На обложке: памятник Шерлоку Холмсу в Лондоне работы Джона Даблдея. Жанровая картинка: некая яхта у берегов Большой Ялты.

Первого июня, просмотрев в инете свежие новости и не найдя ничего интересного, Жаров запер дверь редакции и отправился на море, полагая, что в день открытия сезона на пляже будет еще не так много народу. Утро было ярким, солнце играло на стеклах витрин, верхняя Ялта, мелькая в проемах улиц, таяла в темно-синей дымке. Жаров шел по набережной, шлепая вьетнамками.

Он всегда мог выкроить часок, чтобы искупаться, поскольку газета «Крымский криминальный курьер» была его собственностью, он являлся единственным ее сотрудником, никому не подчинялся и ни от кого не зависел. Впрочем, последнее спорно: есть и городская администрация, и Управление внутренних дел, и лично следователь Пилипенко – друг детства Виктора Жарова, его пожизненный инспектор. Все это, особенно Пилипенко, так или иначе влияло и на журналиста, и на политику его газеты.

Купался он обычно на ближайшем пляже, что принадлежал гостинице «Ореанда» и в народе назывался «Интурист». Простым смертным вход туда заказан, надо либо жить в гостинице, либо платить по особому тарифу. Жаров не был простым смертным: все в городе его знали и пускали практически куда угодно. Ялтинцы, вообще, считают дурным тоном ходить на море за деньги: у каждого есть на каком-нибудь пляже свой человек. Жаров уже было направился к проходной «Интуриста», издали пытаясь разглядеть, кто сегодня дежурит, Митька или Петька, которые принимали его с одинаковым радушием, как его внимание привлек парус, полным курсом режущий прямо к берегу.

Сначала ему показалось, что судно собирается развернуться и пристать к одному из волноломов, что разделяли побережье на сектора-пляжи, но на палубе не наблюдалось никакого движения.

– Спят они, что ли? – пробурчал Жаров, впрочем, уже понимая, что на борту что-то стряслось.

Судя по скорости яхты, она не могла совершить подобного маневра, даже если бы команда выскочила на палубу и начала маневр немедленно. Жаров прикинул место, куда стремился парусник: это был третий от «Интуриста» пляж. Сотня строк в хронику происшествий обеспечена, – рассеянно подумал он, даже и не представляя, какая запутанная, драматическая и страшная история начинается прямо на его глазах.

Теперь уже не имело значения, что Жаров был свободным журналистом: работа сама нашла его – в тот момент, когда он меньше всего этого желал.

* * *

Искупаться Жарову все же пришлось. Яхта села на мель метрах в десяти от берега, несколько курортников уже окружили ее, а какая-то девица даже забралась на борт. Жаров разделся, перепрыгнув упавшие шорты и отшвырнув на ходу футболку с полотенцем. Места аварии он достиг в несколько широких взмахов.

Глубина здесь была выше человеческого роста, яхта, накренившись, возвышалась над Жаровым, а он балансировал на плаву, задрав голову. Рядом барахтался какой-то лысый господин.

– Приплыли, – с мрачным удовлетворением констатировал он. – То ли пьяные все там валяются, то ли… – он замолчал, многозначительно подняв палец и, потеряв от этого плавучесть, стал с поднятым пальцем погружаться. Жаров в который раз в жизни поймал себя на подлой мысли: как профессионалу ему, конечно, хотелось согласиться с тем, чего не договорил лысый господин.

Подтверждение последовало немедленно: миниатюрная фигурка любопытной девушки возникла над перилами. Ее лицо выглядело испуганным. Ни слова ни говоря, девушка спрыгнула в воду и быстро поплыла к берегу. Жаров устремился за нею, догнал, когда она уже выкарабкивалась из воды, спотыкаясь и шелестя галькой. Он поддержал ее за мокрый локоть.

Девушка обратила к нему свое удивительно красивое, но теперь искаженное недоумением и страхом лицо:

– Там никого нет! – воскликнула она.

Жаров обернулся. Трое курортников, в том числе, и лысый, лезли на борт аварийного судна. Надо было это прекратить.

– Эй, послушайте! – крикнул им Жаров. – Не трогайте там ничего. Это работа милиции.

Двое зевак замерли на палубе, но лысый уже скрылся в рубке. Энергично размахивая руками, девушка поднималась по пляжу. Жаров шел следом, подбирая свои разбросанные вещи. Выудив из кармана шортов мобильный телефон, он на секунду задумался: кому позвонить? Пилипенку, следователя отдела убийств, беспокоить по такому поводу не стоило. Лучше вызвать кого-нибудь другого из системы, например, лейтенанта Клюева. Жаров плюхнулся рядом с девушкой, которая спешно одевалась над своим лежаком, и в двух словах объяснил Клюеву ситуацию. Тот сказал, что прибудет немедленно.

– А вы никуда не уходите, – сказал Жаров девушке, которая уже закинула соломенную сумку на плечо. – Всех свидетелей просят остаться на месте.

