НЕНАСТЬЕ

Я неоднократно бывал в посёлке Сокольское. Этот небольшой районный центр находился в ста пятидесяти километрах от Горького, на левом берегу Горьковского моря. Автобусы ходили туда несколько раз в день. Обстоятельства этой поездки в Сокольское стали для меня неприятным сюрпризом: плохая погода сначала помешала мне попасть в посёлок, а потом – вернуться домой.

Я приехал на автовокзал за пять минут до отправления. Автобус уже был подан на посадку. Я сел на своё место, снял шапку, расстегнул куртку, откинулся на спинку кресла. И ощутил себя счастливым человеком: не опоздал на автобус! А шофёр, толстый мужчина с двойным подбородком, вдруг объявил, что довезёт нас до Заволжья. А там посмотрит. Вчера автобус не пришёл из Сокольского: дорогу замело снегом. Я посмотрел в окно. Действительно, падал снег – крупный, пушистый, застилал белой пеленой дома, деревья.

У нас было две остановки – в Балахне и Заволжье. На автостанции в Балахне, крупном районном центре, шофёр удовлетворённо объявил нам:

– Всё! Возвращаемся!

Оказывается, мы должны встретиться в Балахне с автобусом из Сокольского. Но не встретились. Значит, дорога по-прежнему заметена снегом. Автобус не проехал. Мы тоже не проедем. Нам надо возвращаться.

Его слова совершенно не вязались с тем, что я видел: снег падал слабо, дорога была чистая. Создавалось впечатление, что шофёру не хочется ехать, и он специально нагнетает страсти.

– Он, может, сломался! – сказал кто-то.

– Не проехал он! – убеждал шофер.

– Поехали, дорогой встретимся!

– Говорю же вам, – шофёра раздражало, что его не слушают, профессионала, человека, который на этом деле собаку съел, и вдруг психанул: – Не хотите сейчас – вернётесь из Заволжья!

Летели навстречу снежинки. Я обращал на них внимание только потому, что был под впечатлением от разговора с шофёром. В Заволжье снег совсем, казалось, перестал падать. Дорога была оживлённой, как в любой другой день. Если при такой погоде нельзя доехать до Сокольского, то при какой тогда можно? У вокзала было много автобусов – похожие на кирпичи «Пазики»; вытянутые, как батоны, «Львовские» – из Ковернина, Городца, Чкаловска, Пучежа. Узнав у диспетчера, что автобуса из Сокольского не было, шофёр категорически отказался ехать дальше. Поворот на Сокольское находился на полпути между Заволжьем и Ковернином. Ковернинские автобусы шли, а мы вернулись.

Следующим утром я опять пришёл на автостанцию. Опять сыпал снег. Шофёр был прежний. На мой вопрос о том, доедем ли мы сегодня, он уклончиво ответил: «Не знаю». На его лице читалось, что он предпочёл бы остаться.

Свободных мест не было: ко вчерашним пассажирам добавились новые. Наконец мы поехали. Многоэтажные дома, узкие улицы сменились белым пустырём с редкими деревьями, одиночными строениями, кустиками, торчащими из сугробов, как засохшие прутики. Снег несло поперёк дороги стеной. После невыразительного снегопада среди домов эта картина повергла шофёра в уныние.

– Опять придётся возвращаться, – обречёно сказал он.

Сразу за городом на широкой дороге, по обе стороны которой был сосновый лес, мы опять попали под сплошной снегопад.

– Нет, надо возвращаться, – шофёр убрал ногу с педали газа, и мы начали останавливаться. – Как чувствовал, не хотел уезжать с автостанции!

Пассажиры возмутились:

– Поехали дальше!

– До затора!

– Снега он испугался!

– Какой же это снег?! – досадовал шофёр на то, что ему приходится объяснять очевидное. – Это метель!

– Это чепуха, а не метель!

– Чепуха?! – разозлился шофер. – Не хотите сейчас – вернётесь из Заволжья! Все вернётесь!

Дальше ехали молча. Чувствовалось общее недовольство, раздражение – у пассажиров, потому что они, возможно, опять не доедут до места, а у шофёра из-за того, что его не послушали: возвращаться всё равно придётся.

