы.
И вместе с тем… Да что скрывать? Танюшкин почувствовал огромное, нет, громаднейшее облегчение. Если отбросить сантименты, все получилось вполне достойно. Он, как настоящий герой, мужественно терпел боль и ни единым словом не обмолвился о своих бедах. И судьба вознаградила его!
– К Михалычу! – весело бросил брат, снова появляясь на кухне, которая послужила сценой для предыдущего разговора. Он переоделся в джинсы, майка туго обтягивала накачанные плечи. На боку болталась красная спортивная сумка, в ней что-то позвякивало. Танюшкин не понял, кто такой этот Михалыч, но счел за лучшее не переспрашивать. Не все ли равно, если через несколько минут его ждут незабываемые впечатления от встречи с недругами. Напутствуемые советами Натальи, братья молча вышли на улицу. Старший – хитро ухмыляясь, младший – с торжественно-постным и одновременно предвкушающим выражением на лице.
– Слышь, Дим! Нам налево, – вежливо напомнил Танюшкин, заметив, что они свернули не в ту сторону. – А то путь кривой получится…
– Этот самый прямой! – бодро отозвался брат, продолжая уверенно шагать в противоположном направлении. – По себе знаю!
Странно, и трех лет не прошло, а Димка позабыл дорогу в родную школу! Озадаченный Танюшкин еле поспевал следом, гадая, зачем Димону потребовалось ходить окольными тропами.
Впрочем, долго ломать голову не пришлось. Довольно скоро они очутились перед зданием, в котором размещалась городская детско-юношеская спортивная школа. И в ней – секция бокса!
Постигшее Танюшкина разочарование оказалось невыносимо жестоким. Славик буквально онемел, не в силах поверить в случившееся. Хитрый брат, вместо того чтобы выполнить свой долг, дать в рыло уроду из девятого «б», притащил его в боксерскую секцию. И не просто притащил, а сдал младшего брательника на руки невысокому жилистому тренеру.
Надо заметить, что рыхловатый Славик тому не глянулся. Тренер посетовал, что набор вроде как закончен, и в душе младшего Танюшкина вспыхнула слабая надежда, что сейчас его отправят домой. Однако такое развитие событий расходилось с планами десантуры. Проклятый Димон многозначительно звякнул красной сумкой, и они вдвоем с Михалычем удалились в тренерскую, а Славик остался ждать, тоскливо озираясь.
В зале кипела работа – остро разило потом, жужжали скакалки, раздавались тяжелые глухие удары, скрипели и тяжело раскачивались на цепях потрепанные боксерские мешки. И никто не обращал внимания на злосчастного пленника обстоятельств.
Через несколько минут появившийся в дверях тренерской Димка доходчиво объяснил младшему брату, что отныне его судьба целиком и полностью отдана в руки мастера спорта СССР по боксу, призера первенства страны в легком весе Петра Михалыча Загорулько. И этот замечательный человек, в свою очередь, обязательно сделает человека из Славки. И добавил, гад, на всякий случай, что с отцом вопрос согласован и полностью одобрен. Так что работай, брательник, и не жужжи!
О проекте
О подписке