– Вы здесь в лагере принудительных работ, где и будете отбывать свои вины. Сколько у кого срока есть, то и отбудет, если за хорошее поведение и работу его не скостят. В том году на революционные праздники многим треть срока убрали. Было три года, стало два. Но снижение срока само не случается, это не котята у кошки – вроде на улицу на ходила, а пузо и выросло. Его заработать надо. Поэтому работа прежде всего, оттого и лагерь называется «Принудительного труда». Когда их открывали, то думали, что будут там сидеть нетрудовые элементы вроде буржуев, торговцев и прочих таких. Нюхнут трудовой жизни и поймут, как жили до сих пор девять из десяти жителей страны. К сожалению, нетрудовой элемент и трудящимся голову успел задурить, и на глупости и гадости толкнуть. Поэтому и трудящиеся сюда попадают, у кого руки такие, что уголек в них можно держать и не обжечься. Вот такой поработает, и ум на место станет. А тот, кто не хотел мирно трудиться у себя дома, будет трудиться тут, по приговору суда, трибунала или подотдела принудительных работ. Кандалов тут нет, решеток тоже немного, но способы исправления для бегунов есть. Поэтому сбежавших много чего ждет, разрешено Декретом даже десятикратное увеличение срока наказания за побег. Так что у кого три месяца лагеря – можно и побегать. У кого пять лет или больше – отсюда можно и не выйти, было пять лет, станет пятьдесят годков срока, и еще дожить надо до конца его.

По рядам прошел вздох.

– Кормить здесь будут, и паек такой, как у работника, который на свободе трудом занят. Деньги при работе по заказу тоже платить будут, но с вычетом на содержание лагеря. Тех, кто в городе живет, могут и к родным отпускать.

К мужчине подбежал конвойный и что-то шепнул тому на ухо.

– А, извиняюсь, я думал, что это команда из местных, скопинские, а тут гости издаля. Ну что же, значит, это не про вас, но паек – про вас и про деньги тоже. Если кто мастеровым работал, то потом скажет, где и кем, может, здесь ему дело подберут. У кого такого нет – будет ходить на разные работы, вагоны грузить или на стройку. Все остальное покажут и расскажут. Сейчас пойдете в корпуса, будут вас регистрировать. Это не больно, просто бумаги на вас заполнят, кого как зовут и откуда он сюда прибыл. Если кто грамотный, то может и сам заполнить, а потом подпишется, что все так и есть, что зовут его Иван, ему 30 лет, бороду бреет, рогов и копыт не имеет. Потом обед будет, а после него с вшами бороться будем. Бани в лагере нет, а с городской договориться надо, когда вас повести. Больные сейчас есть?

Никто не вызвался.

– Ну вот и славно. Сейчас придут люди и поведут в книги записывать.

И, не прощаясь, ушел. Громко его обсуждать не стали, «чтобы не было беды от соленой воды».

А дальше подошли еще сотрудники лагеря и начали забирать группы из ожидающих. Сначала забрали тех, кто пленные из армянской и грузинской армий, потом тех, кто осужден за невыполнение продразверстки – такой нашелся один, Егор успел удивиться, ибо разверстку отменили еще в прошлом году. Позднее ему сказали, что всеобщую продразверстку действительно отменили, но так в обиходе продолжали называть разверсткой какие-то индивидуальные обязательства, скажем, на кулацкие хозяйства.

Подошедший боец в буденовке громко позвал тех, кто осужден за участие в бандах. Надо идти. Пока таких собралось четверо, и двинулись они за пареньком в буденовке к двухэтажному домику, а сзади шло еще два стрелка охраны. Домишко был тесным, нижний этаж каменным, а верхний деревянным. Двоих завели в комнатку слева, а остальные арестанты пока подпирали стенки в коридоре. Пахло сыростью. Из комнаты вышел пожилой мужчина в штатском и спросил, есть ли из остальных грамотные?