Лейтенант Клюев ни о чем таком не просил, но Жаров, не первый год работая с системой, знал, что свидетельницу необходимо задержать. Ничто не мешало суммировать приятное с полезным – она была чудо как хороша: хрупкая и маленькая, словно Дюймовочка, с большими серыми глазами, пушистой копной каштановых волос… Жаров был убежденным холостяком, в том смысле, что жениться собирался исключительно на самой красивой девушке в мире, а эта вполне подходила под такое определение.

Она повела плечиками и присела на лежак. Жаров бросился обратно в воду. Взобраться на борт яхты не составляло труда: с транца свисала платформа для купания.

Едва поднявшись, Жаров понял, как управлялась яхта, и почему ей не был нужен рулевой. На корме торчало нехитрое устройство-флюгер, которое ставило румпель согласно перемене ветра. Лавировать и совершать повороты оверштаг такое приспособление, конечно, не может, а вот идти с попутным ветром – сколько угодно. Именно это и проделала яхта на автопилоте, воткнувшись в конце концов в прибрежную мель.

Жаров обогнул рубку и вышел на бак. Там стояли двое курортников.

– Мы никуда не лезем, – сказал один. – А вот внизу уже есть человек.

Жаров кивнул.

– Так вы из милиции? – спросил другой.

– Да, – будничным голосом соврал журналист, давно привыкший к такой роли, тем более, что из одежды на нем были одни плавки и показывать свое липовое удостоверение, которым он иногда пользовался, ему не придется. – Мои коллеги сейчас прибудут, – добавил он.

При беглом осмотре палубы и надстройки Жаров не обнаружил ничего необычного. Он неплохо разбирался в маломерных судах и знал, что может и должно быть на яхте такого класса. Спасательные пояса лежали в рундуке, ими не пользовались. Жаров приподнял крышку форпика, где обычно хранились паруса. Недостающий трисель был там, плотно уложенный: вероятно, его не поднимали с момента выхода яхты в море… Откуда и куда она шла? Ну, это преждевременный вопрос.

Жаров смерил глазами паруса, надутые ветром, бессильно тянувшим яхту вперед. В форпике было гораздо больше места, чем требовалось для того, чтобы уложить их. Что-то еще могло быть в этом отсеке…

Лысый господин тем временем неуклюже выкарабкивался в кокпит.

– Там, – сказал он, мелко подергивая пальцем сверху вниз, – на кухне… Как ее?

– На камбузе, – поправил Жаров.

– Вот-вот! На камбузе. Такого не может быть. Посмотрите.

Жаров спустился в рубку, ловко ухватясь обеими руками за поручни трапа. На полу валялась груда бумаг, поблескивали навигационные инструменты: все это съехало с небольшого штурманского столика при ударе корпуса о грунт. Судовой журнал лежал поверх прочего, Жаров преодолел соблазн заглянуть в него.

Налево был камбуз, направо – гальюн. Какой-то шум не давал покоя, некий немыслимый в данных обстоятельствах звук… Он раздавался из камбуза, дверца которого была распахнута, отвалившись из-за общего крена судна.

Лысый был прав: то, что происходило на газовой плите, было совершенно невероятным – газ горел синим махровым цветком, а на решетке, прикрепленный специальными зажимами от качки, во всю кипел кофейник. Металлическая крышечка дребезжала на фоне шороха пара. Это и был тот самый звук, более уместный, скажем, в жилище холостяка, нежели на брошенной яхте.

Жаров, конечно, знал, что трогать здесь ничего нельзя, но все же выключил плиту: пока наряд приедет, вода в кофейнике выкипит и вообще может начаться пожар.

Сразу вспомнилась «Мария Целеста», которую обнаружили в Атлантике где-то в девятнадцатом веке. Там вроде бы также кипел на плите кофейник, а экипаж парусника просто исчез.

Жаров двинулся дальше. Через незадраенную дверь открывалась просторная каюта, отделанная красным деревом. Она заканчивалась платяным шкафом, который имел общую стенку с форпиком. На этом расположение яхты исчерпывалось. Небольшая, метров десяти в длину крейсерская яхта. На ней можно свершить кругосветное путешествие, будь здесь навигационное оборудование. Но такового не наблюдалось и судно могло безопасно идти лишь в виду берега или, скажем, срезать угол от Одессы до мыса Тарханкут, а далее двигаться уже Крымским побережьем. Судя по надписи на корме, яхта «Леокадия» была приписана к порту Одесса и, скорее всего, пришла именно оттуда. О том, что плавание было недолгим, Жаров понял по состоянию запасов еды на камбузе. В небольшом холодильнике, питавшимся от аккумуляторной батареи, лежало несколько контейнеров с готовыми обедами для яхтсменов, годных, чтобы их быстро разогреть на плите, надрезанная пачка масла, пакет молока и треугольный брусок сыра. Никто не собирался отправляться на «Леокадии» в какое-то дальнее плавание.

* * *

Лейтенант Клюев привез с собой оперативника. Жаров коротко поведал о своих впечатлениях от осмотра борта.

