Сходы в деревне были общие и «частные». Общие сходы характеризовались участием всех или почти всех домохозяйств деревни, и именно на них принимались решения о переделах земли, о передвижении земельных участков, происходила раскладка податей и повинностей, выбиралось «деревенское начальство». На «частные» сходы собиралась часть деревни, улица или несколько улиц либо несколько соседних семейств. Они в основном решали вопросы семейного права; такой сход в большей или меньшей степени выступал как деревенский суд. В пореформенное время созывался примерно три или четыре раза в год так называемый волостной сход, который официально участвовал в волостном управлении и формировании волостных властей. Решения сельских общинных сходов назывались «мирскими приговорами», сформулированными во всеуслышанье на собрании с одновременной или последующей записью. В зависимости от характера рассматриваемого вопроса приговор считался действительным, если на сходе присутствовали, в одних случаях, все домохозяева деревни, в других – не меньше половины, но иногда признавали достаточным явку одной трети и даже одной четверти состава домохозяев. Для приговора о переделах земли необходимо было согласие всех домохозяев; убеждать несогласных принималось множество людей со всех сторон, и как только они уставали всем отвечать, переставали возражать и замолкали, то их молчание тут же принималось за знак согласия. Но так можно было выйти из положения при небольшом числе несогласных. Когда же общество раскалывалось и обиженных было много, разгорались жаркие споры и дело скорее всего заканчивалось компромиссом. Позднее в некоторых общинах применялось голосование, решения на сходах принимались по большинству голосов, при этом мнение незначительного числа лиц, голосовавших против, попросту игнорировалось.

В результате отмены крепостного права в России была юридически закреплена должность сельского старосты – выборного должностного лица сельского общества. Его права и обязанности были закреплены в «Общем Положении о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, от 19 февраля 1861 г.». Избирался он сельским сходом на трехгодичный срок. По административным делам сельский староста находился в подчинении у волостного старшины, земского начальника, непременного члена по крестьянским делам присутствия и др.; по полицейским – полицейскому уряднику, становому приставу, уездному исправнику и др. В то же время он зависел от общины, которая его выбирала, контролировала его работу, назначала плату за труд. Староста созывал и распускал сход, объявлял повестку, утверждал решения схода, приводил их в исполнение. Он следил за целостностью меж, за состоянием дорог, мостов, гатей на вверенном ему участке, за сбором взносов, исполнением повинностей и договоров, за порядком в общественных местах. Он должен был принимать меры по сохранению правопорядка и общественного спокойствия, задерживать лиц без документов, беглых солдат. Староста организовывал в случае необходимости борьбу с пожаром, наводнением, эпидемией и т. д. Ведомству старосты подлежали все лица податных сословий, проживавшие на подведомственной ему территории. Он имел право за маловажные проступки сажать под арест до двух дней, штрафовать до 1 руб. или назначать общественные работы до двух дней. Таким образом «Общее Положение» превратило старосту в полицейского. В ряде общин наряду с официальным сельским старостой был и неофициальный (иногда его называли «полевым» старостой). Он выступал как распорядитель и устроитель общественных интересов, собирал крестьян на общественные работы, следил за исправностью изгороди вокруг мирского поля, разбирал дела о потравах и запашках чужих полей. Двухаршинной дубинкой, символом своей власти, он постукивал под окном того хозяина, чье небрежное огораживание привело к потраве. Затем дубинка втыкалась в землю и стояла под окном до тех пор, пока приказание старосты не бывало исполнено. Если же воткнутая дубинка не производила впечатления, то «полевой» староста обращался к сельскому⁶.

В целом русская община во многом отличалось от западноевропейской. Главной и отличительной особенностью ее были переделы земли, которые отсутствовали в западноевропейской общине, где общинники владели землей в неизменной доле. Общинной собственностью называлось право собственности на землю, принадлежащее обществу сельских обывателей, отдельные члены которого имели лишь право совместного или обособленного пользования землей. Общинная собственность характеризовалась следующими признаками: а) субъектом права собственности являлся союз сельских обывателей как юридическое лицо; б) объектом права собственности могла быть лишь недвижимость, и притом только земля, находящаяся вне черты городов или местечек; в) членам союза принадлежало пользование землею или сообща, или на особо отведенном каждому участке⁷.

Для определения земельного надела по Местному положению для великороссийских губерний вся территория делилась на три полосы: нечерноземную, черноземную и степную. Эти полосы, в свою очередь, делились на местности (нечерноземная – на девять, черноземная – на восемь, степная – на двенадцать), для каждой из которых устанавливался особый душевой земельный надел. Земля распределялась по ревизским душам (то есть женщинам земля не отводилась). В состав душевого надела входила как «усадебная оседлость», так и полевой надел, включавший в себя пахотные, пастбищные и сенокосные земли. Для черноземной и нечерноземной полос устанавливался высший и низший душевые наделы, причем низший составлял одну треть высшего. В степной полосе устанавливался один так называемый указный надел. На практике наибольший по размерам надел устанавливался там, где земля представляла незначительную ценность, как, например, в северных уездах; там же, где земля ценилась дорого, наделы были минимальны. Установленные «Положением» нормы душевого надела, как правило, были ниже того количества земли, которое находилось у крестьян до реформы. Это давало возможность помещикам отрезать в свою пользу ту часть земли, которая превышала высший душевой надел. Данная ситуация привела к появлению печально знаменитых «отрезков», которые в черноземных губерниях составляли порой от 40 до 60 % обрабатываемой крестьянами земли (в других регионах меньше, но также значительно). Кроме того, в ряде случаев помещик имел право отрезать землю даже тогда, когда крестьянские наделы не превышали нормы высшего душевого надела. По Положению, это делалось, если в распоряжении помещика оставалось в черноземной и в нечерноземной полосе менее одной трети общего количества удобной земли, а в степной полосе – менее половины. Тогда помещик имел право сохранить за собой в первом случае одну треть, а во втором – половину «общей совокупности принадлежащих ему земель».