Егор сказал, что грамотен, а другой ожидающий – что в школе учился только зиму и писать не обучен. Вывески еще разбирает, что это продажа питей, а не баня, и это всё.

Пожилой хмыкнул и позвал Егора за собой в комнату направо. Это вообще была совсем каморка, три с малым аршина на столько же в ширину, но окно в ней было, как и стол с табуретом.

– Заполняй от сих и до сих (и показал). А если не знаешь, что писать – пропусти, я приду и скажу. Но не ври в написанном! За это может быть взыскание! Посидишь в холодном подвале, если наврал!

И ушел в ту комнату, где те двое трудились.

Егор подошел к столику. Так, это то, что он писать должен. Ручка – ученическая, раздолбанная, но еще писать может. Чернила… ну, приличные, в них перо не вязнет и, как вода, с него не скатываются.

Форма учета № 1 – это для ушедшего писаря.

Под этими записями отпечатано: регистрационная карточка.

Ниже идет указание, что эта страница заполняется заключенным.

Далее до конца страницы в два столбика идут 13 пунктов, на которые заключенный должен дать ответ. Ага, вот это Егор и заполнит.

На обороте сверху надпись: Эта страница заполняется администрацией лагеря.

Далее следуют пункты от 14 до 26-го.

Анкета №_______

Для всех заключенных в концентрационные лагеря на всей территории Российской Советской Социалистической Республики.

Лица, давшие неверные сведения в анкете, будут подвергнуты строжайшей ответственности.

Вопрос Ответ

1-я часть (заполняется заключенным)

1. Фамилия – Лощилин.

2. Имя и отчество – Егор Павлович.

3. Возраст – 29 лет.

4. Национальность —

(А как надо?) И решил написать – казак.

5. Гражданство (подданство) – РСФСР.

6. Родной язык – русский.

7. Где родился – станица Верхне-Михайловская, Область Войска Донского.

8. Образование – станичная школа, низшее.

9. Профессия и какие знает специальности – хлебопашец.

10. Род занятий до революции – хлебопашец.

11. Когда прибыл в Россию —

(Вот тут надо пропустить, пока непонятно, надо ли писать, что был за границей на войне.)

12. По какому делу приехал —

(Наверное, это тоже не про него.)

13. Каким путем приехал —

(И это.)

14. С кем из иностранцев сносился в России и за границей (подробный адрес последних) —

(И про это надо подождать.)

15. Бывшее сословие (крестьянин, мещанин, дворянин. Граф, барон) – казак.

16. Семейное положение (холост, женат) – вдов.

17. Сколько членов семьи (отец, мать, братья, сестры, жена, дети и др. ближайшие родственники, их возраст, где проживают, на какие средства проживают (точный адрес каждого) – сестра Дарья, 19 лет, проживет с мужем в станице.

Сын Михаил, 7 лет, проживает с сестрой и ее мужем.

18. Где вы проживали до ареста (точный адрес) – Область Войска Донского, станица Верхне-Михайловская, хутор Знаменский (Вертячий тож).

19. Имеются ли в вашей семье члены, оставшиеся или уехавшие за пределы Сов. России, их фамилии, имя, отчество. Где находятся – таких не знаю.

20. Не служит ли кто из них во враждебных Сов. России армиях (кто и где) – нет.

(Подумал про старшего брата, убитого под Царицыном, и решил пока не писать. Сейчас-то уже он не служит, аж с 1919 года.)

21. Имущественное положение (точно укажите, сколько имели до революции недвижимости… и что имеете теперь) – до революции 12 десятин земли, дом с усадьбой.

22. Имущественное положение ваших близких родственников (укажите, сколько и кто имел до революции недвижимости… и что имеет теперь) – до революции 12 десятин земли, дом с усадьбой.

Сейчас дом, а сколько земли – он не знает.

23. Месячный оклад или доход до революции —

(Тут Егор задумался, сколько было доходу семьи до революции. Не вспомнил и написал, какие деньги получал как Георгиевский кавалер.)

