Якобу я велел оставаться в деревне, а сам оседлал Ужика. Ненависть била во мне ключом, и я чувствовал, как она незримо передавалась и дракону. Разметав уличную пыль, Ужик легко, в три маха крыльями, оторвался от земли и стал уверенно набирать высоту. Лёта до замка от деревни – всего ничего, но идти на штурм по прямой было нельзя. Нам нужно было подняться в самый зенит, чтобы потом отвесно, камнем, обрушиться на замок, заливая огнём всё внутри него. При таком способе атаки вражеские лучники и копьеметатели в башнях становились бесполезны, так как проёмы бойниц не позволяли им стрелять вертикально вверх. А опасность для нас, в первую очередь для меня, представляли лишь бойцы на стенах, и здесь стремительность спуска и всепожирающий огонь должны сыграть главную роль!

Так мы и сделали. Свист воздуха, рассекаемого телом дракона, до обитателей замка донёсся слишком поздно. Нас встретил лишь жидкий дождик из недолетевших стрел, когда Ужик уже вошёл в боевой разворот. Первой струёй огня он поджёг крышу на ближайшей из башен, а вторую выплеснул на внутреннюю часть стен. Потом мы, не теряя скорости, перелетели через восточную стену, которая была на два ряда кладки ниже остальных, и снова резко ушли вверх. Несколько стрел чиркнули по роговым пластинам Ужика, а одна порвала мне рукав. Но это были пустяки. Главное – я услышал вопли заживо горящих врагов! А ведь драконьи пляски ещё только начинались!

Подъём и спуск мы повторяли ещё три раза, и после третьего по нам уже никто не стрелял. Замок теперь представлял собой пылающий факел в каменной чаше. Горело всё: деревянные лестницы в башнях, куда упали прогоревшие крыши и стропила; постройки внутри двора; нехитрое убранство помещений. От палки с тряпкой Эофа не осталось даже следа. Повсюду закопчёнными жирными кляксами чернели скрючившиеся трупы людей, среди которых я по богатству доспехов узнал двоих: начальника собственной стражи, а рядом с ним Эофа Краснобородого.

Да, ради того, чтобы разделаться с крысой, я спалил вместе с ней целый дом. Эта мысль стучала у меня в висках противным молоточком. Правда, если подумать, других возможностей тоже было не ахти. Да, у меня получилось бы собрать ополчение из деревенских мужиков и приступить к долгой осаде замка. Но уж больно зол и нетерпелив я стал, когда услышал от гонца дурную весть. Да и крестьян, честно говоря, было жалко – сколько бы их погибло тогда под стенами?!

Теперь же без стен и крова над головой остался я сам! Барон, который только-только обрёл дракона, теперь лишился уже родового замка! Чем не сюжет для шуточных ярмарочных песенок простолюдинов?! Я снова стал закипать от бешенства, и его требовалось срочно спустить! За Буковой Падью лежали земли проклятого Эофа – так пусть же сейчас они изведают мой гнев и мою благородную ярость!..

Пролетая над Буковой Падью, я увидел место ещё недавней стоянки врагов, в центре которого лежала небольшая горка из человеческих тел. Дурное предчувствие кольнуло меня в груди, и я приказал Ужику ускориться. Ближайшая деревня Эофа оказалась сожжённой дотла, а ведущая к ней дорога была преграждена засекой из поваленных деревьев. Далее начинались широкие луга, вполне себе мирные и живописные. На них нам повстречался табунчик из нескольких осёдланных лошадей без ездоков. Те, завидев приближающегося дракона, бросились сначала врассыпную, но потом снова собрались в неровный скачущий строй. Следующую деревню разделяла на две половины маленькая речушка. Нижняя часть поселения была так же сожжена, а верхняя в основном уцелела. Там, среди нетронутых огнём домов, лежали обглоданные трупы людей и рыскала в поисках пищи стая собак.