На автостанции в Балахне встретился автобус из Сокольского. Водители радостно поздоровались, поговорили. Наш шофёр, вернувшись в автобус, сообщил, что дорогу очистили. Проехать можно. Пассажиры заулыбались. Шофёр тоже повеселел. Он, разве, против? Пожалуйста, если дорога свободная.

В Сокольское приехали с опозданием: простояли в заторе – в поле. Дорогу чистили грейдером, но её всё равно переметало. От широкой дороги осталась узкая колея с сугробами до середины окон автобуса.

Магазин, по телеграмме которого я приехал в Сокольское, завысил количество брака. Неисправных телевизоров было всего пять штук. А они сообщили о двадцати! Они это сделали для того, чтобы завод быстрей прислал представителя. Напугали штрафом. Я думал, что завтра вернусь домой. Вернусь сегодня на последнем четырёхчасовом автобусе: у меня не было желания ночевать в гостинице.

Ничто так не радует, как неожиданная хорошая новость, и так не расстраивает, как новость плохая. Я пришёл на автостанцию за час до отправления автобуса. А кассир сказала, что автобуса не будет из-за погоды.

Я настолько свыкся с мыслью, что сегодня буду дома, что перспектива остаться здесь на ночь мне показалась ненормальной, дикой, неким извращением, мазохизмом. Всего несколько часов отделяли меня от дома! Я решил уехать на попутной машине. Может, кто-нибудь поедет в Горький?

На окраине Сокольского, на перекрёстке дорог, в чистом поле, продуваемом ветром, прошиваемом снегом, я замёрз, превратился в снеговика, прежде чем остановился какой-то грузовик.

Шофёр, пожилой мужчина, ехал в посёлок Бриляково.

– А это где? – я впервые услышал об этом посёлке.

– На ковернинской трассе, – терпеливо пояснил он: в открытую дверь кабины неприятно дуло. – А там сядешь на горьковский автобус, который идёт из Ковернина.

Его предложение мне показалось разумным.

– А во сколько он будет? – я торопливо сел в машину.

– В шесть.

До шести было два с половиной часа.

– А мы успеем?

– Успеем.

Ехали нормально недолго: попали в затор – на том же участке дороги, пролегающем через поле. Снег несло, как из рога изобилия. Дорогу не успевали чистить. Она стала узкой, с огромными сугробам, односторонним движением. По ту и другую сторону от затора скопилось десятки машин. Застрявшие машины дёргали трактором. В заторе мы потеряли час. Плохих участков больше не было. В Бриляково, небольшой посёлок, разделённый трассой на две половины, приехали в начале седьмого. Шофёр высадил меня на остановке, у каменной будки.

Больше никого на остановке не было. Было две причины, почему я один. Или автобус забрал всех пассажиров, или больше никому не надо ехать. Меня устраивал второй вариант. В самом деле, кому надо ехать в Горький из Брилякова на ночь глядя? Этот посёлок был маленький, крошечный. Вот почему никого нет на остановке. Автобус ещё не пришёл. Они постоянно опаздывают.

– Не подскажете, – я спросил старика в полушубке и валенках, который проходил мимо, – автобус в Горький был?

– В Горький? – он задумался. – Не было.

Ответ старика обнадёжил меня. Я ждал автобус и ловил попутную машину: одно другому не помешает. Попутки не останавливались. Время приближалось к семи. Было темно, как ночью. Светились окна домов.

– Не знаете, автобус в Горький был? – спросил я пожилую женщину.

– Давно прошёл, – подтвердила она моё опасение.

– А гостиница здесь есть?

– Нет.

В таких поселках гостиниц не бывает.

Было холодно ни столько от мороза, сколько от ветра. Я прятался от ветра в каменной будке, приплясывал. У меня даже перчаток не было.

Машина осветила дорогу. Я вышел из будки, поднял руку. Машина не остановилась.

Уже был девятый час вечера. Возможно, первый раз в жизни мне придётся ночевать на улице. Как такое могло случиться со мной? Почему я не остался в Сокольском? Я обманулся близостью дома. От Сокольского до дома было всего сто пятьдесят километров.

