Первичный психический процесс формируется согласно принципу удовольствия и есть отражение восприятия в созерцании. Вторичный психический процесс формируется согласно принципу смерти и есть отражение восприятия в описании. Первичный процесс есть созерцание реальности; вторичный процесс есть описание реальности.
Душевная деятельность при образовании сновидения разлагается на две функции: на составление мыслей, скрывающихся за сновидением, и на превращение таковых в содержание сновидения. Первичный и вторичный процессы получили своё название от начального выстраивания сновидения, его первичной обработки и затем последующей вторичной обработки, после которой следует показ сновидения спящему. Вторичная обработка сновидений повторяет свою работу, как и в случае вторичной обработки восприятий. Сам вторичный процесс, а именно система воспоминания о словах даёт независимость от неудовольствия. Вкусив плод с древа познания, люди покинули рай – покинули царство принципа удовольствия и вступили в царство принципа смерти.
Первичный процесс способствует прохождению всякого раздражения, чтобы с помощью накопленной таким образом величины последнего образовать идентичность восприятия; вторичный процесс преобразовывает описание раздражения, чтобы образовать идентичность мышления воспринимаемой реальности. Всё мышление есть лишь обходной путь от принимаемого в качестве целевого представления воспоминания об удовлетворении до идентичного овладения тем же воспоминанием. Что достигается вновь через посредство моторной системы. Здесь появляется воображение и цензура. Мышление должно интересоваться соединительными путями между представлениями, не давая вводить себя в заблуждение интенсивностью их нагрузки. Сгущение нагрузки представлений и принцип удовольствия (принцип неприятного ощущения) ставят препятствия на пути к достижению идентичности мышления. Первоначально запуская воображение, позже через регрессию восприятия галлюцинации. Тенденция мышления должна, таким образом, клониться в сторону освобождения от исключительного господства принципа неприятного ощущения; должна ограничивать до минимума развитие аффектов. Чем и занимается в том числе в процессе вытеснения.
Появление соединительных путей между представлениями означает объединение представлений. Что приводит к умножению нагрузки конкретного представления путём предоставления общего доступа каждого из объединённых представлений ко всей суммированной нагрузки.
Первичный процесс оперирует предметными представлениями. Сгущение и сдвигание являются схемами объединения в первичном процессе. Вторичный процесс полностью обнимает представление, оперируя и предметной частью, и его словесным описанием. Сгущение становится метафорой, сдвигание зовётся метонимией.
Первичный процесс находится вне времени и характеризуется отсутствием отрицания, сомнения и различных степеней достоверности. Поскольку (поэтому) допускает любое объединение, в том числе противоречивое.
Между первичным и вторичным процессами появляется цензура. Требование рационального, требование порядка. Ordnung muss sein – порядок должен быть. Появление цензуры свидетельствует о существовании закона речи – состоящего из десяти заповедей.
Вторичный процесс характеризуется рациональностью и порядком, обусловленными законом речи, и опорой на внешнее, на реальность. Вторичный процесс создаёт фактор реальности. Который ставит под контроль воображение.
Но не фантазию. Таким образом, можем прояснить разницу между воображением и фантазией. Воображение есть фантазия и её оценка со стороны фактора реальности.
Строго говоря, между первичным и вторичным процессами появляется не только цензура, но и воображение. Однако, по обманке животного функцией продолжения рода мы знаем, что у животных тоже есть воображение. Точнее фантазия, зависящая от упомянутой сексуальной функции. Фантазия характерна для любого вида, разделённого на пары, цензура особенность второй сигнальной системы Павлова.
Воображение есть мимолётное восприятие стыка (сцепки) вторичного процесса с первичным. Воображение есть регрессия мышления до антиномии первичного процесса.
С помощью механизма регрессии первичный процесс посредством вторичной обработки объединяет словеса, например, остроту, замещающее представление вытеснения, речь при шизофрении. В момент регрессии субъект может не узнавать свои мысли и тогда распознаёт в работе регрессии чужие голоса. Нормальное мышление есть царство вторичного процесса. Не нормальное – сон и симптомы есть царство первичного процесса. Работа воображения является исключением. Острота есть результат работы воображения. Острота есть разрешённая цензурой работа антиномии первичного процесса. Точнее, вторичная обработка, допускающая противоречивые, на первый взгляд, объединения слов.
Острота есть неосознанная работа сознания, удовлетворяющая цензуре.
В данной работе для нас важно понимать схемы работы первичного и вторичного процессов при создании замещающего представления.
Лакан говорит, что поэту не обязательно понимать, о чём он слагает поэмы, писателю – о чём пишет романы, в этом их гениальность. В полной мере это касается Фёдора Михайловича Достоевского. В романе «Братья Карамазовы» описан Эдипов комплекс – мифическое убийство праотца орды. Удивительно, как Фройд не распознал Эдипов комплекс в романе и спорил с его главной мыслью. И оставил потомкам изречение: «позднейшие трагедии рока не имели почти никакого успеха».
В данной части работы комплекс Эдипа интересует нас своим рождающим человека потопом, разделяющим жизнь на допотопную по характеристике первичного процесса и после потопную – культурную, человеческую по характеристике вторичного процесса.