Дальше можно было не лететь. Стало ясно, что ЧУМА пришла в эти земли, и что случилось это не вчера! Теперь безумной вылазке Эофа нашлось объяснение. Он бросил свой народ и, сжигая за собой деревни, бежал с казной и отрядом головорезов в Буковую Падь. Видимо, это произошло вскоре после того, как мы вытащили оттуда дракона. Я представляю, как этот мерзавец радовался, узнав про безумие Ужика! Наверняка он посчитал это добрым знаком – знаком того, что небеса снова благоволят ему. Он рассчитывал безнаказанно захватить мой замок, отсидеться в нём за закрытыми воротами, ощерившись копьями и стрелами, а потом, когда мор спадёт, триумфально выйти в обезлюдевший свет уже Эофом Краснобородым Бароном Буковой Пади!

На время этот вор и захватчик затаился в лесных зарослях, посылая своих лазутчиков с мешочками серебра к моей жадной до денег страже. Он терпеливо ждал своего часа, чтобы нанести удар исподтишка. Конечно, счастливое исцеление Ужика спутало планы Эофа. И он не мог про это не узнать. Но только выхода у него уже не было: чума начала косить его отряд. В спину Эофа теперь дышал невидимый убийца, который был куда страшнее, чем все драконы мира вместе взятые, и, выгадав момент, коварный сосед решился на отчаянный шаг, ровно как загнанная в угол крыса, что бросается на своего преследователя! А мои наёмные охранники, привыкшие торговать собственными жизнями, заключили очень плохую сделку. Эоф сыграл с ними втёмную, обрекая их на бесславную смерть в зловонии разлагающихся тел. Я же дал им возможность уйти достойно – в бою против могучего дракона, как и подобало воинам!..

Когда мы вернулись, то ещё раз прошлись огнём по внутренностям замка. Потом Ужик собрал на окрестных полях каменные валуны и заложил ими ворота до самого верха. А потом я сделал то, за что буду проклят в веках и предками, и потомками, если таковые, конечно, будут: по моему приказу Ужик поджёг Буковую Падь! Голые горящие стволы стали похожи на обращённые к небу человеческие руки! Это было ужасное и завораживающее зрелище: красно-чёрная река быстро набирала свою силу! Но нужно было выжечь скверну из самого воздуха, нужно было огненной чертой навсегда отмежеваться от проклятых эофовых земель!

Хоть мы парили достаточно высоко, но пекло невиданного пожарища доставало мне до лица. Слезы текли по моим щекам, принося разве что кратковременную прохладу, но не душевное облегчение. Что ж, дело было сделано, и совершив прощальный круг над погибающим древним лесом, мы повернули к деревне Якоба. На душе моей было темно и тяжко, лишь осознание исполненного долга служило слабым оправданием содеянному. Мы оба чертовски устали за этот нескончаемый день и мечтали сейчас только об одном – об отдыхе. Ужик, конечно, ещё бы с удовольствием подкрепился. Я же думать о еде не мог. Думать вообще ни о чём не хотелось, но всё же какая-то смутная то ли мысль, то ли догадка билась где-то на задворках моего сознания, не представая ясно перед внутренним взором. И тут, уже на подлёте, меня словно обухом по голове ударило: «Гонец! Гонец из зачумлённого замка в деревне!»

Барон Горелых Земель

Конечно, возвращаться теперь в деревню было чистым безумием, а следовало лететь куда угодно, лишь бы подальше от смертельной заразы! Но Слово Барона, которое я дал, держало меня на незримой, но очень прочной цепи. И пусть свидетелями моего обещания стали простые люди, многим из которых суждено вскорости умереть, отказаться от него так легко я не мог. Я не хотел уподобиться тому же Эофу Краснобородому, не хотел становиться такой же крысой, что думает только о спасении собственной шкуры!

Перед посадкой мы нарочно сделали пару устрашающих кругов над деревней, с рёвом и огнём, чтобы не одна душа и носа не посмела высунуть за дверь! Сев напротив дома Якоба, я громко его позвал. На мой призыв они вышли вдвоём.

– Где гонец? – спросил я, не слезая с дракона.

– В доме старейшины, господин барон, – печально ответила старушка.

– Дурную весть я принёс, старая женщина. В землях Эофа и в моём замке – чума! – последнее слово я постарался произнести как можно тише.

– Я знаю, господин барон, – ответила старушка с той же печалью.