Очередная попутка проехала мимо. Это стало для меня, как похоронная музыка. Другая будет нескоро. Если вообще будет. Сначала они шли с интервалом десять минут, потом двадцать. Эту я ждал полчаса. Неужели придётся ходить по домам? Никогда не ходил. Ещё только этого со мной не было!

По дороге шёл мужчина в фуфайке, ватных штанах и валенках, – его осветила машина, идущая в Ковернино.

– Извините, здесь есть гостиница?

– Нету.

– А где можно переночевать? Еду с Сокольского. Опоздал на автобус. Не знаю, как быть, – и посмотрел на него с надеждой: может быть возьмёт к себе?

– Можно в пожарке, – подозрительно посмотрев на меня, он указал куда-то в темноту на пожарную часть. – Окошко светится. Вишь? Или в больнице. Ещё ближе. Вот она, – он указал на двухэтажное здание.

Попутку мне не поймать. Для меня это стало ясно. Кроме того, я замёрз. Я больше не мог оставаться на улице! Окна больницы маняще светились. В приёмной всегда стоят диваны. Мне больше ничего не надо.

В приёмной, действительно, были диваны. Я поднялся на второй этаж, где слышались голоса. Разговаривали больные – несколько мужчин. Они позвали медсестру, молодую приятную женщину в белом халате. Я объяснил ей ситуацию и спросил разрешения переночевать в приёмной на диване.

– Пойдёмте, – сказала она.

Мы спустились на первый этаж.

– Это всё, что мне нужно, – я указал на диван.

Она открыла дверь в комнату, в которой была кровать, с матрасом, подушкой, одеялом. А потом принесла винегрет, хлеб, чай. Я был ей очень благодарен.

Уехал я рано утром на первом автобусе.

ПОЛНОЦЕННЫЙ ОТДЫХ

Большой междугородний автобус с затемнёнными окнами остановился у автовокзала. Игорь Макаров первым вышел из автобуса, держа перед собой дорожную сумку и «дипломат». Весь его вид говорил о том, что он торопится.

Небо налилось густой синевой. Полуденный зной спал. Расслабленно шелестела листва. Над дорогой в город струилось марево.

Игоря утомила «бездомная» командировочная жизнь: города, которые он объехал за эти две недели, очереди за билетами на поезд, автобус, местом в гостинице; столовые с казённой едой. Сегодня был последний день командировки. Завтра – суббота. Ему хотелось полноценно отдохнуть два выходных дня дома.

Он управится с работой за час: надо отремонтировать всего два телевизора. И вечерний поезд доставит его завтра утром домой. Дело осложнялось тем, что магазин, по телеграмме которого он приехал сюда, закрывался через пятьдесят минут. Если он не успеет, значит, домой он попадёт только в воскресенье. А в понедельник опять на работу. Полноценного отдыха не получится.

Автобусы в город отправлялись с остановки напротив автовокзала. Минута проходила за минутой, а автобуса не было. Подъезжали другие автобусы. Остановка пустела, опять наполнялась людьми. Посмотрев на часы, он выругался: магазин закрывался уже через полчаса! И вдруг понял, что не успеет отремонтировать телевизоры до закрытия магазина. Он попросит продавцов задержаться. Если откажут, он потребует помочь поселиться в гостиницу.

Переполненный автобус ехал медленно. Игоря окружали разгорячённые пассажиры. Было душно. Его руки лоснились от пота. Автобус, как специально, долго стоял на остановках, у светофоров. Голодный, уставший, он тупо смотрел в окно, за которым медленно проплывали дома, перекрёстки, деревья.

Завтра выходные – суббота и воскресенье. Пожелав отдохнуть дома, Игорь не потребовал лишнего, невозможного. Когда все нормальные люди были вечером у себя дома, пили пиво и смотрели по телевизору футбол, – он в это время стоял в потных очередях за билетом на поезд, автобус, местом в гостинице. Любой согласился бы, что он имел право отдохнуть эти два дня дома!

Игорь смирился, что не успеет отремонтировать телевизоры. Он мог опоздать в магазин, до окончания работы которого осталось уже пятнадцать минут! А он рассчитывал, что ему помогут поселиться в гостиницу.