Действующие лица романа, вокруг которых разыгрывается трагедия Эдипа: Фёдор Павлович Карамазов тёзка автора, дворянин и четверо его детей:
– Митя, Дмитрий Фёдорович Карамазов старший сын, офицер, дворянин;
– Иван Фёдорович Карамазов атеист, дворянин;
– Лёшенька, Алексей Федорович Карамазов воцерковлённый, дворянин;
– и Павел Фёдорович Смердяков обратная тёзка отца, внебрачный сын, единственный представитель народа.
Есть ещё в романе неназванный рассказчик, от лица которого идёт повествование.
В романе первичный и вторичный процессы разделены фамилией. Карамазовы, карамазовщина – это первичный процесс; Смердяков – вторичный. Но! Смердяков в романе представлен в нескольких ипостасях: в качестве главного героя, проходящего путь Эдипа, и в качестве неназванного рассказчика, на века прославляющего подвиг Эдипа – бросить вызов отцу, отбить у него женщину, жениться на ней и жить счастливо. Поэтому смердяковщина стала описанием не вторичного процесса, а комплекса Эдипа. Это описание духовной борьбы молодых людей со отжившим строем родителей – «Перемен! – требуют наши сердца». Поэтому обвинять Смердякова в нелюбви к родине – к России, ко всему русскому – всё равно, что обвинять Гражданскую оборону Летова за его критикующие Совок песни в развале СССР. И это очередное описание садизма – любой подросток, тем более пацан на садистско-анальной стадии думает, что удовольствие есть садо-мазо.
Смердяков в качестве неназванного рассказчика романа есть главный герой, преодолевший комплекс Эдипа. Герой, который овладел речью, письмом – вторичным процессом и поэтому стал человеком. Стать человеком означает получить субъектность. Человек есть субъект. По отношению к слову, к речи, к богу.
Разница между первичным и вторичным процессами показана в романе разницей между эмоциональными Карамазовыми, включая описание Павла Фёдоровича до мифического убийства праотца, и тем же, но уже отрешённым Смердяковым после убийства. А также Смердяковым в роли пусть и эмоционального, но ироничного рассказчика, сидящего в окружении внуков, слушающих трагедию Эдипа на личном примере дедушки, то есть уловив описание рассказчика в романе через его иронию, особенно разлитую в описании судебного процесса над невиновным Митей: к не предоставившим прямых доказательств полиции во главе с прокурором, к гремевшему по всей России адвокату, весь талант которого оказался способным всего лишь отзеркалить позицию прокурора. И вся эта ирония разливается в хвалебной оде «конечно победившему адвокату». Ирония яркий признак вторичного процесса.
Импульсивные, то есть горячие суть не адекватные Карамазовы есть художественное описание первичного процесса, и вечно замерзающий, то есть холодный суть трезвомыслящий Смердяков есть художественное описание вторичного процесса. Ироничный суть адекватный неназванный рассказчик также раскрывает описание вторичного процесса.
Единственный раз, когда ирония отказала рассказчику, в названии города, типично смердяковская любовь-презрение к родине, ко всему русскому, есть художественная необходимость – философское завещание Достоевского нам его потомкам. Как и говорящее название романа.
Также надо понимать, что неадекватность отца братьев Карамазовых в некотором смысле напускная – шутовская, необходимая для успешного прохождения сыновьями Эдипова комплекса. «Со смертью играю, смел и дерзок мой трюк… Скажут с улыбкой: Храбрый шут. Да, я шут, я циркач, так что же». Цитата из романа: «Вы думаете, что я всегда так лгу и шутов изображаю? Знайте же, что это я всё время нарочно, чтобы вас испробовать, так представлялся».
Обратное поименование Фёдора Павловича с Павлом Фёдоровичем указывает, что в миру неназванный рассказчик зовётся Фёдором Павловичем Карамазовым. Чей рассказ о личном подвиге Эдипа внукам происходит в родовой усадьбе, описываемой в романе в качестве жилища Карамазовых. То есть, отец братьев есть третья ипостась Смердякова – Смердякова, успешно прошедшего Эдипов комплекс и родившего сыновей. А через них своих слушателей – внуков.
При воспитании отцу необязательно всегда быть логичным. Более того, как правило, дети не понимают законов отца, его логику – принимают их на веру. Поэтому, наказывая ребёнка в порыве страсти, не обязательно что-то говорить при этом, объяснять за что прилетело – сам поймёт. Главное не переусердствовать в рукоприкладстве – как учил Аристотель в Никомаховой этике – во всём придерживайтесь умеренности.
Поэтому Фёдор Павлович Достоевский-Карамазов положительный герой романа, который заканчивается его чествованием – Ура Карамазову!
Дальше нам станет понятно, каким образом вытесненное представление благодаря импульсу первичного процесса рождает потомков, связанных с ним логикой в соответствии с непротиворечивым вторичным процессом и потому допускаемых до сознания цензурой. Потомков, которые станут замещающим представлением вытеснения.
О проекте
О подписке
Другие проекты