– Откуда? – удивился я.

– Как гонца увидела, так и поняла, господин барон. Чую я эту напасть. А она вот меня не чует. Родителей Якоба забрала, а меня – нет. Не смогла я тогда им помочь. Ладно, внука хоть выходила. Так и живем теперь, – на этих словах горькая усмешка исказила старческое лицо.

– Я забираю Якоба! – твердо сказал я, на что бабка низко поклонилась, а когда распрямилась, то глаза её влажно блестели.

Якоб вышел из-за спины бабушки, держа в руках дорожный мешок. На лице его, вокруг носа и рта, была намотана какая-то тряпка. Мальчик несмело подошёл к дракону, и я свесился, чтобы помочь ему забраться. Когда Якоб устроился, я спросил у неё:

– Что я могу сделать для тебя?

– Ты уже сделал, господин барон. Внука моего спасешь… Летите. Пусть небеса ведут вас! – ответила старушка с добрым пожеланием.

– Спасибо, мудрая женщина. И я желаю тебе уцелеть!

– Этот мор уже третий на моём веку. Даст бог, сдюжу… Травки буду собирать, отвары делать, сама их пить да людей ими поить. Гладишь, и спасу кого.

– Вот, возьми, пригодятся, – пробормотал я, вспомнив про деньги и запуская руку за пазуху.

– Не надо! – неожиданно отказалась старушка. – Целебные травы, твоей милостью, я и так могу собирать, а от чумы же никаким золотом не откупишься.

– В который уже раз убеждаюсь в мудрости твоих слов.

– Лучше, господин барон, обучи Якоба грамоте на эти деньги, – и старушка скрепила свою просьбу поклоном.

– Да будет так! Прощай! – гаркнул я, подавая Ужику условный знак на взлёт.

Якоб тоже что-то промычал бабке сквозь тряпку, потом замахал ей рукой и, кажется, заплакал. А внизу, в пыли деревенской улицы, осталась стоять маленькая сухонькая фигурка. Вскоре она стала неразличима…

На севере за моими раскинулись обширные земли герцога Ганзбадского, у которого на службе, как поговаривали, состояло аж три боевых дракона, причём каждый размером с полтора Ужика. Лететь туда без приглашения было затеей весьма сомнительной. Да и как объяснить герцогу цель визита? Где тогда сопровождающая меня свита и обязательные в таких случаях подношения? И почему от меня так несёт гарью? И что рядом со мной делает мальчик-простолюдин?

Нет, конечно, у меня есть деньги, и возможность не отвечать на вопросы герцога можно просто купить. Но, боюсь, хозяин северных земель тратит за пару дней на кормёжку своих драконов больше, чем у меня сейчас позвякивало в мешочке. Расставаться с последним я был не готов, и то, на что раньше жилось целый месяц, теперь мне придётся растягивать на неизвестно какое время.

Были у меня опасения и другого рода. Герцог, как известно, большой любитель драконов. Этот хитрый лис может принять меня и без денег, и без лишних расспросов, но потом выставит такой счёт за гостеприимство, что расплатиться мне будет нечем. Вот тогда он по Закону Чести будет иметь полное право потребовать печать Ужика в качестве расчёта. А мне же на сдачу герцог милостиво пожалует какую-нибудь дальнюю свою деревеньку на сто-двести душ. Нет, на такой позор я, отпрыск славного баронского рода, пойти не мог. Да и, честно говоря, я бы лучше руку отдал на отсечение, чем расстался с Ужиком!

Но все эти мои предположения не стоили и скорлупы от выеденного яйца, если чума или слухи о ней уже добрались до герцогства. Тогда нас при пересечении северной границы просто, быстро и в три глотки сожгут ганзбадские драконы! А значит, думать тут нечего: поворачиваем на юг, в дикие южные земли!..