Если же крестьянский надел оказывался ниже установленного наименьшего размера душевого надела, то помещик либо должен был увеличить таковой, либо соответственно снизить повинности за пользование землей. Помещики имели право без согласия на то крестьян производить «разверстание угодий к одним местам», то есть предоставлять крестьянам земли в другом месте, а также переносить крестьянские усадьбы. Помимо этого, помещики имели право обменивать крестьянские земли. «Независимо от полюбовных соглашений помещику предоставляется во всякое время для приведения в исполнение своих хозяйственных предприятий… требовать от крестьян обмена необходимых ему участков из земли, отведенной в постоянное пользование крестьян». Этот обмен мог производиться, если на крестьянских наделах обнаруживали залежи торфа, минеральных источников и т. п., а также при желании помещика «провести по крестьянским угодьям дорогу или прогон».

Таким образом, по закону за помещиками признавалось право собственности на всю землю в их имениях, в том числе и на крестьянскую, которую те ранее обрабатывали в качестве своих наделов. Крестьяне получали наделы не в собственность, а в пользование, взамен за отработку повинностей (оброка и барщины) до полного выкупа земли у помещика. Крестьянам предоставлялись не только усадебные земли, избы с огородами, но и полевые наделы, закрепленные за сельской общиной, если они были у них по документам десятой ревизии 1858 г. Не получали землю дворовые крестьяне, крестьяне, переведенные на месячину, рабочие вотчинных мануфактур, крестьяне южного берега Крыма, где находилось много имений членов царской семьи и титулованной знати. Крестьяне не имели права отказаться от надела, но выкуп земли мог осуществиться только «по соглашению сторон», то есть по желанию помещика. В большинстве районов России, которых коснулась аграрная реформа (а это происходило лишь в тех губерниях, где было помещичье землевладение), земля переходила от помещиков не к отдельному крестьянскому хозяйству, а сельской общине в целом, где и производилось распределение наделов между крестьянскими дворами по количеству душ мужского пола. В пределах общины крестьяне не являлись собственниками земли, а лишь ее временными пользователями. Общинная собственность не подлежала купле-продаже. Более того, крестьяне должны были выкупать землю, собственниками которой после выкупа они не становились. Выкуп был обязательным. Если крестьяне отказывались это делать, государство принудительно взыскивало выкупные платежи. Поскольку промышленность еще была слабой и не могла поглотить большое количество рабочих рук, было решено ограничить отток деревенских жителей в города. Поэтому крестьяне не имели права отказаться от надела. Правительство предполагало, что такая мера будет временной, не более девяти лет, но в действительности все это сохранялось вплоть до начала XX в. С этой же целью власти не спешили выдавать паспорта освобожденным крестьянам. Их выдача осложнялась целым рядом условий (прежде всего условием полной уплаты налогов), хотя паспорта в стране были введены еще Петром I. Таким образом, освободившись от крепостного права, крестьяне оказывались в плену общины, в которой сохранялись правила круговой поруки. Вся община несла материальную ответственность за сбор налогов, отработку повинностей, поставку молодых людей на воинскую службу, содержание сельских церквей, школ, дорог и т. п. Община могла уплатить недоимки за беднейших крестьян, но в наказание могла отобрать надел и вернуть его в «мирской котел». Повсеместно сохранялись телесные наказания.

В целом «отрезки» в пользу помещиков по всей России достигали 18 % общей площади надельного фонда, который находился в распоряжении помещичьих крестьян до реформы. Совсем не обеспечивались землей бывшие дворовые. Средний размер крестьянского надела пореформенного периода составлял 3,3 дес. на душу мужского пола, что было меньше, чем до реформы. Реформа 1861 г. означала, что эпоха феодализма в России заканчивалась, но его пережитки еще долгие годы оставались в качестве реальности хозяйственной жизни страны. Это проявилось в том, что помещики не только сохранили огромные землевладения, но и отобрали часть лучших земель у общины, в то время как основная масса крестьян испытывала земельный голод. До 4 млн крепостных крестьян были освобождены совсем без земли или с минимальными наделами. Почти половина крестьян получила участки менее трех десятин, а более 5 % – до одной десятины земли на хозяйство. Это по существу явилось формой экспроприации земли у крестьян в процессе их освобождения. Долгие десятилетия крестьяне оставались в тисках отработок повинностей и выкупных платежей помещикам и правительству, оставаясь при этом неполноправным сословием. Провозглашенное в Манифесте право выбора хозяйственной деятельности в течение многих лет сводилось на нет необходимостью отрабатывать повинности в пользу помещиков за пользование наделами.