24. То же теперь – дохода нет.

25. Где находились и чем занимались:

а) до 27.02.1917 г. – служил в старой армии;

б) с 27.02 по 25.10.1917 г. – служил в старой армии;

в) после Окт. революции и до момента ареста – после демобилизации работал в хозяйстве отца. Потом воевал против атамана Каледина. Был ранен, лечился. С апреля 1918 года служил в Донской армии. После развала фронта уехал домой и скрывался от службы. Потом участвовал в Вешенском восстании. После того до марта 1920 года служил в белой армии Деникина. В марте 1920 года перешел в Красную Армию, служил в ней по осень 1921 года. Потом в отряде до ареста. (Вот на имя атамана места уже не было. Останется атаман Лысый без записи.)

26. Были ли на военной службе (когда, где и в каком чине) – в старой армии с 1913 года – 12-й Донской полк, чин до подхорунжего.

Войска Донревкома, кавалерийский отряд, командиром взвода – до марта 1918 года.

Донская Армия Краснова, 33-й казачий полк до развала Донского фронта, хорунжий.

Армия Деникина – 33-й казачий полк, сотник, командир сотни.

Красная Армия, Первая конная армия, 14-я дивизия, командир взвода, эскадрона.

27. Отношение к воинской повинности на день ареста —

(Надо пропустить, на учет он вроде бы стал, а потом все завертелось и… А стоит ли он сейчас на учете – непонятно. Если все по-старому, то должен стоять.)

28. Какие члены семьи служили в старой армии, их чин и где они находятся сейчас – отец и старший брат, урядники, сейчас умерли.

29. Состоите ли членом каких-то общественных организаций или союзов – не состою.

30. Состоит ли в партии (какой и с какого времени) – не состою.

31. Ваши политические убеждения теперь – политических убеждений не имею, но против Советской власти воевать больше не намерен.

32. Были ли под судом при царизме (когда, за что и к чему приговорены) – не был.

33. Были ли в тюрьме, ссылке, за что, когда и долго ли —

(Наверное, это про то же вопрос, потому что человека могли приговорить, а он сбежал и не отбыл приговор суда.) Значит, нет.

34. Не были ли арестованы ранее при Сов. власти (когда, где, кем и за что) – в 1919 году, отсидел ночь в сарае, за то, что потребовал освобождения арестованных стариков-казаков.

35. Когда, где и кем арестовывались последний раз – арестован работниками поселкового Совета у себя во дворе, кто они – я не знаю.

36. Когда заключены в концентрационный лагерь —

(Тут надо спросить, что писать. При отсидке в Ростове и поездке сбилось ощущение времени.) Значит, пока ничего.

37. Что найдено и отобрано при аресте и обыске —

(Наверное, надо пропустить.)

38. В чем обвиняетесь – в бандитизме.

39. По чьему приговору вы заключены в конц. лагерь или другое место заключения и на какой срок – Донское ОГПУ, на пять лет.

40. Кто из партийных или советских работников, какой заводской комитет или сов. учреждение может поручиться за вашу лойальность по отношению к советской власти —

(Егор хотел написать своего командира дивизии или комполка и… оставил. Потому что с тех пор он уже к Лысому ушел, какая уже тут «лойальность» к власти.) Нету таких.

41. Документы, удостоверяющие вашу личность (кем выданы, номер и время выдачи) —

(Тоже надо пропустить.)

Подпись заключенного.

Это пожалуйста. И так написал, с хитрым росчерком, что можно потом и отпереться, что так не подписываюсь. А кто подписался? Сары-Чизмели Мехмед-Ага.

Это Егору рассказывал один офицер из болгар, что под Одессой жили. Когда Болгарию от турок освободили, стали там местное управление выбирать. И очень ушлые жители списки избирателей подделывали и записывали туда не существующих на свете людей, но эти призраки голосовали за нужного человека, и того выбирали.