Вечерело. Летели мы нарочно высоко. Облака, на наше счастье, висели низко, и потому дракона было хуже видно с земли. Голодный Ужик здорово устал – это чувствовалось по редкому и тяжелому ходу его крыльев. Вдруг сквозь облачную прореху я увидел внизу коровье стадо, которое с вечернего выпаса загоняли на ночлег. Конечно, грабёж – последнее дело, но нам сейчас было не до соблюдения приличий, поэтому я подал Ужику условный знак на охоту. Мой дракон молниеносно пошёл на снижение, и вскоре его лапы сомкнулись на крупах двух несчастных коровёнок. Ужик легко оторвал добычу от земли и сжал когти сильнее. В коровках что-то булькнуло с противным хрустом, они сразу перестали мычать и безвольно свесили головы. Затем дракон снова снизился, разжал лапы и сел рядом, предвкушая запоздавший ужин.

Недалеко от нас полулежал на карачках пастух, он был почти в обморочном состоянии. Я подошёл к незадачливому волопасу и велел тому подняться. Мужичонка встал, его била крупная дрожь.

– Что у тебя в бурдюке? – спросил я.

– В-в-вода, г-господин.

– Давай сюда.

Пастух покорно отдал то, что у него требовали.

– Вот, возьми. Это тебе за коров и за воду, – я протянул пастуху – неслыханная щедрость – целый золотой. – Беги, собирай стадо.

Мужичок, ошалевший одновременно и от страха, и от радости, задал стрекача. И мне оставаться на этом открытом месте тоже не хотелось, к тому же я не знал чьи здесь земли. К неудовольствию Ужика мы снова поднялись, да ещё и с грузом. Я похлопал дракона по твёрдому как железо загривку, мол, потерпи чуток. Якоб же после отлёта из родной деревни был какой-то отрешённый и даже безучастный.

Теперь мы летели низко и, когда началось редколесье с частыми проплешинами, то сели на одной из укромных полянок. Ужик больше не мог терпеть, поэтому мы с Якобом отошли и отвернулись. До сих пор не могу смотреть как драконы едят, хотя, казалось бы, много чего повидал в своей жизни. Тут только от звуков разрываемой и перемалываемой плоти, вкупе с плотоядным урчанием, на кого хочешь дурнота накатится, не говоря уже о любовании этим сомнительным зрелищем! Якобу тоже стало не по себе. Ладно пусть так, но его удалось хоть немного растормошить, вытащить из болота уныния.

К счастью, драконья трапеза закончилась быстро: по коровке на зубок. Нам с мальчуганом тоже следовало подумать о хлебе насущном. Предусмотрительная бабка сложила Якобу в дорожный мешок хлеб, сыр, пучки каких-то высушенных трав и… небольшой железный котелок. Я отправил мальчика в лес за длинной сухостойной жердиной. Такая быстро нашлась, и я, поместив на её конец котелок с водой из пастушьего бурдюка, поднёс эту оглоблю к пасти Ужика. И дракон осторожно, насколько мог, вскипятил воду. Якоб бросил в кипяток шепотки разных трав, и у нас к хлебу с сыром получился неплохой чай, правда, немного горьковатый. Разводить же костёр я не решился, чтобы не привлекать ничьего внимания. Всё-таки в этих чужих местах мы были незаконно, ещё и прибытие своё ознаменовали не самым добрым поступком.

Якоб сидел молчаливый и нахохлившийся, словно одинокий воробей зимой на обледенелой ветке. День начинался для него как захватывающее приключение, а закончился расставанием с самым близким человеком. Что будет теперь с его бабкой, что станет с моими людьми, когда мор уже расправил свои чёрные крылья над их головами? Мне захотелось как-то подбодрить мальчугана, но вопрос, который я ему задал, вышел не очень уместным:

– Как звали твоих родителей, Якоб?

– Марта и Борус, господин барон.

– Ты помнишь их?

– Плохо, господин барон. Я был совсем маленький, когда чума их забрала.

– Это хорошо, что не помнишь… А бабка у тебя ого-го, всех нас ещё переживёт! – рассмеялся я, но смех мой получился натянутым.

Якоб в ответ сделал глубокий кивок головой.

– Ладно, темно уже. Пошли укладываться, – сказал я ему раздражённо. В конце концов, я всё-таки барон, а не нянька.