– Свяжись с вертолетной площадкой, – сказал он Клюеву. – Меня они вряд ли послушают.

Лейтенант кивнул и достал мобильник…

Все любопытные, побывавшие на борту яхты, были переписаны и отпущены: возможно, понадобятся их показания. Яхту решили доставить в грузовой порт и тщательно осмотреть уже там. Ни Клюев, ни оперативник не горели желанием лезть в воду. В ожидании буксира все трое сидели на пляже.

– Здесь определенно пахнет убийством, – мрачно заметил лейтенант Клюев.

– Если вертолетчики не найдут спасшихся… – сказал Жаров.

Вертолет уже был слышен. Вскоре он пролетел довольно низко над пляжем: дрожащая тень скользнула по гальке, раздвоилась, нырнув под волну, через долю секунды полоснула яхту «Леокадию», будто накрыв ее черным крылом. Задача, поставленная по телефону пилоту, была на несколько минут: осмотреть зеркало воды квадратом с десяток километров.

– Пилипенко решил подключиться, – сказал Клюев. – Знаменитая интуиция следователя подсказывает ему, что все это не ограничится утопленником, случайно упавшим за борт.

Помолчали. Вертолет сделал круг и вернулся. У Клюева заверещал мобильник. Звонил пилот: зона поиска оказалась совершенно чистой – никаких утопающих или предметов, принадлежавших яхте.

– Если было убийство, то должен был быть убийца, – проговорил Жаров и тут же вспомнил одну деталь на борту.

Обычно отсеки загружают полностью, на маломерных судах практически не может быть какого-то ненужного свободного места.

– Форпик яхты занят наполовину, – сказал Жаров. – Возможно, там хранилась надувная лодка. На ней либо команда покинула судно, либо мифический убийца. Команда такой яхты могла состоять и из одного человека, которого сбросили за борт.

– А зачем команде покидать судно? – спросил Клюев.

– А что такое форпик? – подал голос оперативник.

– Форпик – это носовой отсек, – сказал Жаров. – Обычно там держат сложенные паруса. А вот на твой риторический вопрос, – повернулся он к лейтенанту, – зачем команда порой покидает судно, да еще бросает свои недокуренные трубки или кипящие чайники, человечество не знает ответа уже несколько столетий.

За левым волноломом показался буксир спасателей, косо идущий к берегу. Тут же на пляже возникла Анюта, корреспондент городской газеты, конкурирующей с «Криминальным курьером» по двум-трем рубрикам. Анюту вызвал сам Жаров, подарив ей легкую сенсацию о крушении с условием, что она перешлет ему фотографии с места события. Журналюга тут же принялась снимать, а Жаров побрел восвояси.

Вернувшись в редакцию, он расположился за компьютером и набил несколько слов по горячим следам. Посмотрел в интернете инфо о бригантине «Мария Целеста» (Селеста, Челеста) и был удивлен тем, что судно, прежде, чем с ним произошла знаменитая история с исчезновением команды, довольно долго пользовалось дурной славой из-за неудач. Первый капитан погиб. Несколько раз «Целеста» меняла владельца. В 1869 году, попав в шторм у берегов Новой Шотландии, она была выброшена на берег, точно, как «Леокадия». Жаров подумал, что история, фрагмент которой он наблюдал утром, может быть гораздо глубже… Впрочем, никакого кипящего чайника на «Целесте» не было – обнаружили лишь трубки матросов, и вовсе не дымящиеся, как полагал Жаров, а просто сложенные «в надлежащем месте в кубрике». Это как раз и показалось странным тем, кто нашел покинутую бригантину: ведь мореманы ни при каких обстоятельствах не расставались со своими трубками. Чайник все же был, но кипел на камбузе другого судна – «Морской птицы», что выбросило на американский берег в середине девятнадцатого века. Там же, между прочим, обнаружили если и не трубки, то крепкий запах табака, что стоял в кают-компании. И больше никаких следов экипажа.

Жаров с трепетом погрузился в историю морских загадок и уже через час набросал план статьи, которую смело можно сделать передовицей ближайшего номера – напомнить читателям известные истории прошлого, а в центр поставить сегодняшнее происшествие, плюс хорошие фото, которые расторопная Анюта уже прислала из своей редакции: «Леокадия» стоит, покосившись, над пляжем, «Леокадию» снимает с мели буксир, он же тянет «Леокадию» на тросе прочь. Как журналист, главный редактор и хозяин газеты Жаров опасался лишь одного: что если пресловутая тайна одесской яхты раскроется прежде, чем номер уйдет в печать?

Следователь Пилипенко будто бы услышал мысль своего друга: позвонил, едва она пришла Жарову в голову.

– Не хочешь прогуляться до грузового порта?

– Ты что же – поручаешь это мне? – спросил Жаров.

– Нет. Я тоже приму участие.

– Уже найден труп?

– Нет, – вздохнул Пилипенко. – Но мне очень не нравится эта история. Давай-ка пока так, не светясь. Просто двое любознательных одноклассников в штатском решили осмотреть эту удивительную яхту.

* * *