А Сары-Чизмели Мехмед-Ага – это по-турецки означает «Мехмед-Ага в желтых сапогах». Поскольку не у всех фантазии хватало, то был Мехмед во многих селах и везде в одной и той же обувке.

Дополнительную соль шутке придавало то, что у турок фамилии не было. Поэтому такой мог быть вполне: Мехмед – его имя. Ага – как офицер султанской армии. А Сары-Чизмели – прозвище, чтобы от другого Мехмеда из соседней роты отличать. Вырастет в чине – будет Мехмед-бей. Еще выше – Мехмед-паша. И все в желтых сапогах. Но в их хуторе жил казак Илья Распердяев. Уж лучше в желтых сапогах.

2-я часть (заполняется администрацией лагеря)

Примечание: на все вопросы отвечать толково и писать разборчиво. За этим следит администрация, оказывая содействие неграмотным и дает пояснения…

* * *

Подошел тот самый работник, спросил, как получается.

– Да вот, почти все, только некоторое непонятно.

– Что там непонятного: ага, документы. У тебя нету? Нету – значит, прочерк. Наши документы отдельно запишутся. Когда заключены в лагерь? Это я сам напишу… Вроде всё, хорошо справился, иди пока постой на крылечке, можешь подымить.

Егор вышел, а на его место присел тот из коридора, который мог только вывески читать. Но тут следует сказать, что, когда проводилась последняя перепись населения в Империи, то есть в 1897 году, ученые мужи долго спорили и постановили считать – если подданный Империи может читать, а писать нет – быть ему грамотным.

Заполнять бумаги закончили, и тут пришел какой-то другой сотрудник и повел всех четверых за собой, устраивать на место. На территории лагеря места было сейчас довольно много. Два здания совсем пустовали, а в других были свободные комнаты. Здания, где селили заключенных, имелись самые различные – каменные двухэтажные, каменные одноэтажные, деревянные. В одном здании на первом этаже располагалась кухня для заключенных. А на другом – жили они же. Во втором корпусе на первом этаже лазарет, на другом – понятно, кто – снова заключенные. Для женщин отведен отдельный корпус.

Сейчас же Егора и всех остальных троих провели в первый корпус, на верхний этаж, в 12-ю казарму. Здесь почему-то комнаты называли казармами, а не здания. Казарма № 12 была размерами 5 на 7 аршин, и там стояло 6 коек и кроватей. Две уже заняты прежними жильцами, так что теперь все будут не свободными. Окно одно. Это явно корпус с кельями, потому что вдоль всего этажа шел коридор шириной три аршина, и в него выходили двери казарм. Кроме кроватей, имелась печка, ныне по случаю теплого времени не топящаяся, стол, пара венских стульев и две табуретки. Ну и в стены заколочены костыли для одежды. Вот и все. Пол деревянный, кое-где под шагами поскрипывает, стекло в раме есть, но мыли его, наверное, еще при покойном царе Николае. Освещение: пока светло, то из окна. Значит, так здесь жили монашки. Хотя светло жили, у них в хуторе окошки-то поменьше делались.

Сотрудник позвал их с собой получать чехлы для матраса и набивать их сеном. Одного по жребию оставили в комнате, чтобы ничего из вещей не уперли, а прочие пошли набивать матрасы сеном или соломой – чего дадут, тем и набьют. Дали солому.

Появился один из уже живущих в «казарме», поздоровался, назвался Федором и начал рассказывать про местные особенности. Работать можно двумя способами – в лагере есть восемь мастерских, потому можно и в них, если можешь шляпы делать. Можно и за пределами лагеря – поскольку работы разные и в разных местах, то туда могут водить с конвоем. Могут и самостоятельно отпускать, особенно если работа в губернских учреждениях и постоянная. Если сегодня тут, а завтра там – тогда нет. Кормят в обед, а утром и вечером дают кипяток, а сидельцы его пьют с хлебом и сахаром. У кого что есть. В обед выдаются щи и каша, но некоторые повара очень любят варить что-то среднее между супом и кашей, чтобы меньше блюд готовить. Три-четыре раза в неделю дается не только голый кипяток, а чай или кофе. Народ удивился. Как люди простые, сами они кофе не пили, но слышали, что баре таким балуются по утрам.