Он забежал в магазин, большой, с высокими витринами. Его тело покрылось испариной; рубашка, брюки неприятно прилипли к телу. В секции радиотоваров у кассы стояли две продавщицы. Они собрались идти к выходу.

– Уже закрыто, – увидев Игоря, сказала высокая крупная женщина.

Он поставил «дипломат» и сумку на пол, представился.

– У вас всего два телевизора. Я быстро отремонтирую!

– Мы согласны, но в магазине знаете, сколько секций? Другие продавцы не согласятся ждать. Надо им больно. Приехали бы пораньше.

– Хороший совет.

– Приходите завтра утром!

– Тогда устраивайте в гостиницу.

– А вы сами не можете?

– А вам позвонить трудно?

– Ну, тогда я не знаю. У нас заведующая устраивает.

С ним говорила всё та же высокая женщина. Другой продавец, женщина лет пятидесяти, стояла молча. Из глубины зала присоединился к ним третий продавец – молодая женщина в цветном платье.

– А заведующей уже нет, – продолжала высокая.

– Тогда берите к себе домой, – сказал он и удивился своей наглости: в гостинице, как всегда, мест не будет, нужно ждать – стоять в очереди – до позднего вечера, когда снимут забронированные места.

– Ага, домой!

– А чего мне остается делать? На улице ночевать?

– Слушай, Степановна, – высокая продавщица обратилась к женщине, которой было лет пятьдесят, – у тебя дочь молодая. Бери парня к себе!

Степановна, отрицательно качая головой, тихо засмеялась.

– Галя, а ты что молчишь? У тебя отдельная квартира.

– Нет, нет, – серьёзно поджав губы, молодая женщина в цветном платье тоже отрицательно закачала головой.

Они пошли к выходу, где собрались многие продавцы.

– А человек должен ночевать на улице, – не сдавался Игорь. – Так чего будем делать, товарищи? Я серьёзно говорю.

– Сказали же тебе, у Гали переночуешь. А чего, Галя? Куда ему деваться? Сама посуди.

Галя опять отрицательно закачала головой, но уже с раздумьем.

– Я тоже не могу, – у меня вон сколько человек.

– Ну, хорошо, уговорили, – сдержанно согласилась Галя.

Высокая спросила Игоря, как его зовут, а когда все вышли на улицу, тихонько спросила:

– Ты, случайно, не женатый?

– Нет, – тоже тихонько ответил Игорь.

– Видишь, как хорошо, Галя тоже не замужем!

Они шли на автобусную остановку. Время от времени Галя с любопытством смотрела на Игоря. В эти субботу и воскресенье она не работала. И хотела сегодня вечером уехать на дачу. Если бы ей сказали час назад, что у неё будет ночевать незнакомый мужчина, она не поверила бы. Игорь был высокий и стройный, с сильными руками. Ей такие нравились.

– А твои родители, что скажут? – спросил Игорь.

– Я живу одна.

Игорь предложил зайти в продуктовый магазин. Он угостит её своим фирменным блюдом – отбивной жареной курицей. Кроме курицы он купил ещё вина, сказав, что курица и красное вино прекрасно дополнят друг друга.

Микрорайон, где она жила, был кучно застроен пятиэтажными кирпичными домами. Старушки, сидевшие у её подъезда, проводили их любопытными взглядами. Они скучали от безделья. Появился повод обсудить. А Галька-то с двадцать седьмой квартиры привела к себе незнакомого мужика, – на ночь глядя!

Однокомнатная квартира у Гали была небольшая – с узким коридором, маленькой кухней.

Ужин готовили вместе. Он занимался с курицей. Она почистила картошку, приготовила салат из помидоров и огурцов.

Игорь отделил мясо от костей, отбил мясо кухонным молоточком, обсыпал специями, облил взбитым яйцом и обвалял в муке.

Наблюдая, как он жарит курицу, она вдруг подумала, краснея, что у неё давно не было мужчины. Сергей не звонил ей уже два месяца. Она тоже не звонит ему: не хочет навязываться, унижаться.

Курица получилась суховатой. Вино было вкусным.

После ужина Игорь вымылся в душе.