Мы расположились между лап Ужика: я подоткнул под голову бурдюк, а Якоб – дорожный мешок. Дракон шатром сложил вокруг нас крылья и изредка прогонял по зобу нутряной огонь, чтобы мы не озябли ночью. И темнота накрыла нашу странную троицу.

Погорелец

Мы пролетели уже утро и большую часть дня, а под нами лежала всё та же степь, бескрайняя и безмолвная, с пожухлой от вечного солнца травой. Правда, внизу этот однообразный пейзаж повсеместно разбавляли людские тела, что лежали на земле: где-то они ещё сохраняли плоть, а где-то это были уже кости в истлевшем тряпье. В первых случаях компанию покойникам составляли стайки птиц, которые дрались меж собой за пропитание, а в остальных же случаях между пустых глазниц и рёбер скелетов гулял один только ветер. Рядом со многими трупами виднелись ямки, явно вырытые наспех и вручную, и я не сразу понял, что таким способом обречённые на смерть люди пытались добраться до воды.

Да, эта степь могла остановить любой мор, потому что она была сильнее! Неважно, коснулось тебя дыхание чумы или нет, пеший ты или конный, но солнце и жажда любого здесь доконают раньше, чем что-то другое! Под нами простиралось огромное кладбище. И наверное, чтобы на этих просторах выжить, чтобы добраться до обитаемых земель, нужно быть либо святым, либо отъявленным мерзавцем, но без помощи высших сил тут точно никому не обойтись! Я посмотрел на дали, вид которых за время полёта ничуть не изменился, и мне почудилось, что нас здесь тоже когда-нибудь найдут по останкам: по двум небольшим кучкам и по огромной груде устрашающего вида костей.

Воды в бурдюке оставалось на пару глотков мне и Якобу. Ужик, что за два дня отмахал больше, чем за целый месяц до этого, уже не столько летел, сколько планировал. Он поднимался как можно выше, а потом долго скользил на бреющем, копя силы и едва не касаясь лапами земли. Вот на одном из таких спусков нам улыбнулась удача: я разглядел в траве мёртвую лошадь. От животного осталась едва половина, а чуть поодаль лежало обклёванное птицами тело наездника.

Первым делом дракон выжег широкую полосу земли, на которую мы и сели. От лошадки не слабо попахивало, и Ужику пришлось её хорошенько прожарить огнём, причём со всех сторон. Изъеденный пернатыми всадник, точнее то, что от него осталось, мог быть зачумлённым, поэтому с выжженного участка степи мы сойти не решились. Немудрено, что от запахов и звуков драконьего обеда из падали, Якоба тотчас вырвало. Я чертыхнулся, ведь малец исторгнул из себя остатки пищи, а главное – воды, и даже если я теперь отдам ему свою пайку, он всё равно может не дотянуть до места. Удивительно, но Якоб повёл себя как взрослый: он не стал просить воду, а полез в дорожный мешок. Оттуда он достал какой-то сухой стебелёк, который тут же сжевал. Далее он извлёк два похожих друг на друга листочка. Один из них Якоб протянул мне со словами: «Вот, положи под язык, господин барон. Жажда отступит». Сам он проделал то же, что и предлагал мне. Я сунул этот листок под язык, всё ещё пребывая в дурном расположении духа.

Слава небесам, Ужик разделался с лошадью ещё быстрее, чем с коровами. Мне не терпелось убраться отсюда, ведь если говорить честно, то я тоже с трудом сдерживал рвотные позывы. А уже когда мы поднялись, только тогда я почувствовал необычайный прилив свежести во рту. Да, мальчуган оказался совсем непрост, точнее его бабка, что успела поделиться с внуком накопленными знаниями о травах!..

Лишь на исходе дня вдали показались горы в сумеречной туманной дымке. Я возблагодарил небеса и радостно потряс Якоба за плечо. Мы долетели! Похоже, мы переиграли и чуму, и эту бесконечную степь! Ужик, а я это чувствовал, тоже был рад. Дракону, как никому из нас, требовался отдых, да и несвежая конина, думаю, давала о себе знать. Я решил, что по прилёту сразу куплю ему нескольких молоденьких телят, если конечно, обитатели диких земель разводят скотину.