– Горькое пойло, меня мой знакомый денщик угощал. Я еле дохлебал. Но он мне пояснил, что средь бар на него охотники тоже не все, когда в гостях их напоят, то выпьют, а сами себе уже не делают.

Егор кофе несколько раз пил и решил, что если кофий с молоком и сахаром внакладку, то еще ничего, а если без сахара, то лучше и не пробовать. Чай куда вкуснее. Особенно китайский байховый.

– А мясо или рыбу дают?

– Да, чаще, конечно, рыба, но и мясо при очень хороших глазах найти можно. Но если долго искать будешь – варево остынет.

– А сколько хлеба дают?

– Фунт.

Тут народ стал вспоминать, кому сколько и где давали на службе и вне службы. При царизме, конечно, было сильно больше, но не надо было забывать, что на дворе шел 1922 год. Прошлый год был голодный, катастрофически голодный. В этом вроде как (тьфу-тьфу-тьфу!) виды на урожай были, но всего лишь в начале года в двух артиллерийских дивизионах ТАОН бойцам давали только сухофрукты, лежалые и малость попорченные. А ничего другого в гарнизоне на складах не было. Это были тяжелые артиллерийские дивизионы, и пушки в них тяжелые и с тяжелыми снарядами. Для службы туда старались отобрать народ покрепче, а не тех, кого «соплей перешибешь». Для возки орудий требовались сильные кони весом в сорок пудов. Сено коням давали по норме, но… прелое. Ничего другого в наличии не было.

Как обходились до тех пор, пока снабжение не наладилось? Один из способов – шефство предприятий над частями. Есть в городе Колоколамске ткацкая фабрика, ранее купцов Вельяминовых, а ныне имени Третьего Интернационала, и саперная рота какой-то дивизии. И берет фабрика (а иногда не одна она) шефство над саперами. Закупят им в столовую столовых приборов или занавески. Или деньги выделят на что-то иное. И на фабрике для незамужних ткачих найдется муж из демобилизованных красноармейцев, что службу закончил, но не вернулся в родную деревню. а в Колоколамске остался и на фабрику электриком устроился.

Старожил продолжил, что воду набирают из колодцев, до ветру ходят либо в отдельно стоящие будочки, либо во внутренние ретирады, которые в некоторых корпусах есть.

Ходить по территории лагеря можно свободно, если за ограду не выходишь, и в нерабочее время. Есть библиотека и есть даже театр, его сидящие белые офицеры организовали и в нем играют.

С мытьем дело обстоит так: в теплое время под конвоем сидельцы партиями ходят на Оку и там моются. В холодное время – водят в городские бани. Для борьбы со вшами есть аппарат, только пуговицы из рога в нем портятся, так что лучше их отпороть, а потом пришить.

Услышав насчет Оки, народ переглянулся, вспомнив рассказ встречавшего их начальника, но ничего вслух не сказали.

Вскоре наступил обед, и здешний обитатель про него не соврал.

Постельного белья не выдали, сказали, что с ним туго, и его берегут на холодное время. Одежду тоже выдают только тем, у кого с ней совсем швах. Были тут такие, у кого есть только шинель (не сильно целая) и бывшие кальсоны, ныне их остатки можно назвать набедренной повязкой, если бы сидельцы такое видели раньше. Да, остатки кальсон были не у всех.

«Ну что, Петрович, ино побредем еще», – как сказала жена протопопа Аввакума мужу и побрела в Сибирь дальше. И они тоже побрели по дороге своей судьбы, а то, что пока сидят в одном месте, а не бредут – это не существенно. Жизнь-то проходит, даже если ноги не двигаются. Если найдется в бывшем монастыре новый Зенон, то сочинит апорию о движении у сидящего в лагере. Или даже не одну.